БАКУМЕНКО В.М.

Москва

ВЕЛИКИЙ МЫСЛИТЕЛЬ УКРАИНЫ

ГРИГОРИЙ СКОВОРОДА

Давно замечено пристальное внимание исследователей культуры прошлого к XVIII столетию. Объясняется оно ещё и тем обстоятельством, что это был век Григория Саввича Сковороды (1722-1794). Что способствовало тогда появлению такого мыслителя, поэта, музыканта, масштабом Личности напоминающего гигантов предыдущих эпох? В XVIII веке были и другие мыслители, великие таланты, но именно в лице Г.С. Сковороды история сфокусировала неповторимый образ, ставший символом и голосом народа Украины.

Проучившись четыре года в Киевской Академии, Григорий Сковорода был отобран за редкий голос в петербургскую Придворную певческую капеллу. Весьма успешно прослужив там три года и получив почётное звание придворного уставщика, Сковорода попросил отпустить его в Киев для завершения учёбы. Он очень быстро наверстал упущенное и вскоре вернул себе славу одного из лучших «спудеев» Академии. Но этого ему показалось недостаточно, и Сковорода в 1750 году отправился за границу. Во время своих европейских встреч Григорий Сковорода сумел, как пишет его первый биограф Михаил Ковалинский, доставить себе знакомство и приязнь учёных, а с ними новые познания, каковых не имел и не мог иметь в своём отечестве; значительно усовершенствовался он во владении языками – латинским, греческим, немецким. Но самое главное, что трёхлетнее пребывание за границей прибавило к жизненному опыту Григория Сковороды одно наблюдение, на котором он потом часто будет останавливаться в беседах, письмах, стихотворениях, философской прозе: «Не ищи счастья за морем, не проси его у человека, не странствуй по планетам, не волочись по дворцам, не ползай по шаре земном, не броди по Иерусалимам… Воздух и солнце всегда с тобой».

* * *

По возвращении в Украину Григорий Сковорода получил приглашение читать курс пиитики в Переяславском Коллегиуме. Став преподавателем, Сковорода составил собственную учебную «систему». Это был трактат по теории стихосложения «Рассуждение о поэзии». Поскольку рукопись трактата не сохранилась, исследователи предполагают, что основной его пафос состоял в противопоставлении новаторской силлабо-тонической системы Ломоносова-Тредиаковского с обветшалым каноном прошлого. Вероятно, трактат Сковороды содержал нечто такое, что не соответствовало господствующим тогда вкусам, поскольку епископ Иоанн Козлович высказал о нём критическое мнение. Сковорода проигнорировал эти замечания и продолжал читать свой курс, ничего в нём не изменив. Когда же епископ потребовал письменное объяснение, Григорий Саввич ответил, что в своих суждениях о поэзии исходит из мнений профессионалов, а не любительских впечатлений не вполне сведущих лиц. При этом он прибавил латинскую пословицу: «Иное дело пастырский жезл, а иное пастушья свирель…».

Так было положено начало мытарствам Григория Сковороды. Но именно странствия и отвоёванная свобода распоряжаться собой и своим временем помогли Григорию Сковороде окончательно осознать своё предназначение.

Первая поэтическая книга Григория Сковороды «Сад божественных песней» открывает нам безбрежность и напряжённость, мучительность и подвижничество душевной жизни и духовных переживаний поэта. Вся поэзия и поэтика Сковороды выросла на народной песенной основе, народной традиции, хотя это было абсолютно новое слово, обогатившее отечественную литературу.

Григорий Сковорода не случайно назвал свои стихотворения песнями. Большинство из них и было предназначено для пения. Поэт и мелодии к ним сочинил сам. Стихи-песни написаны в имении Каврай, где Сковорода был домашним учителем у помещика Степана Томара.

В 1758 году судьба Григория Сковороды снова круто меняется. По рекомендации Гервасия Якубовича он получает место учителя пиитики в Харьковском Коллегиуме. Приступив к исполнению своих обязанностей, Сковорода снова столкнулся с проблемой, которая всегда встаёт перед ищущим и пытливым педагогом. Как вести обучение? Следует ли ориентироваться на индивидуальные способности учеников или же, во избежание одностороннего развития своих подопечных, наделять всех знаниями во всех областях в полном объёме? На этот счёт у Сковороды сложилось своё мнение, которое было развито в целую теорию, не только педагогическую, но и философскую.

Сковорода любил свой предмет и искренне желал, чтобы это чувство передалось его ученикам. Он открывал им секреты рифмовки, знакомил с разнообразием ритмических возможностей стихотворной речи. На уроках разбирались шедевры античных авторов, стихотворения поэтов Средневековья, рассматривались и особенности поэтических жанров. Сковорода учил не только читать стихи, но и сочинять их. Но очень скоро он заметил, что его предмет не интересует большинство учеников. И тогда он в басне изложил совершенно справедливое практическое предложение: зачем зря мучить молодых людей чуждым им занятиям? Идея Сковороды нашла поддержку преосвященного Иоасафа Миткевича, который и освободил от занятий более 40 учеников. Не знал тогда Сковорода, что своей басней напророчил перемену и в своей судьбе: его «доброжелатель» Якубович предпринял попытку «захомутать» свободолюбивого Сковороду, получив такую рекомендацию Миткевича: «Таких людей, как Сковорода, нужно беречь. Беречь, как многоценный бисер. Если Григорий примет монашеский постриг, он тем самым ещё более привяжется к заботам училища. Да и не будет белой вороной среди учителей-иноков. Главное же – перед ним распахнётся лестница к высшим духовным званиям. Подобный иерарх, блистающий учёностью и бескорыстием, украсил бы любую епархию».

Не поняли святые отцы главное: Григорий Сковорода по своему божественному дару просто не мог быть «как все». Он им и высказал своё мнение на сей счёт: «Разве вы хотите, чтоб я умножил число фарисеев? Ешьте жирно, пейте сладко, одевайтесь мягко и монашествуйте! А Сковорода полагает монашество в жизни нестяжательной, малодовольстве, воздержанности, в лишении всего ненужного, дабы приобресть всенужнейшее, в отвержении всех прихотей, дабы сохранить себя самого в целости, во обуздании самолюбия, дабы удобнее выполнять заповедь любви к ближнему, в искании славы Божией, а не славы человеческой».

После размолвки с Гервасием Якубовичем, Григорий Сковорода обосновался в окрестностях Белгорода, куда его позвал помещик из села Старица. Но вскоре Григорий Саввич, из-за возникшей дружбы с Михаилом Ковалинским, пожелал вернуться к учительской работе. Он попросил синтаксический класс и стал преподавать греческий язык.

История дружбы Сковороды и Ковалинского хорошо известна. Вероятно, в ней воплотилось не реализованное отцовство Сковороды и желание воспитать наследника, последователя. Исключительное попечение Сковороды о Ковалинском вызвало раздражение и ревность. Объявились и «доброжелатели», настраивающие юношу против учителя. Обо всём этом Михаил Ковалинский рассказывает в книге «Жизнь Григория Сковороды». Он оказался достойным учеником своего духовного отца. Неповторимый сюжет этой книги складывался в стенах Харьковского Коллегиума и далеко за его пределами. Сковорода не только был идеальным другом, наставником, но и искусным педагогом. Даже сугубо практические занятия, как овладение языком или навыками к стихотворству, Сковорода строил так, что они превращались в упражнения юного ума в любомудрии. Дружба учителя и ученика длилась до конца жизни Сковороды. Она претерпела много испытаний, но оправдала себя перед историей уже только тем, что Ковалинский написал интереснейшую биографию своего великого учителя и друга, сохранил бесценные для истории письма Сковороды и всячески пропагандировал творческое наследие нашего первого поэта и философа. Исследователи справедливо считают, что переписка учителя и ученика на латинском языке на протяжении многих лет сама по себе может восприниматься как срез духовной культуры XVIII века.

В 1766 году харьковский губернатор Е.А. Щербинин предложил Сковороде вести «курс добронравия» в так называемых «прибавочных классах» для дворянской молодёжи при Харьковском Коллегиуме. Григорий Саввич увлёкся предложением, составил план курса и написал вступительную лекцию «Начальная дверь ко христианскому добронравию». Это было своеобразное введение в философию Сковороды, здесь были намечены все главные темы книг, которые он потом напишет.

Уже тогда, в XVIII столетии, Сковорода был переполнен большой тревогой, считая, что точные науки слишком кичатся своим всемогуществом в ущерб познания человеком самого себя. Философ видел, что многие полезные открытия в науке превращаются в пагубу для людей. Уже тогда он предвидел, что этот процесс будет нарастать. Сковорода не был противником прогресса, он лишь требовал от человека меры, трезвости, дальновидности, а панацеей справедливо считал пристальное внимание людей к духовным проблемам.

Разумеется, и в «прибавочных классах» Сковорода долго не задержался – слишком велико было желание мыслителя быть свободным от всяческой формалистики. Григорий Саввич Сковорода был слишком преждевременный человек, чтобы не быть отторгнутым современниками. Не случайно он так злободневно звучит и поныне, и ещё далеко не понят и не оценён по достоинству.

После окончательного ухода из Харьковского Коллегиума, Г.С. Сковорода жил исключительно за счёт безвозмездных кредитов и приятельских подарков. Слава Богу, что нашлись тогда люди, которые почли для себя честью поддерживать материально поэта и философа. Они прекрасно понимали, что Сковорода ушёл в нищенство добровольно, по убеждению, по духу. Тот факт, что образ Сковороды сохранился в народной памяти, подтверждается многими свидетельствами. Наш известный историк Н.И. Костомаров писал: «Мало можно указать таких народных лиц, каким был Сковорода и которых бы так помнил и уважал народ. На всём пространстве от Острожска (Воронежская губерния) до Киева, во многих домах висят его портреты; всякий грамотный малороссиянин знает о нём; имя его известно очень многим из неграмотного народа; его странническая жизнь – предмет рассказов и анекдотов; в некоторых местах потомки от отцов и дедов знают о местах, которые он посещал, где любил пребывать, и указывают на них с почтением; доброе расположение Сковороды к некоторым из его современников составляет семейную гордость внуков; странствующие певцы усвоили его песни, на храмовом празднике, на торжище нередко можно встретить толпу народа, окружающую этих рапсодов и со слезами умиления слушающую: «Всякому городу нрав и права».

* * *

Во второй половине XIX века, когда учёные и литераторы занялись изучением творческого наследия Григория Сковороды, сразу же возник вопрос: «А где тут система?»

У Григория Сковороды действительно не было «системы» в том смысле, как это понятие трактовалось в общепринятой философской традиции. В его сочинениях почти отсутствует специальная терминология, в них нет и следа последовательного логического конструирования идей. Но Сковорода никогда и не именовал свои сочинения «системой» и философом себя не называл. Свои письма он чаще всего подписывал: «старец», «старчик»,, «пустынник», «любитель священныя Библии»… Будучи уже пятидесяти четырёх лет от роду он в сопроводительном письме к трактату «Икона Алкивиадская» именует себя «студент Григорий Сковорода», предисловие к переводу работы Плутарха «О спокойствии души» подписал: «Любитель и сын мира».

И всё же творческое наследие Григория Сковороды не может быть оценено как философия «без системы», ибо оно отличается внутренним структурным единством. Мысль философа постоянно тяготеет к тому, чтобы воплощаться не на уровне понятий и логических формул, а в виде образов, поэтических аллегорий, символических обобщений. Такой подход в значительной мере способствует постижению его философии рядовым читателем. Ещё три столетия назад Сковорода отрицательно относился ко всяким революциям, мятежам, стихийным выступлениям, как к способу социального переустройства. Великий гуманист справедливо полагал, что совершенство общества находится в прямой зависимости от степени внутреннего совершенства каждого представителя сообщества, к какой бы социальной группе человек ни принадлежал.

Особое место в сочинениях Сковороды занимает Библия. К осмыслению Книги Книг философ возвращался всю жизнь. Особенно активизировался этот процесс в годы работы над трактатами и диалогами «Асхань», «Кольцо», «Жена Лотова», «Потоп Змиин». В своих сочинениях Сковорода сравнивает Библию с лествицей, с обетованной землёй, с ковчегом, с алтарём, солнцем всех планет, с сердцем вечным… Всего в сочинениях Сковороды более пятидесяти метафор, характеризующих его личное восприятие Библии. Актуальность проблемы «символического мира» для Сковороды определяется тем, что Библия для него – совершенный образец символического метода мышления. Этот метод – характернейшая черта его философского стиля. Человек XVIII века, эпохи, казалось бы, резко порвавшей с традициями древнерусской культуры, Сковорода оставался глубоко верен её идеям, принципам и образам. Поиски и открытия Г.С. Сковороды время не сделало философским анахронизмом: он очень созвучен современности по многим параметрам. Это поистине «сердечная философия», раскрытая навстречу человеку. Вот почему в личности мыслителя наиболее ярко проявляются черты того народного мудреца-правдолюба, о котором веками мечтает народ.

Со дня кончины Григория Саввича Сковороды минуло уже 218 лет, а мы и в XXI веке помним великого выразителя чаяний простого человека и внимательнейшим образом вчитываемся в нетленные труды замечательного мыслителя, который нёс в народ Слово о счастье для каждого и для всех. Поистине Великомученик Григорий заслужил вечное поклонение потомков.