Филологические науки. Этно-, социо- и психолингвистика.

К.филол.н. Дашинимаева П.П.

Бурятский государственный университет

Как возможно применить знания нейропсихолингвистики

в методологическом вопросе улучшения нравственности?

Известно, что все проблемы жизнедеятельности группы, общества, государства так или иначе связаны с вопросом морали. И сегодня, как никогда, насущна необходимость в поиске научно-обоснованных путей повышения нравственности общества в целом и индивида в частности. Речь идет о необходимости разработки методологий прикладного гуманистического направления, предлагающих алгоритмы стимуляции когнитивных механизмов с тем, чтобы индивиды учились этически правильно мыслить и тем самым развивали бы свой интеллектуальный потенциал в позитивном русле. Учитывая то, что существует 2500-летний опыт буддийской медитативной практики по укрощению ума, т.е. мышления (в связи с чем религию обоснованно называют не только философией, но и «наукой об уме»), отсутствие прикладных программ по экологии мышления вызывает по меньшей мере недоумение.

Наблюдения показывают, что решению проблемы нравственности не способствуют в частности вера в фатальную предначертанность судьбы и вера в абсолютную генетическую детерминированность характера и поступков индивида. Как нам представляется, здесь первопричина лежит в отсутствии данных бионейрофизиологической природы «что» и «как», которые способствовали бы пониманию самого когнитивного механизма познания-мышления, технологии обретения и развития субъектом тех или иных видов качеств и принципов их видоизменений.

Конечно, обнаружением и описанием подобного рода глобальных теорий должны заниматься целые научно-исследовательские направления и школы с прикладными функциями. Что касается лингвистики и философии, то такие сферы научного знания, как «семантика» и «общая семантика», могли бы соединить свои усилия в разработке обсуждаемых методологий: изучение семантики важно не только с точки зрения дескриптивной науки, но прежде всего с точки зрения морали, поскольку поступки индивида диктуются содержанием его мыслей. Другими словами, как предмет научного исследования семантика не имеет себе равных ни по широте исследуемого материала, ни по его антропологической ценности. Можно вспомнить в этой связи идеи А. Эйнштейна, Н. Бора, М. Хайдеггера и др., настойчиво рекомендовавших связывать практическое применение результатов научных исследований с морально-нравственным аспектом.

Попробуем проиллюстрировать прикладные возможности интеграции семантической теории и базовых психонейролингвистических положений. В качестве исходной эпистемологической точки берется идея о том, что когнитивный механизм актуализации естественного, т.е. неосознанного, мышления может служить источником понимания второго типа мышления – направленного, т.е. осознанного, мышления. Иначе говоря, изучение соотношения неконтролируемого и контролируемого мышления и есть, с нашей точки зрения, основа методологического инструментария исследования и корректировки морально-этических постулатов. Понятно, что подобное исследование возможно при обращении к базовым нейрофизиологическим закономерностям речемышления: их обнаружение обеспечивает понимание того, как следует мыслить, или, как работать над своим умом и сознанием.

К примеру, подрастающий человек должен осознавать то, что каждое восприятие и производство инвективной (сниженной, ненормативной) лексики закрепляет соответствующие нейронные соединения, объективирующие эти лексемы, что таким образом он формирует и развивает не только память плохих слов и навыки их произнесения, но и развивает способности совершать невербальные безнравственные акты, поскольку первый механизм находится в прямой зависимости от второго. Тем самым индивид автоматически накапливает негативный когнитивный опыт. Вот здесь следует ему объяснять, что возможно изменить ситуацию, «мысля мысли» и «мысля хорошие мысли», что возможно управлять мышлением.

В философии процесс сознательного управления мышлением, называемый трансцендированием, обычно сводится к методу, посредством которого следует дойти до онтологической сути объекта, при этом прибегая к редукции языка в гуссерлевском духе. Но, как доказывают открытия в науке, в частности открытие о нейроанатомической изолированности языковой формы от семантических сущностей, нет необходимости тратить ментальные усилия на сознательное отсоединение языкового знака от мыслимого. Другими словами, на бессознательный поток мыслей, который предшествует этапу оречевления, возможно оказывать сознательное «когнитивное давление», направляя его в рамках правильных этических постулатов.

Другими базовыми критериями, которые должны лечь в основу новой гуманистической методологии, должны стать следующие положения, ведущие к далеко идущим последствиям не только в рассматриваемом аспекте, но и в филологических науках в целом.

Во-первых, нейрон начинает активацию во имя личностного результата, т.е. в функционировании нашего организма изначально заложен потенциал совершения поведенческого – физического и ментального – акта (см. работы Ю.И. Александрова, К.В. Анохина и др.). Так, помысленное – это не просто мысль, которую мы воспринимаем как нечто, пробежавшее в голове бесследно, а еще один «слой» формирования и накопления потенциала поведения.

Во-вторых, сегодня доказано, что мозг пластичен, поскольку он приводит специализации клеток к постоянным модификациям, т.е. к новому системогенезу – новому способу согласования клеток. Это означает, что потенциал человека неограничен не только относительно интеллектуального роста индивида, но и нравственного улучшения: если тот нравственный багаж ребенка, который естественным нейрофизиологическим образом пассивно-перцептивно сформировался в наблюдениях за родителями и детьми, с которыми он вступал в контакт, требует корректировки, для этого есть когнитивные условия – способность мозга обеспечивать «переспециализации».

В-третьих, любой навык совершения физического и ментального действия есть следствие кратной активации соответствующих нейронных соединений. Это говорит о том, что субъект формирует навык негативного мышления при регулярном «думании» плохих мыслей. В равной мере их трансформирование в добродетельные мысли требует многократных усилий: чем больше мы заставляем свой ум и сознание останавливать хаос мыслей, ведя их в позитивное русло, тем менее стабильными становятся соответствующие нейронные «нити», которые обеспечивают легкий неосознанный «старт», и тем больше будут укрепляться противоположные – положительные – корреляты. Данный механизм обратной и прямой пропорции работает по принципу сообщающихся сосудов: если добродетель увеличивается, то порок уменьшается.

Понятно, что данные рассуждения являются лишь инференциями, требующими более целенаправленного и тщательного исследования, однако опыт наблюдения когнитивных закономерностей речемышления, в т.ч. интраспективный, позволяет считать подобное методологическое направление достаточно обоснованным.