(Кубанский государственный
университет, г. Краснодар, Россия)
слова со значением абсолютивности (ВСЕ,
ВСЁ, ВСЕГДА)
и слова со значением отрицания (НИКТО,
НИЧТО, НИКОГДА, НИГДЕ) в письмах и
дневниковых текстах Марины Цветаевой
Произведения Марины Цветаевой, ее письма, записные
книжки и сводные тетради насыщены графически маркированными словами и
сочетаниями. Это связано с “хождением по слуху” (М.И. Цветаева)[1]:
стремлением передать интонацию слова, отразить его семантические метаморфозы,
“мерцающие” личностные смыслы”.
В эпистолярных
и дневниковых текстах такими словами являются все, всё, всегда, никто,
ничто, никогда, нигде. Данные
Словаря поэтического языка Марины Цветаевой позволяют утверждать, что и в
поэзии этим словам придавалось немаловажное значение[2].
Анализ более 300 контекстов из писем, сводных тетрадей и записных книжек, включающих
в себя слова со значением абсолютивности и отрицательные слова, показал
следующее.
Названные
слова в анализируемых текстах маркируются различными способами: 1) одинарным
подчеркиванием (в печатном варианте передается светлым курсивом), 2) написанием
слова печатными буквами (в печатной
варианте – прописными буквами)[3],
3) разбивкой на слоги с помощью дефиса и тире, ударением.
Слова
со значением абсолютивности
обозначают включенность предметов реального мира во внутренний мир автора, во
все связи и отношения с объектами этой второй реальности, устанавливая между
ними личностно значимую связь. Отрицательные местоимения и наречия – это знак отрицания/отсутствия кого-либо/чего-либо в
определенных ситуациях и выражают эмоции и чувства автора.
Частотность
употребления слов семантической безысключительности (по В.П. Белянину) в речи
возрастает в состоянии эмоциональной напряженности, когда категоричность утверждений
и резкость оценок возрастает и в то же время усиливается нерешительность
говорящего или пишущего. К словам со значением относятся наречия и местоимения
с абсолютивной семантикой вечно, всегда, никогда, никто[4].
Круг слов с абсолютивным значением в поэтическом языке М.И. Цветаевой
значительно шире: все, всё, всегда, везде, всюду, никто, ничто, ничего,
никогда, нигде. И их маркированное употребление в эпистолярном и
дневниковых текстах объясняется как эмоциональными причинами, так и особой
ролью этих слов в концептуальной картине мира поэта. Прежде всего, оно обусловлено
интровертной установкой на общение с адресатом письма и с собой как адресатом
дневниковых текстов, установкой на познание мира через себя, а значит –
подробное изложение своих взглядов, оценок[5].
Письма содержат подробную информацию не только о бытовой стороне жизни поэта,
но и о её внутренних переживаниях М.И. Цветаевой. Эпистолярный текст является
как бы “зеркалом”, отражающим богатый мир всё объемлющей Души Поэта (как
“вместилище” познаваемого Бытия), что подтверждают такие строки: “Люблю тебя.
Ярмарки, ослиные таратайки, Рильке – всё, всё в тебя, в твою огромную реку (не
хочу – в море!)” (Б.Л. Пастернаку.23.05.1923 г. VI, 253). Этому признанию М.И. Цветаевой не противоречит
тезис о единении поэта и жизни: “Люблю всё, от чего у меня высоко бьётся
сердце. В этом – всё” (7.05.1920 г. НЗК, II,159). Присутствие в письмах Цветаевой
определительного местоимения всё в значении неодушевленного
собирательного существительного ср. рода, образованного от весь - “определение чего-либо как нераздельного, взятого в
полном объеме”[6] - подтверждает сему “безысключительности”,
“всеохватности” этого важного в
языковом сознании М.И. Цветаевой слова: Знайте одно: когда душа есть, она – всё: не-души – нет
… (А.С. Штейгеру. 29.07.1936. VII,
567); Если мне, через свою живую душу удастся провести в вас Душу,
а через себя – во Всё, я буду счастлива. Ведь Всё - это мой дом, я сама туда иду, ведь я для себя – полустанок,
я сама из себя рвусь! (А.В. Бахраху. 25.07.1923 г. VI, 574) и др.
Утверждать однозначно, что
за оттенками значения этого слова стоит свой, закрепленный способ его
графического выражения, нельзя, но множество проанализированных контекстов
говорит о том, что все печатные буквы и подчеркивание совмещают в себе функцию
обозначения интонации и определения Всего как некоего пространства
бытия, в котором все реальное преображается, становясь частью Души поэта. Это выражается
в способе маркирования слова всё - написании
его в рукописи печатными буквами: Я, конечно, многое, ВСЁ по природе своей
иносказую, но думаю – и это жизнь. Фактов я не трогаю никогда. Я их только
толкую. Так я писала все свои большие вещи. (В.Н. Буниной. 24.08.1933 г. VII,
247); Вы, наверное, думаете, что я страшно торгуюсь: и собакой (слепца!) будь, и оплотом будь, и домом, и
краем земли. Деточка, ВСЁ выйдет по-другому и я от Вас буду искать оплота
(бежать на край земли)?! – Шучу - (NB!
Когда я говорю “шучу”, тут-то и становится серьезным! 1932 г.) (А.В. Бахраху.
НСТ, 198)
Слово
всё значимо и в высказываниях поэта на
других языках, например, на французском, или высказываниях, содержащих русские
и французские слова: Свобода есть ответ на тот порядок вещей, который мы не
выбираем. Это никогда ни выбор, ни
желание. Liberte¢ dans la fatalite¢ - (p<eut>) - être de la fatalite¢) que nous ne connais<ons> qu¢on rêve, où nous ne nous opposons jam<ais> à quoi que ça soit, où nous subissons tout, en rest<ant> nous.* . (НЗК,
II, 371); Tout
comprendre c′est tout pardonner*. Да, я
слишком много в жизни понимала: слишком всё ! … (Из письма К.Б.
Родзевичу, НСТ, 261)[7]
Слово всё может
употребляться – как
синоним слов “конец”, “кончено”[8]
– и в разговорной речи. В поэтическом языке
М.И. Цветаевой его значение выходит за рамки “разговорности”. Определить это помогает
необычный способ маркирования – заключение слова
в двойное тире и написание с заглавной буквы, с поставленными после слова
точкой или восклицательным знаком. Окруженное с двух сторон знаками препинания,
слово всё часто располагается на
строке одно, подытоживая сказанное выше первым тире и давая простор новым
мыслям, – вторым. В этом видится намек на
двойственный смысл – “подведение черты под сказанным ранее” и “всеохватность”[9],
что объясняется и его синтаксической ролью – быть обобщающим словом при перечислении
однородных членов предложения в русском языке
Где
ты будешь летом? Поправился ли Асеев? Не болей.
Ну,
что ещё?
–
Всё! –
Замечаешь,
что я тебе дарю себя враздробь? (Б.Л. Пастернаку. 26.05.1926 г. VI, 258)
…Я
потеряла руль. Одна волна смывает другую. Пример: стихи об ангелах.
“Ангелы слепы
и глухи”.
Что
дальше? – Всё! –
Хаос.
Один образ вытесняет другой, случайность рифмы заводит меня на 1000 верст от
того, что я хотела раньше, – уже другие стихи, – и в итоге – чистый лист и мои
закрытые от всего! – глаза. (14 марта 1919 г. НЗК, I, 303).
Ночью - я чувствую – от меня просто идут лучи. И - по чести -
разве я существо любовной страсти? Я вообще, существо.
И “справиться” со
мной можно было – знаете – как? – “Марина, подумайте глубже, почувствуйте
глубже…”
-И всё. – (Апрель 1920 г. НЗК,
I, 139).
…Бесчувственность – не
сила … отва¢дить меня от себя –
есть другие средства: проще, чище. Просто: “Марина, не будем видеться”.
– И всё –. (К.Б.
Родзевичу. 4.12. 1923 г.)[10]
Наше предположение обусловлено
и словом-предложением «Точка» в последних строках записной книжки № 13 1932
года: Париж не при чем, эмиграция не при чем-то же было и в Москве и в революцию. Я никому не
нужна: мой огонь никому не нужен потому что на нем каши не сварить. Кламар, 14-го или 15-ого мая 1932 г. - Точка. - (НЗК, II,334)
Деметафоризация
преобразованного фразеологизма “с ним каши [пива] не сваришь” - “не договоришься, дела не сделаешь”[11]
- создает метафорический
контекст, раскрывающий бесполезность поэтического творчества (огня) для
утилитарных нужд общества и определяющий одиночество Цветаевой как конец,
предел всему, в том числе и человеческим условиями ее быта в эмиграции. Шире - объясняет призрачность самой эмиграции как “перемены
мест” слагаемых, не меняющих общего результата - бесприютности поэта, где бы он ни находился - на родине или за ее пределами.
Введение
в создаваемый М.И.Цветаевой поэтический мир взаимоисключающих, на первый
взгляд, друг друга понятий, выражаемых антонимами, объясняется тем, что
языковое сознание поэта целостно и неделимо, основано, в то же время, на
контрасте “как способе поэтического мышления и способе построения текста”[12],
который не противопоставляет одушевленные/неодушевленные объекты друг другу, а
объединяет их в едином смысловом пространстве (во Всём) и едином времени
– Часе Души (VI, 619).
Наблюдения
показали, что слово всё в женском индивидуальном лексиконе соотносится с
отрицательными наречием ничего и местоимением ничто и связывается
с неодушевленными предметами[13],
в отличие от слова весь в различных формах жен. и муж. рода ед. числа (вся,
весь) и формы множественного числа (все), которые соотносятся с
человеком и всем в нем “человеческим”, например, с душой, жизнью (вместе со
словом вся образует практически всегда маркируемое абсолютивное сочетание
вся жизнь)[14].
Аналогичная картина наблюдается и в языке М.И. Цветаевой. Как и в случае со
словом всё, в контексте “весь” актуализирует значение полноты,
целостности[15],
совокупности объектов, свойств, признаков. Отметим, что слова всё и вся
часто выделяются курсивом или прописными буквами в словосочетаниях спасибо
за всё и вся жизнь: Область поэта – душа. Вся душа. (В. А.А. Середина
1930-х гг. VII, С.556); И если всё кончено, спасибо за всё! (А.В.
Бахраху. 20.09.1923 г. VI, 610); Вся жизнь – черновик, даже самая гладкая.
(А.А. Тесковой. 08.10.1931. VI, 397); Мур – осень 1930 г. (5 ½ лет)
…– Зачем любить человека, когда его нет? (NB!
То, что я делала – ВСЮ ЖИЗНЬ.) (НСТ,527)
Увлекаясь
содержанием своей мысли в дневниковых записях или описанием события близкому ей
по духу адресату, М.И. Цветаева создавала обширные контексты, где слова всё,
все, весь выражали единый, целостный смысл, и их соположение можно
определить как дополнительный способ усиления смысла: Я
не преувеличиваю, это вы - все - преуменьшаете: всех, всё (17 мая 1933 г.
НЗК, II,389); Ведь
сто¢ило Вам только подать мне
знак – так ивы на краю дороги подавали мне в летящее окно – знак – как я на
этот ивовый знак – вся – ринулась, кинулась, зная всё и не веря – ничему. (А.С. Штейгеру. 08.08.1936. VII, 574).
Еще одно важное для
понимания личности поэта слово с абсолютивной семантикой – наречие всегда – “во всякое время,
постоянно”[16]. Оно реже,
чем другие слова с абсолютивным значением, употребляется в контекстах
изолированно и однократно: Я Вас всегда
помню, т.е. Вы всегда во мне присутствуете (А.А. Тесковой. 17.10.1930 г.
VI, 387); … Я всегда хотела любить, всегда исступленно мечтала
слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть в надёжных и нежных
руках. Слабо держали – оттого уходила. Не любили – любовались: оттого
уходила. (К.Б. Родзевичу. 23.09.1923 г.)[17];
“Пока не требует поэта К священной жертве…” А меня всегда требует! И я
всегда погружена! (в заботы мелочного света). И не малодушно (гениальное
слово!) а – великодушно, п. ч. мне ничего не нужно (из сует). (НСТ,
355).
Безысходность,
“тупиковость” ситуации, из которой Цветаева не находила выхода, отражалась в её
текстах в возрастании частотности употребления отрицательных местоимений и наречий никогда, никто, ничто,
нигде, написанных прописными буквами, выделенных курсивом и разбитых на
слоги, в употреблении переводов этих слов на другой язык (немецкий,
французский). Маркирование курсивом стало уже правилом и выражало интонацию
поэта: Моя комната. – Ведь я когда-нибудь из нее уеду. (?) – Или я уже никогда
– ни-ког-да – ничего не увижу другого, раскрыв глаза, чем: высоко окно в
потолке – окоренок на полу – по всем стульям тряпки – топор – утюг … – гольдмановская пила … (21.11.1919. НЗК,
I, 38); Никогда (grand jamais!)* не жертвую простотой, правдой - d¢unhet** - рифме, как никогда не жертвую: душой – телу. (Июнь
1919 г. НЗК, I, 344); Почти всегда писала первая и никогда – вторично. (З.А. Шаховской.
22.06.1936 г. VII, 560)
Слово никто употреблялось в значениях 1) “ни
один (человек), ни одно (существо)”, 2) “лицо, не имеющее веса в обществе,
ничтожная личность, ничтожество”[18],
причем критерием второго значения выступает авторское восприятие М.И. Цветаевой:
Нас с Алей никто не пригласил разговляться, – я бы и не пошла – НИ ЗА
ЧТО! – одна мысль о том, чтобы есть чужое – дорогое – бросает меня в озноб. Но никто
не пригласил. (Страстная суббота 1920 г. НЗК, I, 91); Я в любви умела
только одно: дико страдать и петь. Даже не ждать – как Ахматова: “Только пела и
ждала”… (Я всегда всякую жизнь разлаживала, о, не чужую: только свою – с
другим. А любить я умела как никто, и никто об этом не
узнал! уже не знает: я недаром не крашу
волос…) (А.Э. Берг. 19.04.1938 г. VII, 521)
Значение наречия
“ничего” как “отсутствие необходимого” сужается в цветаевских письмах, и тогда
это слово становится синонимом существительного “деньги” как самого насущного и
всегда недостающего: Не зарабатываю ничего. (А.А. Тесковой. 25.02.1931
г. VI, 391) или расширяется, включая в себя не только
материальные, но и духовные дары людей: …Потому
что считали, что слишком мало – люди не давали мне НИЧЕГО. Поэтому, должно
быть, Б<орис> П<астернак> не посвятит мне ни одного стихотворения.
(16.11.1925 г. IV, 597)
Как обозначение
пустоты, и даже больше – бездны! – ничего пишется прописными буквами и
разбивается тире: Ведь я не для жизни. У меня всё – пожар! Я могу вести десять
отношений (хороши “отношения”!) сразу и
каждого, из глубочайшей глубины, уверять, что он – единственный. А малейшего
поворота головы от себя – не терплю. Мне БОЛЬНО, понимаете? Я ободранный
человек, а Вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы,
развлечения, семья, дом, у меня, на глубину, НИ-ЧЕ-ГО. Все спадает, как кожа, а под кожей – живое мясо или огонь: я:
Психея. …(А.В. Бахраху. 10.09.1923 г. VI, 607).
Слова с абсолютивной
семантикой и отрицательные наречия и
местоимения могут выступать как взаимозаменяемые: Начните с чего хотите, но
только не слишком задерживайтесь на предыдущем, – возможно точнее и
подробнее …, по возможности восстанавливая свое тогдашнее впечатление. … Не
упуская ничего. (А.В. Черновой. 25.04.1925 г. VI, 673) (ср.: Описывайте всё); Держа её на
руках, испытываю такую остроту блаженства, с которой не сравнится НИЧТО. –
Непереносно как-то. (М<ожет> б<ыть> это и есть – Материнство?) (Апрель
1920 г. Сон про Ирину. НЗК, I, 107) (ср.:
Все на свете не сравнится с этим чувством материнства)
В
письмах М.Цветаевой А.В. Бахраху, К.Б. Родзевичу, Б.Л. Пастернаку, А.С.
Штейгеру также немало слов с абсолютивной семантикой. Следует отметить динамику
их употребления. Слова с абсолютивным значением показывают категоричность
доводов поэта, заведомо снимают любые возражения адресата на приводимые
Цветаевой аргументы, они демонстрируют и важность со-участия адресата писем в ее жизни - каждого в свое время. В качестве иллюстрации приведем
фрагменты М.И.Цветаевой к А.С. Штейгеру (29.07.1936–30.12.1036). Так, в начале
переписки с А.С. Штейгером наблюдается преобладание слов все (весь), всё,
всегда. Отрицательные местоимения и наречия используются с целью
подчеркнуть глубину материнского чувства М.И. Цветаевой, доказать его глубину и
постоянство. В завершении переписки
Цветаева чаще употребляет отрицательные
слова: никто, ничто/ничтожество, никогда, нигде, показывая адресату перемену его чувства к ней, необходимость
ее поэтического присутствия в его творчестве, неправоту в его отношении к
эмигрантской критике и к Г. Адамовичу. Это прослеживается в интонации
употребляемых слов, разбитых на слоги с помощью тире. На известие А.С. Штейгера
о предстоящей операции М.И. Цветаева отзывается такими словами: …Если это
сознательно, т.е. - чтобы сделать мне больно, т. е. - чтобы я больше Вас любила - дружочек, мне все равно уже больно, и не забудьте,
что я всегда всё обскакиваю: … тот поезд, на который все Опаздывают!* (и
что важнее - всё!) (А.С.
Штейгеру. 08.08.1936. VII, 570) Убеди
меня, что я тебе - нужна. (Господи, в этом все дело!) раз-навсегда убеди, т.е. сделай, чтобы я раз-навсегда поверила, и тогда всё будет хорошо,
потому -что я тогда могу сделать
чудо. (А.С. Штейгеру. 31.08.1936. VII, 591); Я: – Вам от людей (NB! Вы знали – от каких) ничего не нужно? Вы, с
блаженной улыбкой: – Ни – че – го. И дальше: – Разве Вы не можете допустить,
что мне с Вами – приятно?… Оскорбление
в этой “приятности”, которой Вы подменили – сыновность, – с которою тогда
приняли, которую тогда – вызвали, и которой я ни словом, ни делом, ни
помышлением не предала и остановить которой в себе – потом – уже не могла и
наверное уже никогда не смогу. (А.С. Штейгеру. 17.08.1936. VII, 622-623)
Противопоставление
личности безликой толпе, таланта – бездарности, духовного человека – бездушному
и проч. создавало условия и для контекстной антонимии, употребления слов-обозначений
взаимоисключающих друг друга понятий, которая могла сопровождаться и созданием
окказиональных слов и выражений, подчеркивающих противоположность сравниваемых
людей или сущностей, отражающих целостность языкового сознания поэта. Это еще
одно из проявлений системности употребления слов с абсолютивной семантикой в
эпистолярном наследии М.И. Цветаевой: …В деревне - народ, единство личности, в городе все,
ед<инство> безличности. (31.12.19332 г. НЗК, II, 353); До последней минуты надеялась на
П<оследние> Нов<ости>, но они моего Белого явно похоронили. … Дело,
думаю, в Милюкове, которому материалисту, все духи, а особенно “пленный”, вроде
Белого, ничего на земле не умеющие – должны претить, как мне – все
обратное, т. е. всеумение. (В.П.
Рудневу. 05.07.1934 г. VII, 451). В
этом контексте абсолютизируется неумение Андрея Белого жить в реальной жизни,
которое противопоставляется умению приспосабливаться к ее условиям –
“всеумению” (окказионализм, образованный по аналогии со словами всевластие[19],
всеведение[20].
Другой
случай образования окказионального фразеологизма со словом со значением
семантической безысключительности весь находим в характеристике дочери: О
ней [Але] многие думают: монашка, - безответная, - не от мира сего. Я бы сказала: от мира всего!
(11 июня, русского.1920 г. НЗК, II, 210).
Посылая Ю.П. Иваску
стихотворение “Красною /Кистью…”, М.И.Цветаева писала: «Вот один из моих самых
любимых, самых моих стихов. Кстати, ведь могла славили, могла вторили,
– нет – спорили! Оспаривали мою душу, которую получили все и никто
(Все боги и ни одна церковь!)» (Ю.П. Иваску. 17.05.1934 г. VII, 387).
В письме М.И.Цветаевой
детям содержится ценное замечание: «Никогда не говорите, что так все
делают: все всегда плохо делают, раз так охотно на них ссылаются (NB! Ряд примеров, которые сейчас опускаю). У “всех” есть
втрое имя – никто, и совсем нет лица - пробел. Ну а если вам скажут: “Так никто
не делает (не одевается, не думает и т.д.) – отвечайте: ²А я - кто!²” (Детям. Зима 1937–1938 гг. VII, 647)». В этом контексте актуализируются оба значения слова никто,
что свидетельствует о таком свойстве слов с абсолютивной семантикой, как
семантический синкретизм, или апплицирование значений внутри каждого
составляющего его слова[21].
Способом
наполнения слов абсолютивным значением
новым, авторским смыслом
является включение их в парадоксальные контексты[22],
в том числе и аппликативные метафоры[23].
В них на структурно полное, но контекстуально незавершенное предложение
накладывается предложение, неполное по структуре, абсолютизирующее лексическое
значение общего для обеих частей опорного компонента или всего исходного
предложения: От матери я унаследовала Музыку,
Романтизм и Германию. Всю себя.
(О Германии. IV, 546). В результате возникает новый личностный смысл:
“унаследовать, оказывается можно не только материальные ценности, но и лучшие
качества своих родителей”. Это обобщение делает возникшую на пересечении
словарного переносного значения и окказионального метафорического смысла
аппликативную метафору устойчивым сочетанием, которое может употребляться в
качестве положительной характеристики своих родителей и других родственников,
от которых, по мнению говорящего, он унаследовал все лучшее в себе, лучшую часть
себя, всего себя.
Тяготение к глобальности и повышенная
эмоциональность наполняют поэтический язык М.И.Цветаевой аппликативными
метафорами-афоризмами, парадоксами, включающими в себя слова всегда, никогда,
нередко соседствующие в одном контексте (о причинах этого уже говорилось
ранее): Женщины любят не мужчин, а Любовь, мужчины - не Любовь, а женщин. Женщины никогда не
изменяют. Мужчины –
всегда. (16 марта 1919 г. НЗК, I, 307). Формальное сужение семантики слова
“всё”, по сути, не является таковым в аппликативных метафорах М.И. Цветаевой, а
лишь парадоксальным образом подчеркивает его абсолютивность.
Употребление абсолютивных и отрицательных слов в роли имен существительных – доказательство
того, что они являются не только компонентами языковой картины мира поэта,
обозначают сущностные явления, существующие в поэтической реальности, а отрицательное наречие становится
обозначением некоего загадочного, потустороннего (не отсутствующего!) места: Я
когда люблю человека, беру его с собой всюду, не расстаюсь с ним в себе,
усваиваю, постепенно превращаю его в воздух, которым дышу и в котором дышу – в
всюду и в нигде. … Знаете, где хорошо? В новых местах, на молу, на мосту, ближе
к нигде, в часы, граничащие с никоторым (есть такие). (С.Н.
Андронниковой-Гальперн. 15.07.1926 г. VII, 99);
У старости до такой степени все отнято, что она даже не может заклясться –
того-то и того-то не делать. Пустое никогда. … Старость: никогда –
ничего. (14. 23.06.1933 г. НЗК, II, 408); Все
мои “никогда” отпадают как гнилые ветки. Я только не знаю, - окончательное ли это высокомерие, или окончательное
самоуничижение. Знаю только, что это
лишний шаг к небытию. (21.04.1919 г. НЗК, I,329). Важные для поэта мысли о душе и теле
завершаются такими размышлениями: Тело насыщаемо, душа - нет. …Снисхожу до, но не дома в ней, всегда
недоумеваю: зачем? Уж поистине в никуда. Как в стену. (5.11.1921 г. НСТ, 63)
Итак, слова абсолютивным
значением (все, всё, всегда) и
отрицательные наречия и местоимения (никто, ничто, никогда, нигде) в
письмах и дневниковых текстах М.И. Цветаевой – это динамическая система, в которой различные
способы маркирования этих семантически значимых слов: антонимия, синонимия, их
“иноплеменный” облик, их расположение в одном контексте, включение в аппликативные
метафорические построения, субстантивация - помогают не только предать эмоциональное отношение
М.И. Цветаевой к описываемому, выразить смысловые оттенки, но и воссоздать
другую, поэтическую, реальность, понимание которой может открыть новые
горизонты загадочной личности Поэта Марины Цветаевой.
* Свобода в предопределенности (может быть - свобода определенности), которой мы в точности не знаем, которой мы никогда не противимся, в которой мы претерпеваем всё, оставаясь собой. (фр.)
* Всё понять – значит все простить (фр.)
* Великое никогда! (фр.)
** Целиком (фр.)
* Строка из стихотворного цикла “Поэт” (“Поэт издалека заводит речь…”)
[2]Составители Словаря поэтического языка Марины Цветаевой отмечают, что самым распространенным и многозначным (6 значений) из названных слов является слово всё. Оно выделяется курсивом и с помощью ударения в 12 поэтических произведениях, от него образовано 8 окказионализмов (I, 191-193). Слово всегда отличается традиционностью употребления (I, 190). Слова никто (III, 375) и ничто (III, 384-387) употребляются в двух значениях и не маркируются в текстах, как и слова никуда (III, 375) и никогда (III, 373-375). Показательно, что наречие ничто в поэтических текстах употребляется как антоним одушевленного существительного “ничтожество” – “о том, кто ничто собой не представляет. Ты еще ничто, /А я – уже ничто” (Феникс) (III, 387), но без отрицательных коннотаций, а местоимение никто употребляется как обозначение человека, не состоящего с кем-нибудь в родстве, дружеских отношениях (III, 379). Все данные приводятся по изданию: Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. В 4 т. /Сост. И.Ю. Белякова, И.П. Оловянникова, О.Г. Ревзина. Т.1: А-Г. М.,1998; Т.3. Ч.1.М-О. М.,1999. В скобках указываются номер тома и номера страниц.
[3] Поскольку примеры цитируются по опубликованному варианту издания, то указывается средство маркирования в издании (Собрании сочинений, Неизданном) и в дальнейшем это соответствие не оговаривается.
[4] Белянин В. П. Введение в психолингвистику. 2-ое изд., испр. и доп. М., 2001. С. 104.
[5] Представляется ценным замечание о прозе М.И.Цветаевой И.А. Бродского “Повествование ее, в строгом смысле бессюжетно и держится главным образом, энергией монолога…. Она … не подчиняется пластической инерции жанра, навязывая ему свою технологию, навязывая себя. Происходит это не от одержимости собственной персоной, … а от одержимости интонацией…” (Поэт и проза //Бродский о Цветаевой. М., 1997. С.61) Раскрытие особенностей личности поэта как интроверта уже стала объектом изучения работах: Ляпон М. В. Языковая личность: поиск доминанты //Язык - система. Язык - текст. Язык - способность: К 60-летию со дня рождения Ю.Н. Караулова: Сб. ст. М.,1995 и ее же. Семантика парадокса (М.И.Цветаева: проза, дневники, письма) //М.И.Цветаева: личные и творческие встречи, переводы ее сочинений: Восьмая международная научно-тематическая конференция (9-13 октября 1999). Сб. докладов. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2001. С.255-263. Ценным представляется и замечание К. Леонгарда об интовертированной акцентуированной личности, которая “живет не столько своими восприятиями и ощущениями, сколько своими представлениями” (Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев, 1981. С.16): “…Внешние события как таковые влияют на жизнь такого человека относительно мало: гораздо важнее то, что он о них думает” (там же). Эта же мысль была высказана и самой М.И.Цветаевой (см. эпиграф).
[6] Словарь русского языка. В.4т. /Под ред. А.П. Евгеньевой. 4-е изд., испр. и доп. М.,1999 (I, 157).
[7] В письме, отправленном адресату фраза “Слишком всё!” отсутствует (ср.: К. Б.Родзевичу. 24.10.1923 г. Цветаева Марина. Письма к Константину Родзевичу. С.87)
[8] Словарь русского языка (I, 157).
[9] Под всеохватностью мы, вслед за О.Г. Ревзиной, подразумеваем “полнообъемность путей познания и точек зрения и выход за их пределы” (Ревзина О.Г. Марина Цветаева //Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. Опыты описания идиостилей. М.: Наследие, 1995. С. 305)
[10] Цветаева Марина. Письма к Константину Родзевичу. С.127.
[11] Фразеологический словарь русского языка /Под ред. А.И. Молоткова. Изд. 5-е. СПб., 1994. С.406
[12] Ревзина О.Г. Марина Цветаева. С.315.
[13] Людей Вы через меня любить не научитесь, всё, кроме людей – ДА! Но живут “с людьми” (А.В. Бахраху. 09.08.1923 г. Бюллетеню болезни. VI, 591). В письме К.Б. Родзевичу от 22.09 того же 1923 года М.И.Цветаева писала “Вы сделали надо мной чудо, я в первый раз ощутила единство неба и земли. О, землю я и до Вас любила: деревья! Всё любила, всё любить умела, кроме другого, живого. Другой мне всегда мешал, это была стена, об которую я билась, я не умела с живым! Отсюда сознание: не-женщина, дух. Не жить – умереть. Вокзал.” (Цветаева Марина. Письма к Константину Родзевичу. С. 42).Представляется, что метафора “Не жить – умереть. Вокзал” не случайна, и позднее станет одним из ключевых образов cстихотворения (аппликативной метафоры-текста) “Древняя тщета течет по жилам…”: “Дальше! За предельные пределы/Станций! //Понимаешь, что из тела/Вон - хочу!// (В час тупящихся вежд/Разве выступаем из одежд?)//... За потустороннюю границу:/К Стиксу!” (7 октября 1923 г. II, 223).
[14] Результаты проведенного ассоциативного эксперимента более подробно освещаются в статье “Слова со значением семантической безысключительности в индивидуальном сознании женщины” (в печати)
[15] Словарь русского языка (I, 157).
[16] Словарь русского языка (I, 229).
[17] Цветаева Марина. Письма к Константину Родзевичу. С. 87.
[18] Словарь русского языка (IV, 499).
[19] Словарь русского языка… (I, 229).
[20] Там же. (I, 228).
[21] По мнению Л.В. Зубовой это явление представляет собой одну из крайностей асимметричного дуализма языкового знака: “…Слово стремится нарушить взаимно-однозначное соответствие между звучанием и значением, совмещая разные смыслы в одном словоупотреблении” (Зубова Л.В. Язык поэзии Марины Цветаевой. СПб,1999. С.161). Анализируя язык поэмы “Молодец”, Л.В. Зубова отмечает связь языка, “в котором приобретает особое значение контекстуальная смысловая и грамматическая множественность слова – синкретизм и компрессия” с мифологической основой произведения (там же). Нам же представляется, что названные явления характерны и для языка М.И.Цветаевой в целом, а не только для языка поэтических ее произведений. В эссеистике и эпистолярных текстах поэта находим подтверждение этому. В аппликативной метафоре “Критик-дилетант – накипь на поверхности сомнительного котла (публики). Что в нём варится? Темная вода. Темна и накипь. (Поэт о критике. V, 291) наблюдается … наложение значений и их оттенков как на уровне конструкции с синтаксической аппликацией, так и на уровнях слова и словосочетания. Наложение значений внутри каждого составляющего его слова заключается в следующем. Так, вода - это не только жидкость, но и лишенная содержательности, серьёзного значения статья (Словарь современного русского литературного языка. В 20 т. 2-е изд., перераб. и доп. 1991. (II, 342) В слове тёмный актуализируется почти весь комплекс зафиксированных в словаре значений: 1) лишённый света; 3) мрачный ...; 4) несущий, причиняющий вред, низкий, злобный, дурной (тёмные силы); 5) сомнительного свойства или репутации; 6) неясный, непонятный; 7) невежественный, отсталый, некультурный” (Словарь русского языка (IV, 342). Перечисленные значения выражают негативное отношение поэта к эмигрантской критике (подробный анализ приведенного примера см.: Ахмадеева С.А. Синтактико-семантические способы выражения авторской модальности в аппликативной метафоре //Семантика языковых единиц: Доклады V Международной конференции. М., 1996. Том 2. С.13).
[22] Более подробно о лингвистической и психологической природе цветаевских парадоксов см.: Ляпон М.В. Семантика парадокса (М.И.Цветаева: проза, дневники, письма) …
[23]
Об аппликативной метафоре в творчестве М.И. Цветаевой подробно рассказывалось Ахмадеева С.А. Аппликативная метафора:
структурные, морфолого-семантические и коммуникативно-прагматические
особенности функционирования в языковом и речевом аспектах". Дис. … канд.
филол. наук. Краснодар, 1999 и в статьях: Ахмадеева
С.А Аппликативная метафора как особенность идиостиля Марины Цветаевой
//Языковая личность: экспликация, восприятие и воздействие языка и речи:
Коллективная монография /КубГУ. Краснодар, 1999. Гл.6. С.108-159 (в соавторстве
с Е.Н. Рядчиковой); Поэтапное апплицирование –
способ создания ассоциативного тезауруса текста //Языковое сознание: содержание
и функционирование: XIII
Междунар. симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации (Москва, 1-3 июня
2000 г.): Тез. докл. /Ин-т языкознания
РАН; МГЛУ. М.,2000. С. 18-19; “Парное имя” - опорный компонент аппликативной
метафоры //Многообразие гуманитарного знания: Объекты и теории. /КубГУ.
Краснодар, 2000. Вып.1. С.40-45; Аппликативные метафоры-идиомы: структура,
семантика, прагматика, функции // Фразеология -2000: Материалы Всерос. науч.
конф. “Фразеология на рубеже веков:
достижения, проблемы, перспективы” Тула, 2000. С.49-53; Метафоризация и
наложение как основа аппликативной метафоры –
семантической формы мышления человека конца ХХ в. //Филология на рубеже
тысячелетий: Материалы Международной
научной конференции. Ростов-на-Дону:
“Донской издательский дом”, 2000. Вып.
2. Язык как функционирующая система. С. 116-118; Участие тропов (метафоры,
сравнения, оксюморона, текстовых реминисценций, аллюзий) в создании
аппликативной метафоры (на примере художественного и эпистолярного текста)//Там
же. С.118-120; Аппликативная метафора-контекст как единство структуры и
семантики //К 70-летию Тульского государственного университета. Роль языка и
литературы в мировом сообществе. Между нар. сб. науч. тр.: общие проблемы
образования, языкознание, литературоведение, методика. Тула: ТулГУ, 2000.
С.74-79; Антропометричность
аппликативной метафоры как проявление антропоцентризма языка //Этнос, язык,
культура: проблемы социальной и культурной антропологии: Материалы II Всероссийской научной
конференции. Славянск-на-Кубани, 2000. С.14-17; Функции аппликативной метафоры
в поэзии, прозе, письмах и дневниковых записях Марины Цветаевой //
Лингвистический и эстетический аспекты анализа текста: Материалы межвуз. науч.
конф. Соликамск, 2000. С.46-47; Принцип взаимообусловленности семантики,
структуры и грамматики в синтаксисе как реализация принципа связи формы и
содержания в языке (аппликативная метафора) //Принципы и методы исследования
филологии: конец ХХ века: Сб. статей науч.-метод. семинара “TEXTUS” Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001.
Вып. 6. С.540-541; “Потустороннее
общение” (Аппликативная метафора в письмах Марины Цветаевой) //М.И.Цветаева:
личные и творческие встречи, переводы ее сочинений: Восьмая международная
научно-тематическая конференция (9-13 октября 1999). Сб. докладов. М.:
Дом-музей Марины Цветаевой, 2001. С. 314-324.В аппликативных метафорах общая
для исходного и аппликативного предложений часть набрана подчеркнутыми малыми прописными буквами , а
накладывающаяся на исходное предложение – курсивом.