История/1 Отечественная история

 

К.и.н. Добрякова Н.А., к.ф.н. Сапенок О.В.

Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет, Россия

Судьба интеллигенции в России: от истоков до наших дней.

 

Вопрос о генезисе интеллигенции сложен и неоднозначен. В социальном плане этот процесс шел параллельно со становлением европейской цивилизации: группы людей, живущих за счет собственного духовного труда, возникали, начиная с античности. В аспекте специфики российской истории данная проблема традиционно являлась и является предметом довольно острых дискуссий. В спорах о совершенно особом характере русской интеллигенции, о ее месте в обществе и в его истории представлено значительное количество точек зрения. В целом они могут быть разделены на три основные группы.

 Центральную идею первой группы дискутирующих, где интеллигенция трактуется исключительно в мировоззренческом аспекте, выразил Н.А. Бердяев в следующем положении: «Интеллигенция скорее напоминает монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своим особыми правами и обычаями, и даже со своеобразным  физическим обликом, по которому всегда можно было узнать интеллигента и отличить его от других социальных групп. Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой» [1].

         Положения представителей второй группы дискутирующих, где российская интеллигенция понимается как продукт вестернизации отсталой России, следствия влияния Запада, инициированного реформами Петра 1, обоснованы русским философом Г.П.Федотовым в 20-х годах ХХ века. Согласно Г.П.Федотову, «по настоящему как широкое общественное течение, интеллигенция рождается с Петром, интеллигенция - детище Петра, законно взявшее его наследие… Петр оставил после себя три линии преемников: проходимцев, выпихнутых революцией и на целые десятилетия, заполнивших авансцену русской жизни, государственных людей – строителей империи и просветителей – западников, от Ломоносова до Пушкина. XVIII век раскрывает нам загадку происхождения интеллигенции в России. Это импорт Западной культуры в стране, лишенной культуры мысли, но изголодавшейся по ней» [2].

       Длительное время в отечественной историографии доминировало мнение представителей третьей – так называемой «интернационалистской», марксистской группы. Здесь генезис интеллигенции, как в Европе, так и в России неразрывно увязывается со становлением и развитием капитализма, поскольку именно в этот период возросла потребность в квалифицированных специалистах во всех сферах общественной деятельности. Интеллигенция, таким образом, понимается как особый социальный слой, занимающийся умственным трудом. Судьба интеллигенции и ее роль в обществе и его истории – это судьба десятков и сотен  тысяч педагогов, военных, врачей, управленцев, политиков.

На наш взгляд, вышеназванные подходы к проблеме генезиса и специфики отечественной интеллигенции не противоречат, а взаимно дополняют друг друга, характеризуя ее в мировоззренческом, социальном и политическом аспектах. Российская интеллигенция в своей деятельности, в своем поведении и в своей ментальности была весьма неоднородна. Полярность мировоззрения и  поведения широкого круга лиц отечественной интеллигенции может быть выражена великолепной формулировкой нашего классика: «одним хотелось конституции, другим севрюжины с хреном». Но ядром отечественной интеллигенции была еще одна, довольно  многочисленная ее часть, - те, кто просто привык работать, и видел в этом смысл жизни.  Так, уже к концу XIX столетия сложились трудовые династии российских интеллигентов. Достаточно вспомнить такие семьи ученых как Семеновы-Тяньшанские, Ляпуновы, Струве, Орбели, Рубинштейны. Подобные династии сформировались во многих сферах общественной деятельности. Но судя по всему, их деятельность была не нужна государству, где они родились и на благо которого трудились. Примером этому может служить судьба П. Н. Яблочкова (1847-1894), который в 1875 году изобрел «электрическую свечу», то есть дуговую лампу без регулятора. Лишенный финансовой поддержки, затравленный кредиторами, он был вынужден уехать во Францию, где сделал еще ряд значимых открытий в электротехнике. Свои идеи П.Н. Яблочков смог реализовать только в рамках созданной во Франции компании, которая закрепила за собой право монопольного применения его изобретений во всех странах мира. Когда же, желая принести пользу родине, он стал добиваться у этой компании права применить их в России, правление фирмы в качестве отступного отняло у него все его состояние и отпустило в Россию, сохранив свою монополию на его изобретения в остальных странах. Можно вспомнить и о том, что разработанные в начале ХХ века проекты комплексного использования рек Волхова (Г. О. Графтио) и Волги (Г. М. Кржижановского) и сооружения на них гидроэлектростанций были реализованы только при Советской власти. И подобных примеров множество.

         1917 год стал временем суровых испытаний для различных групп интеллигенции и их лидеров. Время требовало понять чаяния большинства, изверившихся, уставших от войны и все больше анархиствующих солдат, крестьян, рабочих, мелких служащих, и других социальных групп. Многие действующие лица российской истории (П.Н.Милюков, В.М.Чернов, А.Ф.Керенский, А.И. Деникин) не смогли и не захотели понять противоположную точку зрения, услышать голоса тех, кого они в своих выступлениях именовали «народом». В Октябре лишь небольшая часть интеллигенции принимала участие в вооруженном восстании, да и то радикально настроенная. Большая часть, вынужденная в этих условиях думать о «хлебе насущном», занимала выжидательную позицию. Сильнейшее разочарование и все большее равнодушие к происходящему охватывали разнообразные круги российской интеллигенции.

         Что же ждало интеллигенцию в  случае победы большевиков? Ответ на этот вопрос был сформулирован в работе В.И.Ленина «Удержат ли большевики государственную власть?» [3]. Здесь мы находим достаточно жесткий подход к интеллигенции, который вряд ли мог вдохновить и поднять настроение у большинства интеллигентов. Неудивительно, что они ответили саботажем. Но при этом нельзя не упомянуть тех, кто пришел на службу революции: Н.Е.Жуковского, К.Э.Циолковского, А.Н. Крылова, А.Ф.Кони, В.М.Бехтерева, А.А.Блока и других.

         И все же можно констатировать: отношения Советской власти  и интеллигенции в целом начались со взаимного недоверия. Заметим, что они осложнялись традиционной для российской интеллигенции амбивалентностью отношения к любой власти: и оппозиционным противостоянием, и стремлением служить и даже «прислуживать». До весны 1918 года В.И.Ленин и его товарищи по партии относились к «буржуазным специалистам» весьма индифферентно, что проявилось в теории  «использования интеллигенции». Но к 1919 году точка зрения лидеров большевиков изменилась. Достаточно вспомнить работу «Очередные задачи Советской власти» (апрель 1918 г.) [4], где одной из важнейших задач названа задача установления союза с интеллигенцией. Подчеркнем, что созидательный, творческий, культурный потенциал интеллигенции, огромную роль знания В.И.Ленин оценивал как важнейший ресурс успешного развития страны. И это суждение в определенной степени было реализовано в советском законодательстве 20-х годов прошлого века, которое обеспечивало интеллигентам не просто сносный, но во многом льготный правовой и материальный статус в нэповской России. О последнем свидетельствуют следующие факты: в 1928 году учитель получал 70 рублей, профессор 180 рублей, инженер – свыше 200 рублей, рабочий -  67 рублей. И даже в сталинской России, в годы репрессий материальное положение интеллигенции было привилегированным, о чем говорят такие факты. Накануне Великой Отечественной войны в Советском Союзе насчитывалось около 10 миллионов представителей интеллигенции. К 1934-35 годам зарплата врачей составляла 350 рублей, инженеров – 500-600 рублей, при этом средний рабочий получал  200 рублей, уборщица – 80 рублей. Заработная плата художественной интеллигенции была не ниже, чем у технической интеллигенции. Так актер  зарабатывал 500-600 рублей в месяц, актер Большого театра - от 1000 до 2000 рублей. Кроме этого: ордена, звания, дачи, зарубежные поездки, комфортабельные квартиры. Но последнее, прежде всего, являлось привилегией начальства: ректоров, директоров предприятий, главных врачей, руководителей театров и музеев.

         С 1923  по 1928 годы в Советской России проходили дискуссии о судьбе интеллигенции и ее месте в советском обществе, при участии самой интеллигенции. В 1925 году состоялись съезд учителей (заметим, что следующий состоялся только в 1968 году), и съезд врачей. С 1926 года стали вручаться Ленинские премии за выдающиеся успехи в науке и технике. Все партийные лидеры дружно хвалили специалистов (интеллигенцию) за вклад в восстановление и развитие народного хозяйства, сохранение и развитие культуры страны.  Это были годы, когда интеллигенции было позволено  расслабиться, помечтать, пожить с чувством свободы.

         Перелом наступил в 1928-1931 годах. Начались судебные процессы: «Шахтинское дело», дело «Промпартии», дело Союзного бюро меньшевиков и.т.д., - это стало началом антиинтеллигентской компании. Отныне существование и деятельность отечественной интеллигенции осуществлялись в рамках жесткого партийного контроля. Что обусловило предписанное ей в те годы предназначение: не рассуждать, служить и обслуживать сталинскую политику, выполнять все распоряжения «сверху».

Несмотря на это интеллигенция - эта «Золушка» в своей стране творила чудеса. Возникли промышленные гиганты страны, было изобретено, выковано и применено по назначению оружие Победы. Абсолютное большинство интеллигенции, как и до революции, просто работало, отдавая свои знания и здоровье стране. Вспомним подвижническую экспедицию Н.И.Вавилова, знаменитые группы инженеров, работавших в тяжелейших условиях сталинской «шарашки» – ГИРД  С.П.Королева, физиков во главе с И.С. Курчатовым, бескорыстный труд группы химиков под руководством С.В.Лебедева.

   А в 50-е годы прошлого века отечественная интеллигенция совершила невероятный прорыв в науке и технике. И это при том, что семнадцать тысяч профессионалов было репрессировано. Интеллигенция была готова копать котлован под фундамент будущего великого здания нового общества. Она готова была потерпеть во имя будущего, с пониманием относясь к сложностям строительства. С таким мироощущением огромная часть интеллигенции жила и работала десятилетиями. Казалось, она примирилась и свыклась. Иной роли ей не предложили в постсталинские времена ни Н.С.Хрущев, ни Л.И.Брежнев, ни М.С. Горбачев.

         И вот настали новые времена. Но перестала ли интеллигенция в последнее тридцатилетие находиться в положении «Золушки»? Востребован ли ее потенциал в наши дни, и каковы перспективы?

         К сожалению, в наши дни значительная часть интеллигенции представляет собой плачевное зрелище: серость, нищета, правовая незащищенность, зарплата, позволяющая с трудом выжить и многое другое, унижающее человеческое достоинство. Стыдно ли власть предержащим  за свою страну, где рубщик мяса в магазине получает двадцать пять тысяч рублей, а доцент – двенадцать? Это в материальном аспекте. Но есть и другие аспекты проблемы: прослеживается довольно четкая последовательность в судьбе отечественной интеллигенции: от промывания мозгов через их недооценку, к утечке. Это свидетельствует не только о слаборазвитости, но и слабости нашего государства, готового платить «за поддержку» полиции и армии и игнорировать тех, для кого основное «средство производства» - интеллект.

         Большевикам хватило в свое время ума и политической хватки, чтобы привлечь интеллигенцию и создать ей соответствующие условия. И это было сделано не зря, так как она с честью выполнила возложенные на нее задачи.


Литература:

1. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века.// О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. -  М.: Наука, 1990. С. 43–271.

2. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. Т. 2. СПб., 1992.

3. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5 издание. Т.34. С. 289-339.

4. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5 издание. Т. 36. С. 167-208