Право/11. Криминалистика и судебная медицина

Д.ю.н. Кенжетаев Ч.Д.

Академия экономики и права, Казахстан

Отказ от дачи показаний стороной защиты, как часть принципа презумпции невиновности

(переосмысление сущности)

Любой путь поиска не может не проходить вне постоянной оценки явлений, новых, неизвестных доселе, старых, устоявшихся и, казалось бы, общеизвестных. Во многом это связано с тем обстоятельством, что человек, постоянно расширяя свой верхний и нижний пределы познания, вынужден корректировать конкретные позиции с основами и целями своего существования и в целом самого познания. В этой связи изучение и иная интерпретация констант, ставших уже априори незыблемыми, часто вызывает волну возмущения и воспринимается как «новодел» оторванный от основ. При этом, критики часто забывают, что любая реинсталляция знания предполагает неизменный генетический анализ явления. На волне такого вступления попытаемся вновь коснуться весьма болезненного элемента уголовного процесса как отказ от дачи показаний. Вновь, потому, что ранее мы уже писали об этом, затрагивая сей вопрос в своей диссертации [1, с. 119]. Однако, лейтмотивом рассмотрения сего вопроса в работе был несколько другой момент заключающийся в акценте недопустимости дачи ложных показаний обвиняемым, подозреваемым. Сейчас же мы пришли к мнению о том, что существование принципа презумпции невиновности само по себе является спорным, минимум в части права обвиняемого, подозреваемого отказа от дачи показаний в ходе предварительного следствия.

Попытаемся обосновать полноценных таких сомнений. Так, на сегодняшний день, согласно ст. 19 УПК Республики Казахстан «Презумпция невиновности» «1. Каждый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.

2. Никто не обязан доказывать свою невиновность.

3. Неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу. В пользу обвиняемого должны разрешаться и сомнения, возникающие при применении уголовного и уголовно-процессуального законов».

Согласно принятому Постановлению Конституционного Совета Республики Казахстан от 26 июня 2003 г.  № 9. В обсуждаемый Кодекс внесено дополнение в виде дополнительной части: «4. Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и должен быть подтвержден достаточной совокупностью достоверных доказательств».

Взяв за основу этот объем составляющих отметим, что отдельные источники указывают и на имеющееся право обвиняемого, подозреваемого, подсудимого отказаться от дачи показаний (см ст. 119 УПК Республики Казахстан) как часть такой презумпции. Именно с этого элемента мы начнем нашу канву рассуждений.

При этом, проведенный нами анализ исторического возникновения презумпции невиновности и ее сегодняшнего состояния позволяет однозначно утверждать о том, что данная норма не имеет никакого отношения к презумпции невиновности [2]. Более того, мы полагаем, что существование данной нормы вообще не вызвано никакой необходимостью и несет прямой ущерб общественным отношениям. Обосновывая свою точку зрения, заметим, что отказ от дачи показаний, каким обладает подозреваемый, обвиняемый и подсудимый в контексте отказа от самообвинения, реализует защиту в равной степени, как и фактические ложные показаний. В этой связи предоставление ему фактического права лгать, либо саботировать расследование посредством отказа от дачи показаний не вызывается ни с какими логическими причинами обеспечения права на защиту.

Более того, само право на отказ от дачи показаний было бы целесообразно лишь в том случае, если бы преимущества пассивных способностей в защите могли поглотить собой активные способности в обвинении. Между тем в нашей предыдущей работе мы установили факт невозможности такой замены [1, с. 117-120].

Обсуждая данный вопрос, следует в который раз заметить, что основным моментом привлечения к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний является момент, имеющий место именно в ходе расследования. Этот момент устанавливается расследованием и не связан с абсолютизацией публичного начала. Другими словами, сама вероятность возможности ответственности зависит от личности и возникает в процессе производства по делу. Поэтому невозможность привлечения к ответственности за отказ от дачи показаний или дачу ложных показаний порождена процессуальной средой и связанна с ней. В этой связи любые рассуждения о ее существовании основаны только на логике уголовно-процессуальных отношений и не могут иметь в своей основе какие-либо вопросы уголовно-правовой логики. Другими словами – существование данной нормы может быть вызвано не сколько уголовно-правовыми рассуждениями сколько уголовно-процессуальными причинами.

Рассуждая о возможности отказа от дачи показаний подозреваемым, обвиняемым и подсудимым следует учитывать и следующие моменты:

Целью отказа от дачи показаний могут быть следующие причины:

1. Ложное, либо четко осознанное чувство восприятия органов расследования в качестве врага. При этом очевидна сама несостоятельность восприятия такого чувства в качестве объективной причины уже потому, что лицо осуществляющее расследование является представителем государства которому последнее делегирует объективное предварительное следствие, которое не относится ни к стороне защиты ни к стороне обвинения. В таком контексте можно сделать вывод об общем враждебном отношении такого подозреваемого, обвиняемого к государству. Сей факт логически предполагает изоляцию такой личности в целях недопущения причинения вреда таким враждебным субъектом, либо такие действия со стороны государства, которые бы позволили удалить обсуждаемое лицо с территории страны. Здесь любые аргументы типа «его действия нарушают мои интересы» могут связаны только с отрицанием той осознанной необходимости, которая является основанием для делегирования следователю, дознавателю полномочий по допросу и проведению расследования. Более того, такая позиция может свидетельствовать о том, что фигурант явно ставит свои интересы выше общественных, выше интересов правосудия, государственности и интересов прочих лиц. Что с позиции теории права само по себе требует наказания, минимум в виде штрафа, частично компенсирующего бюджетные расходы, направленные на, как следствие, безрезультатное расследование. Мы не исключаем личные конфликты между подозреваемым, обвиняемым и лицом осуществляющим расследование, однако отказ от дачи показаний в качестве средства баланса здесь настолько же безрезультатен насколько могут быть безрезультатны любые формы прекращения диалога между двумя конфликтующими личностями.

Следует обратить внимание и на попытки отнести орган расследования к стороне обвинения, однако с позиции теории права такие попытки не более чем запутанная, наивная точка зрения основанная на эклектике англосаксонского и континентального права. Поскольку в условиях инквизиционного предварительного следствия орган расследования играет функцию объективной и независимой структуры представляющей материалы для равного использования обеим сторонам. Именно поэтому, орган расследования может быть либо независимым от обеих сторон, либо вообще невостребованным, поскольку в условиях состязательного предварительного следствия расследование могут вести обе стороны, чего нет на сегодняшний день.

Кроме того, вновь заметим, что ложное, либо четко осознанное чувство восприятия органов расследования в качестве врага зачастую может быть характерно для различного рода репатриантов, не отождествляющих свое сознание с общественными нормами страны, в которой они находятся, так сказать находящимися в состоянии паразитического существования, Безусловно, достигая критической массы такая группа начинает играть роль действенного фактора саботажа, что нередко приводит к уничтожению государства.

2. Лицо отказывается давать показания не по причине отрицания государственного начала, а в качестве попытки ухода от ответственности, которую он действительно заслуживает. Здесь, затягивание времени способствует утрате доказательств и отрицательно сказывается на результатах расследования. В данной ситуации оно может быть относительно позитивно по отношению к общественным установкам и отказывается давать показания инстинктивно опасаясь такого привлечения. Анализируя данную ситуацию и вовсе следует прийти к выводу о том, что данная личность явно заслуживает репрессивных мер, ибо она виновна. Таким образом, причин для оправдания самого отказа от дачи показаний по своей логике нет.

Однако затронем следующий вопрос, вытекающий из предпосылки ответственности лица за совершенное деяние – кто решает вопрос о виновности лица? Ответ простой – суд. Тогда вопрос № 2 – а если его решает суд, то почему сознательная, невиновная личность в ходе предварительного следствия отказывается давать показания, ведь в суде, она в любом случае, может предоставлять доказательства своей невиновности и интерпретировать те или иные факты собранные лицом осуществляющим расследование (согласно закону объективным). Почему мы воспринимаем спокойно любые ухищрения лица в попытке избежать ответственности и позитивно относимся к возможности избегания им ответственности заключающимся в отказе от дачи показаний в том числе. Напомним древнюю мудрость – «Жалея преступника, мы второй раз наказываем потерпевшего». Поэтому, предоставляя обвиняемому, подозреваемому право отказа от дачи показаний мы вполне спокойно допускаем саботаж с его стороны интересов потерпевшего, государства. Этакая исключительная безответственность особенных лиц, безответственность дикая и опасная для общества, разрушающая его изнутри.

Каковы его истоки? Не секрет, что данное правило заимствовано из англосаксонской системы права, в которой правовая мысль развивалась вокруг прецедентов формируемых, логически, исходя из волюнтаристических начал. Попыток научного объективизма оценки доказательств не предпринималось. На сегодняшний день структура англосаксонского права до сих пор напоминает бессмысленное и бесструктурное нагромождение норм. При этом сама система только сейчас начинает перенимать основы кодификации, одновременно пытаясь подменить право зависимых стран своим правом, в целях создания там правового хаоса. Как следствие отсутствия научного объективизма судебная трактовка доказательств носит сугубо имманентный характер, что ярко проявляется наличием суда присяжных. Именно поэтому наличие вредных для государства презумпций никак не вредит самому государству. Ибо в случае с желанием оправдать преступника государство может сделать это практически легально, просто пользуясь такого рода презумпциями. Здесь на законодательном уровне этот саботаж следствия допустим. Если же есть цель, – в любом случае вменить вину, то суд не будет связан никакими нормами определяющими ценность доказательства, их просто нет. Здесь достаточно просто принять решение, либо вынести таковое на уровень нового прецедента. Заметим, что в континентальной системе права изначально презумпции невиновности не было, она появилась вследствие революций финансируемых англосаксами и тем самым внесла разлад в относительно выдержанную и цельную структуру континентального права.

Справедливости ради заметим, что на сегодняшний день проще полностью подчинить наше право логике англосаксонского права, нежели чем попытаться заново реструктурировать его. Однако проще – не значит правильнее.

Перейдем к анализу прочих элементов презумпции невиновности.

Начнем с элемента указанного в ст. 19 УПК Республики Казахстан под номером два и звучащей как – «Никто не обязан доказывать свою невиновность», «Обвиняемый, подсудимый, подозреваемый не обязан доказывать свою невиновность», «Бремя доказывания лежит на стороне обвинения». Собственно, из которого часто и трактуется право обсуждаемой категории лиц на отказ от дачи показаний и дачу ими ложных показаний.

Что оно обозначает? Сей факт определяет то, что бремя доказывания целиком лежит на стороне обвинения. Однако так ли это на самом деле?

На самом же деле, обвиняемый, подсудимый в любом случае занимается доказыванием своей невиновности. Безусловно, кроме тех случаев, когда он хочет понести наказание (однако в данном случае вести речь об оценке данного деяния с позиции виновности, невиновности не приходится). В чем это выражается? Прежде всего, в наличии у него права заявлять ходатайства, представлять доказательства и как-либо интерпретировать перед судом факты. Это связанно с самим состязательным характером судебного процесса. При этом, очевидно, что вывод о виновности или невиновности лица основывается именно на этой интерпретации фактов. В таком контексте интерпретация этих фактов стороной защиты, в любом случае является обязательным элементом этой защиты, за исключением случаев, когда лицо признает свою вину. Впрочем, в таком случае вопрос о защите и не стоит, ибо вина фактически признается. Здесь, любые интерпретации являются обязательным условием защиты, по крайней мере имманентно, они преследуют эту цель. В целом, в указанном случае, обязанность в доказывании и право в предоставлении являются одним элементом, ибо вероятности не пользования этим правом отсутствуют, у лица просто нет выбора.

Анализ следующего элемента презумпции невиновности заключается в изучении и интерпретации следующих деклараций: «Всякие неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого, подозреваемого, подсудимого», «Приговор не может быть основан на предположениях». Все они указывают на обоснованность обвинения. При этом, следует вспомнить, что доказательствами, трактовка которых не вызывает сомнений являются только прямые улики, (как правило они выражаются в допросах лиц). Во всех остальных случаях речь идет о косвенных уликах, трактовка которых сомнительна. Другими словами, исходя из буквального руководства такого элемента презумпции, выводы суда могут быть основаны только на прямых уликах, доказательствах. Вместе с тем, в большинстве случаев таких доказательств по уголовному делу просто нет, их невозможно установить, особенно по неочевидным преступлениям. В данном контексте все преступления такого характера просто выпадают из сферы правосудия, что делает его крайне неэффективным. В указанной ситуации любой законодатель должен усомниться в качестве этой нормы, либо приняв ее признать несоответствие ей существующей практики. Однако, в нашем законодательстве и праве она играет роль декларации, присоединение к которой внешне позволяет оценить демократичность законодательства, а на самом деле играет роль троянского коня.

И наконец, третья составляющая звучащая как: «Никто не может быть признан виновным иначе как приговору суда», «Суд в своем решении не зависим и не относится ни к одной из сторон». По большому счету таковая вообще является условием уголовного судопроизводства порядкового характера и не носит смысловой нагрузки, поскольку деление процесса на инквизиционный и состязательный этот факт уже предполагает. Ситуация с существованием данного элемента тем более нелепа, что в нашей структуре судопроизводства судебная стадия является состязательной (как и в большинстве других правовых систем), что делает какие, либо упоминания о независимости суда излишними. Что же касается момента с которого лицо считается виновным, то здесь ситуация также урегулирована и без существования данного элемента. Во многом сей факт связан с тем, что уголовно-процессуальное право, реализуя материальное, уголовное право, уже подчиняется правилам о назначении и исполнении наказаний указанных в уголовном законодательстве. Здесь, даже логически, вопросы ответственности за вину начинаются не ранее, чем после ее определения судом. Поэтому, даже предположив, что вина, каким-либо образом, установлена до приговора суда, мы столкнемся с фактом того, что ответственность за нее наступает не ранее принятия судебного решения, что делает само судебное решение фактической отправной точкой. Совокупность этих доводов делает настоящий элемент излишним.

Рассматривая действие «принципа презумпции невиновности» следует обратить внимание на явную проблему структурного нахождения обсуждаемой категории в уголовно-процессуальном праве. Во многом это связано с тем, что, обсуждая настоящую категорию, мы одновременно трактуем ее и как принцип и как презумпцию. Причем причин для такой трактовки найти нельзя. Во-первых, потому, что это суть есть разные понятия, а во-вторых, потому, что из имеющей место аналогии вполне разумным является и трактовка прочих презумпций в качестве принципов. Однако, ни о «принципе презумпции добросовестности» и о «принципе презумпции истинности приговора», ни прочих «презумпциях-принципах» практически ничего неизвестно.

Не увлекаясь описанием дифференциации принципов и презумпций, отметим, что принцип, логически, является структурным вектором построения права, а также правилом прямого действия, что же касается презумпции, то это лишь механизм толкования тех или иных фактов и обстоятельств в аксиоматической трактовке. При этом в контексте использования презумпции в качестве принципа можно прийти к выводу о том, что и то и другое понимание не отличается друг от друга. В таком контексте понятия принципов и презумпций начинают дублировать друг друга и представлять из себя аморфное образования аксиоматического характера существенно расширяющее границы правообразования. Как следствие сей факт предполагает не только техническое увеличение норм реализующих провозглашенные декларации, возникают тревожные предпосылки конкуренции принципов и презумпций между собой, а также прочих норм следующего уровня абстрагирования. Что собственно и происходит, ибо в существующей статике соотношения принципов и презумпций между собой нет никаких ограничений для возникновения новых положений уголовного процесса. Прежде всего, это связано с внешне непротиворечивым соотношением уже существующих принципов и презумпций, что является соблазном для все большего их увеличения. Однако, любое пространство ограниченное процедурой регулирования отношений не является безразмерным, что и определяет ущербность законодательства, права несвязанного единым структурным непротиворечивым пониманием. В этой связи отмечаем, что существующее существование «принципа-презумпции» играет роль дестабилизирующего фактора в существовании права.

Итак, подведем итог:

– существование «принципа презумпции невиновности» следует поставить под сомнение в качестве разумного элемента права;

– на самом деле, на уровне логичности составляющих, презумпции невиновности нет, в лучшем случае таковая является фикцией.

Литература:

1. Кенжетаев Ч.Д. Преимущества в уголовном судопроизводстве: дисс. … д.ю.н. – Бишкек, 2012.

2. Кондратчик А.Л. Английский суд присяжных: исторические нормы и эволюция //Cов. гос. и право. – 1981. – № 6; Нысанбаев Н. Судебная защита прав человека: ретроспективный анализ // Евразийское сообщество. – 2001. – № 1; Кросс Р. Прецедент в английском праве. – М.: Юрид. лит, 1985; Головко Л.В. Реформа уголовного судопроизводства в Англии // Гос-во и право. – 1996. – № 8; Карри Д. Конституция США. – Алматы: Казахстан, 1994; Флетчер Дж. Презумпция невиновности // Сов. гос. и право. – 1989. – № 11; Джекебаев У. Основные принципы уголовного права Республики Казахстан. – Алматы: Жеты жаргы, 2001; Уголовное право буржуазных стран: общая часть. – М., 1990; Черниловский З.М. Всеобщая история государства и права: учебн. – М.: Высш. шк., 1983; Корякин И.П.Теоретическое понимание принципов права // Фемида, – 2007. – № 2(134).