Николаева Айсенэ Сергеевна

соискатель исторического факультета

Северо-Восточный Федеральный университет им. М.К. Аммосова,

Республика Саха (Якутия),

специалист-эксперт отдела координации и анализа деятельности в учетно –

регистрационной сфере Управления Росреестра по Республике Саха (Якутия)

Борьба Е.Д. Николаева за отмену уголовной ссылки

Политическая ссылка являлась неотъемлемой частью истории России. По своим масштабам, числу вовлеченных в нее лиц, организованности она не имела аналогов в мировой истории XIX - XX вв. Россия – одна из первых стран, в карательной политике которой возник институт ссылки. Указ от 12 марта 1582 г. юридически оформил новый вид наказания – ссылку.

Сибирь стала тем регионом, присоединение которого происходило параллельно не только с ее превращением в место ссылки, но и использованием института ссылки для открытия и включения в состав Русского государства новых земель и территорий. Таким образом, после официального присоединения к русскому государству в 1632 г., с основанием на Лене Якутского острога, ставшим в 1638 г. – Якутским воеводством, с 1642 г. – местом ссылки, Якутский край, согласно соборному Уложению 1649 г. впервые был указан как район ссылки – самый отдаленный в России. С этого момента начинается история ссылки в Якутии.

Ссылка, как вид наказания в законодательстве разделилась на три вида: уголовная, религиозная, политическая.

Тема влияния ссылки на Якутию, ее последствия изучались с положительной и негативной стороны, также в целом.

Российское государство в конце XVI – начале XIX в. проделало огромную работу по экономической интеграции Сибири в европейскую часть страны, однако результаты этих усилий были не оправданы из-за превращения Сибири в место ссылки для всей Российской империи.

Логична оценка действий института политической ссылки в России в целом и якутской политической ссылки, как бесчеловечного ее проявления, не только в исторических судьбах России, но и самого царизма[1].

Основной массой ссыльных были уголовные преступники. Так, в 1884 г. в Якутской области ссыльных разных категорий было 6415 человек. За ними по своей воле добровольно прибыли 1533 члена их семей. Всего в области ссыльного населения было 7948 человек. Из ссыльных численно преобладали уголовники (4725 - 73,67 %), религиозные сектанты (1540 - 24,00%), польские мятежники – участников национально-освободительного движения (64 - 0,99 %), государственные преступники – участники революционного движения в России, т.е. политссыльные, (86 - 1,34 %). В последующие годы изменение количественного состава в этих группах ссыльных было небольшим.

По приезде на место причисления уголовные ссыльные состояли на содержании местного населения, религиозные обеспечивали себя своим трудом, а политические получали казенное пособие. Всем, кроме приписанных к городу, при желании выделялись земельные участки. Но и это делалось незаконно, так как инородческие земли принадлежали им и управлялись их обычным правом. Кроме того, по закону ссыльный имел право на надел земли при условии приема его в члены крестьянского общества.

Е.Д. Николаев видел в предоставлении земельных угодий ссыльным нарушение правил, установленных правительством по Уставу об инородцах 1822 г. «Правила эти, как я позволю себе указать, нарушаются при разделе ссыльным земель и, следовательно, не ограждают нас от отчуждения лучших угодий, необходимых для пропитания»[2]. Это свидетельствует об отрицательном отношении головы улуса к уголовным ссыльным. Он также писал, что «ссылка эта в виду особых условий области, трудности с пропитанием и бедности инородцев, является обременительной, угрожающей безопасности местного населения»[3]. Переживания Николаева вполне понятны, так как самое большое количество ссыльных отправляли именно в Батурусский улус, и содержание этих ссыльных ложилось на плечи местного населения. Об этом свидетельствуют архивные документы. Часто сами ссыльные писали заявление с просьбой выделить землю. Некоторые ссыльные успешно занимались не только земледелием, но и выращиванием овощных культур.

Каждый поселенец, присылаемый в инородческое общество, не имел при себе ни одежды, ни средств на пропитание, а самое главное - способностей к тяжелому труду. И местный народ вынужденно должен был кормить, одевать поселенцев. Ссыльные совершали кражи скота, взломы амбаров и вели нетрезвый образ жизни, занимались тайной продажей вина местным жителям. Свои дома превращали в притоны для картежной игры и пьянства, спаивали инородцев и делали их соучастниками воровства. Часто именно уголовные ссыльные вовлекали местных жителей в картежные игры, чем разоряли целые семейства. На ссыльных была возложена обязанность платить подати. С трудноспособных поселенцев взыскания производились всегда. Но, по мнению Николаева, взыскание уплаты податей было безуспешным делом, так как ссыльные не имели даже средств для собственного существования, поэтому они вынуждены, были жить за счет населения[4]. Существовала еще другая категория ссыльных, которые были отнесены к нетрудоспособным по медицинским показаниям.

Число преступлений, совершенных за 1870 г., составляло 203 случая: из них кражи – 16, убийства – 39. В 1872 г. общее число преступлений в области возросло до 319 случаев: из них кражи – до 58 случаев, трупы – 63 случаев[5].

Пагубное влияние уголовной ссылки постоянно тревожило Николаева. По его мнению, малообеспеченным жителям приходилось экономить на еде, чтобы оплатить все растущие повинности, налоги. Осужденные в свое время за грабежи, убийства и другие тяжкие преступления ссыльные продолжали свое черное дело, находясь и на поселении. Об этом Е. Николаев приводил следующие факты: «В 1872 г. общее число преступлений в области было 319, из них краж до 58 случаев. В 1884 г. общее число преступлений возросло до 897 (более чем в два с половиной раза), в том числе краж - 78 случаев, убийств - 57 случаев, мошенничества, обманов и присвоения чужого имущества -41 случай[6]. Ссыльными совершалось громадное большинство преступлений, причем многие из них оставались обжалованными со стороны инородцев неуличенными. Случаи изнасилования и оскорбления женской чести, по понятным чувствам стыдливости со стороны пострадавших, также оставались безнаказанными»[7].

Правительственные меры оказывались неэффективными. Местные власти пытались расселять их не в одном месте, а вдали друг от друга. Расстояние составляло от 2 до 20 и более верст.

По статистике преступлений, по фактам, данным Е.Николаева можно увидеть следующую картину. Будучи головой улуса, он в 1884г. составил таблицу по родам преступлений за год. Самое большое число преступлений – это кража (60 случаев), на втором - нанесение личных оскорблений (30 случаев), на третьем месте угрозы (10 случаев), смертоубийство, присвоение и растрата чужого имущества – по 3 случая. Нарушение питейного устава, нанесение увечья и ран – по 2 случая. Всего совершено 311 преступлений. Число осужденных – 6 человек мужского пола, других сословий – 6 человек мужского пола, а возраст 20-30 лет (4 человека мужского пола), 41 - 50 (2 человека мужского пола)[8].

Е.Д. Николаев настойчиво требовал прекращения уголовной ссылки в Якутию, и эта просьба было услышано иркутским генерал – губернатором. В 1886 г. Игнатьев решил ознакомиться с положением дел лично. По итогам поездки в сентябре 1887 г. губернатор сообщил о крайней обременительности для инородцев Якутской области содержания ссыльных. Благодаря поддержке А.П. Игнатьева 27 марта 1887 г. Комитет Министров утвердил Положение об ограничении числа ссылаемых в Якутию уголовных преступников. По данным И.Г. Макарова, если в 1883 г. в область прибыли 1196 человек, то в 1887 г. – всего 147[9]. Это была уже победа усилий Е.Д. Николаева и всех противников уголовной ссылки.

В 1891 г. был издан царский указ о прекращении заселения уголовными – переселенцами Сибири.

Подводя итоги, можно сказать следующее: вопрос отмены уголовной ссылки был основан на ее вредных последствиях. Е. Николаев, прежде чем начать решать эту проблему, изучил ее со всех сторон.

Е.Николаев настойчиво добивался решения этой проблемы, существенного фактора неблагополучия якутов.

Только благодаря Николаеву и его предшественникам эта проблема была решена.