Аманжолова Д.А.

КазНПУ доктор PhD, Казахстан

Мусульманское духовенство в трудах казахских

просветителей второй половины XIX в.

Со второй половины XIX в. одним из важных условий осуществления в регионах населенных мусульманами, было установление определенных отношений правительствующей власти с многочисленными духовными лицами, которые играли значительную роль как в духовной, так и в гражданской жизни мусульман. Кроме выполнения богослужебных обязанностей, духовенство руководило сферой образования мусульман, осуществляло судопроизводство по их брачным, семейным и наследственным делам по правилам своей веры. Мусульманские духовные учреждения были крупными собственниками, владея вакуфами (недвижимая собственность или капиталы, отданные или завещанные мусульманами в пользу мечетей и религиозных учебных заведений). Исходя из этого, мусульманское духовенство оценивалось властью как важный объект.Казахские просветители XIX века уделяли не мало внимания этой сложной проблеме. Ч.Ч. Валиханов в ряде своих работ раскрывал вопросы распространения ислама, степень исламизированности казахов; характеризовал уровень знаний мусульманской веры муллами; выразил свое отношение к христианизации, политике по отношению к исламу со стороны Российского государства. Думая о судьбе казахского народа, о путях прогрессивного развития, просветитель говорил об исламе и науке. Он рассматривал ислам как силу, противоположную науке и образованию. Казахский просветитель считал, что эта религия тормозит интеллектуальное развитие человека, рост его культуры. Что же можно ожидать «от татарского просвещения кроме мертвой схоластики, способной только тормозить развитие мысли и чувства», - с сожалением писал Ч.Валиханов. Расценивая ислам как религию, проникнутую духом мистицизма и мракобесия, он не допускал возможности его приспособления к нуждам и потребностям развития народа. Поэтому Ч. Валиханов стремился не допустить широкого проникновения ислама в казахскую среду. С этой целью он не единожды обращался к российскому правительству с требованием прекратить покровительство исламу, доказывая вредность этой религии не только казахскому народу, но и самой России. Тенденция усиления ислама в степи не прошла мимо внимания Ч. Валиханова. Он с сожалением замечал, что под влиянием ислама исчезают остатки веротерпимости казахов, их нерелигиозных обычаев и традиций, что эта религия приводит к замкнутости. Этот вывод он делал на примере татар: «Нет никакого сомнения, что причиною отчуждения татар от русских и причиной всех плачевных явлений был магометанский пуританизм, другой причины не могло быть».

Такое же явление он замечал и среди казахов по мере распространения мусульманства, когда они «более чуждаются русского просвещения и русского братства». Сторонник европейской цивилизации, Ч. Валиханов желал «очистить» казахскую культуру от «мусульманского вклада». Он считал, что в этом деле помощь казахам должна исходить от «просвещенного» правительства России. Оно должно «устранить вредное влияние татарских мулл и среднеазиатских святошей, …уничтожив действие мусульманских законов в нашей области, согласно желанию самого киргизского народа». При этом он не был сторонником насильственных мер борьбы с исламом. Он ясно понимал, что гонения только придадут «больше энергии и жизненности» преследуемой вере. Ч. Валиханов был против энергичного распространения христианства. Он даже высмеивал намерения М.М.Сперанского, считавшего, что слабоисламизированных казахов легко обратить в христианство. Казахский просветитель полагал необходимым снять покровительство исламу со стороны российского правительства, открыть вместо татарских школ русские. По его мнению, эти меры для начала были вполне достаточными для подрыва влияния мусульманской религии. Задумываясь о будущности казахского народа, Ч.Валиханов еще в середине XIX века замечал наметившуюся борьбу между старым и новым, то есть между ориентацией на мусульманский восток и на Россию. При всей его западной ориентации, он не отказывался от всех хороших сторон Востока, от его достижений. Также как Ч. Валиханов, критически были настроены к деятелям мусульманской религии своего времени современник Чокана С.Бабаджанов и И. Алтынсарин. С. Бабаджанов признавал, что деятельность татар способствовала распространению грамотности. Но при этом подчеркивал вредное влияние татар на казахов, что проявлялось, по его мнению, в передаче казахам суеверий и в приучении к кляузам и мошенничеству. Критиковал Бабаджанов и фанатизм татар и не хотел бы такого примера для казахов: «…в продолжение столь давнего с русскими проживания нисколько (говоря о большинстве) не ушли от своего грубого, закоснелого невежества. Не дай Бог, чтобы киргизы последовали им в этом!». Получив российское образование, он был сторонником светского, российского образования. С большой симпатией C.Бабаджанов писал о хане Джангире, который своим сыновьям и дочерям дал русское образование и старался познакомить казахов с русской культурой, беря с собой в Петербург, Москву, Астрахань большую свиту из казахов. Он признавал: «У русских так много хорошего, что мы готовы перенять с душевной радостью». По мнению Бабаджанова, казахи довольно быстро поняли важность грамотности, особенно русской: «Только по недостатку способов обучаться по-русски, все старания киргизов обратились на образование себя в знании правил веры». При этом казахи преследовали меркантильные цели, без практической выгоды образование как бы не привлекало степняков, что отмечали русские исследователи.

С. Бабаджанов также писал: «… все бросились писать и приучаться к письменному делопроизводству с единственной целью – быть чиновником или канцеляристом. От этого образование киргизов разделилось на два рода: одни старались приобретать религиозные познания и быть муллой, другие спешили получить светское образование, то есть учиться читать, писать и говорить по-русски и писать по-татарски». В том и другом случае обладатели этих знаний получали почет и уважение общества. Не менее острой была критика деятелей мусульманского духовенства И. Алтынсариным. Вся его педагогическая деятельность по открытию и расширению светских школ, подготовке учительских кадров, созданию учебной и методической литературы служила противовесом религиозному образованию. Критика мусульманского духовенства была направлена на раскрытие их невежества, примитивного характера тех знаний, которые они распространяли, их стремления ограничить процесс познания только религиозными догмами. Просветитель писал: «Дух нравственного учения бухарских и татарских мулл – вообще известен. Они, побуждаемые отчасти личными интересами, а отчасти вследствие того, что сами воспитаны односторонне, в известном только направлении, ставят единственным источником всякой мудрости только магометанское вероучение и все, что не относится к этому, считается недостойным обучения и измышлениями неверных, клонящимся к ослаблению религиозных их учений». Не принимая невежество и направляя все острие критики против малограмотных мулл, прибывающих в казахские степи из Казани, Уфы, он особенно был возмущен тем, что в их руках было сосредоточено все дело народного образования. В своих светских школах И. Алтынсарин не мог не ввести и уроки по мусульманской религии, что было общим требованием в империи, с одной стороны, с другой – чтобы не отвращать казахов от своих школ. Но его не устраивали те книги по религии, которые в то время использовались в школах. Будучи сам хорошо знаком с основами и историей ислама, он решил сам создать учебник на казахском языке, чтобы казахскому народу был понятен смысл, и чтобы оградить казахский язык от засорения татарскими словами. При этом в его учебнике по исламу основное внимание уделялось идеям, побуждающим человека к добрым делам и поступкам. Так как большинство школ существовали за счет пожертвований населения, то И.Алтынсарину приходилось считаться с мнением населения. Так, при Актюбинской школе содержался в качестве учителя мусульманской религии мулла Кубынияз, которого пожелали поставить местные аксакалы. По характеристике просветителя, это безграмотный, не понимающий данных ему советов человек. Но Алтынсарин должен был оставить его на этой должности. Кроме того, казахскому просветителю приходилось считаться и с российскими чиновниками, которых не особенно волновали проблемы просвещения казахского народа. Но он настойчиво требовал от правительства организации школ в казахской степи, которые бы противостояли распространению религиозных взглядов и давали знания об окружающих явлениях:

«В общих интересах правительства - нравственно и экономически развивать подвластные ему народы и было бы желательно безотлагательное распространение в киргизской степи русско-киргизских школ, которые если и не вытеснят вполне татарское учение, то все же будут служить противовесом ему – рассадником, так сказать, практических взглядов на вещи, отражающих предрассудки, вредящие народному развитию». Ратуя за русское образование, И.Алтынсарин категорически был против миссионерской деятельности, против христианизации. Он считал, что этот процесс несет в себе двойной вред, с одной стороны, может привести к враждебным отношениям между мусульманами и христианами, что не способствует развитию дружбы между казахским и русским народами. С другой стороны, он вредит и делу просвещения, потому что казахи станут воспринимать русский язык как язык христианства, это отпугнет степняков от русско-казахских школ. Стремление мусульманского духовенства опорочить знания, науку и ограничить обучение лишь религиозной догматикой вызывало резкую критику и со стороны Абая Кунанбаева. Методы обучения в медресе он считал безнадежно устаревшими, бесполезными и вредными. А получившие там образование в результате пустой зубрежки, молодые люди выходили оттуда невежественными, неразумными и неприспособленными к труду и в дальнейшем живущими ложью и обманом. Поэтому, по мнению Абая, учение мулл не приносит ничего, кроме вреда .Он предупреждал людей о той опасности, которую представляет собой учеба у мулл, ишанов, ходжей: «Говоря о муллах, хочется особенно предостеречь вас от ишанов. Их учения ложны, пагубны. Многие из них невежды, не знают подлинных законов шариата, а избирают путь богослужения, пытаются учить других при всей убогости собственных знаний, учения этих искусителей человечества вредны даже для псевдорелигий. Они находят себе опору среди глупцов, слова их – ложь, свидетельство их учености – четки, чалма и больше ничего!». И у Абая видим, что критика была направлена против невежества мусульманского духовенства. Но он не ограничивался критикой, тщательно изучив Коран, Хадисы Мухаммеда и другие религиозные книги, стремился раскрыть смысл и значение веры, достичь глубокого понимания их. Он призывал казахов чтить Коран как истинное слово божье, чтить самого пророка и следовать его вероучению. Абай был против упрощенного понимания идеи Аллаха, приспособления ее к уровню народа, поэтому совершение обязательных элементов обряда считал недостаточным, чтобы быть мусульманином. Обряды являются всего лишь стражами веры, считал Абай . Веру Абай понимал как сознательное служение истине и добру. Из всех добродетелей, наделяемых исламской религией Аллаха, он особое значение придавал науке, милосердию и справедливости. «Могущество Всевышнего выражено в Науке и Милосердии», - писал Абай. Перед исторической дилеммой, ставшей перед казахским народом в XIX веке, – по какому пути развиваться – с ориентацией на запад или на восток, Абай склонялся к первому.

Он не просто склонялся, а страстно призывал казахов обучать своих детей русской грамоте, науке, стремиться к науке не ради должности писаря, переводчика, адвоката, а чтобы быть людьми, подобными Салтыкову, Толстому, чтобы служить человечеству, чтобы быть Человеком. Он призывал казахов к дружбе с русским народом. При этом он имел в виду Россию не чиновников, а Россию русского народа, трудолюбивого, справедливого, человечного, умелого. В то же время казахов призывал не мириться с беззаконностью, а российское правительство – установить равные права. Для казахских просветителей было характерно желание быть полезными своему народу, помочь ему встать на путь прогрессивного развития. По их убеждению, этот путь лежал через просвещение и прежде всего, через светское, преимущества которого они осознали на себе, получив российское образование. Поскольку в XIX веке на территории Казахстана было более распространено муллинское образование, религиозное начальное и среднее, то их критика была направлена на это. Не устраивали просветителей методы обучения - слепое зубрение незнакомого текста. Острие критики было направлено на татарских мулл, малограмотных, невежественных, корыстных, сосредоточивших в своих руках все дело народного образования. Результатом такого влияния татар являлось засорение казахского языка арабскими и персидскими словами, татарским произношением. Просветители в своих работах ставили эту проблему, решение видели в светском образовании. В борьбе с отатариванием казахов рассчитывали на помощь России. При этом они были против гонения на ислам со стороны государства, против политики христианизации. Казахские просветители были за сближение казахского и русского народов, призывали свой народ переходить к более прогрессивным формам хозяйствования – оседание и занятие земледелием, развитие торговли и промышленности. Однако среди казахов второй половины XIX века было и другое противоположное направление, воспринимавшее Россию, ее политику как трагедию народа. На общем фоне нищания населения степи вследствие изъятия земель, вынужденной оседлости, роста поборов появились и стали процветать такие негативные аморальные явления, неизвестные ранее в степи, как подкуп, взяточничество, интриганство, борьба различных группировок за власть в результате установленной выборности должностей. Моральное разложение коснулось не только мирской, но и религиозной духовной жизни: отступление от норм ислама самими представителями мусульманского духовенства. Неслучайно они подвергались ожесточенной критике со стороны казахских просветителей. Здесь сказывался общий кризис мусульманской религии в XIX веке. Это направление представлено поэтами, чье творчество было названо М.О. Ауэзовым «поэзией эпохи скорби». Красноречивое название говорит о скорби этих поэтов по безрадостному настоящему, о потере надежды на лучшее будущее.

Поэтому они в своих произведениях видели выход из сложной реальности в уходе в прошлое или в религиозном учении о загробной жизни. Яркими представителями «эпохи скорби» были Шортамбай Канаев, Дулат Бабатаев, Мурат Монкеулы, Аубакир Кердери Шоканулы.

Дулат Бабатаев, в отличие от просветителей, все хорошее в жизни казахов видел в прошлом, особенно восхвалял период ханствования Абылая. Он выступал против перехода казахов к оседлости и земледелию, стоял за сохранение кочевого образа жизни. Он критиковал отцов, допустивших на свою землю неверных. Наблюдая за преобразованиями Российского государства, поэт отразил в стихах «Казахи мои есть жалкий народ», «О, Сарыарка, Сарыарка!», «Акжайлау и Сандыктас» и других ухудшение положения народа и свою боль. Дулат разоблачал представителей новой местной власти, изображая их в стихах «Кенесбаю», «Бараку» продажными, корыстолюбивыми. Он обвинял должностных лиц из казахов в ограблении беззащитных народных масс, во взятках. Разоблачал должностных лиц из коренного населения в нечестных поступках, считал их «продавших Родину за чин». Причину этих поступков Дулат Бабатаев видел в отступлении от своей веры: «подчинились безверному кафыру». Его возмущала дружба казахов с русскими. И он призывал казахов «не дружить с кафырами». «Иноверцы никогда не могут быть друзьями мусульман, ибо они, - заявлял Дулат, - рано или поздно обнаружат свою враждебность» . Поэтому в произведениях Дулата присутствует призыв следовать предписаниям ислама, к восхвалению мулл, умеющих читать мусульманские книги на арабском и персидском языках и проповедующих религиозные учения среди населения. Свое «завещание» - стихотворение «Осиет-Намэ» Дулат заканчивает следующими словами: «Бог сбережет вас от несчастья, если вы будете давать милость и зекет».Социальную направленность имеет и поэзия Шортамбая Канайулы (1818-1881г.). В ней получили отражение углубляющаяся социальная дифференциация казахского общества, зарождение торговой буржуазии и эксплуатация ею и новыми чиновниками народа. Он с сожалением писал о том, что казахам приходится идти «по пути, проложенному русскими», он не «допускал сближения мусульман с «кафирами». Поэтому он с тоской писал об ушедших временах, о гибельном будущем. Спасение поэт видел в религиозных молитвах, в искуплении грехов путем жертвоприношений. Шортамбай считал, что настоящая жизнь наступит только после смерти. Поэтому призывал: «Береги религию до самой смерти», чтобы обрести счастье в раю. Рост влияния мусульманской религии, ее значения в жизни степняков во второй половине XIX века выразилось не только в количественном увеличении институтов ислама, но и в появлении литературы на религиозную тематику, авторами которых являлись казахи. Это было ответом на духовное подавление, желанием сохранить свой уклад, язык, религию, в целом самобытную культуру. Борьба с мощной в военно-техническом отношении Россией перешла в плоскость культуры. В этот период формируется направление литературы, ориентировавшейся на восточные традиции, в частности на арабо-персидские. От этой традиции не отказывался и Абай Кунанбаев, написавший свои поэмы в этом стиле. На рубеже веков появилась целая плеяда казахских акынов, обращавшихся к восточной литературе. Традиционно воспроизводили содержание и мотивы произведений народов.

Литература

1. Валиханов В.В. Следы шаманства у киргиз; О мусульманстве в степи; Записки о судебной реформе // Собр.соч. в 5т. Т.4- Алма-Ата, 1985.

2. Маданов Х. Қазақ мәдениетiнiң тарихы. – С.317.

3. Бабаджанов Х. М-С. Сочинения. Алматы, “Санат”, 1996.

4. Алтынсарин И. Собр.соч. Т.III – С.78.

5. Алтынсарин И. Собр. Соч. Т.II – С.237.

6. Абай. Книга слов. – Алматы, 1993.- С.228.

7. История Казахстана Т.III – С.546; Поэты Казахстана, -Л.,1978, -с.182.

8. Бейсембиев К.Б. Идейно-политические течения в Казахстане конца XIX – начала XX века. – Алма-Ата, 1961 – С.94;XIXғасыр әдебиетi. – Алматы, - 1992, -с.21,24.