БАКУМЕНКО В.М.

Москва

ПОЧАЩЕ ПЕРЕЧИТЫВАЙТЕ ТАРАСА ШЕВЧЕНКО…

История моей жизни составляет

часть истории моей родины.

Т.Г. Шевченко

Сейчас в Украине настали такие времена, что нужно не только отмечать юбилейные даты великого поэта и пророка Тараса Григорьевича Шевченко, но и как можно чаще перечитывать его и поныне злободневно звучащие произведения.

Сколько эстетического удовольствия приносит прочтение повестей Шевченко «Художник», «Близнецы», «Прогулка с удовольствием и не без морали», «Музыкант» и других. Каким тонким ценителем прекрасного во всех его проявлениях предстаёт здесь перед нами Тарас Григорьевич, каким знатоком всех видов и жанров искусства, и каким образованнейшим человеком. Вот один яркий пример:

«Красота на меня, в чём бы она ни проявлялась, в существе ли живущем или прозябающем, всегда имеет одинаковое и благодетельное влияние. Под её благим влиянием я чувствую себя другим, обновлённым человеком, чем-то вроде старого младенца. Мне тогда необходим хоть какой-нибудь человек, чтоб разделить свои добрые ощущения или хоть наговориться досыта. А иначе я похож на того пьяного, который не заснёт, пока не отрезвится. Я тоже не мог заснуть, но это была не утомительная, а успокоительная бессонница. Приятное, невыразимо приятное ощущение! Благодарю тебя, всемогущий Боже, что одарил ты меня чувством человека, любящего и видящего прекрасное, совершенное в своём нерукотворном бесконечном творении. Если бы красота во всех её образах хотя бы наполовину человечества имела своё благодетельное влияние, тогда бы мы быстро близились к совершенству и, наконец, олицетворили бы собой божественную заповедь нашего божественного учителя».

Конечно, мы не можем не учитывать, что приведенная мысль принадлежит герою повести «Прогулка с удовольствием и не без морали». Но во всех повестях Шевченко настолько отчётливо звучит голос самого поэта, что зачастую полностью совпадает с героем повествования.

Какие пронзительные строки находим у Шевченко о Гоголе и Лермонтове! Так, в письме В.Н. Репниной поэт в 1850 году пишет: «Случайно как-то зашла речь у меня с вами о «Мёртвых душах», и вы отозвались чрезвычайно сухо. Меня это поразило неприятно, потому что я всегда читал Гоголя с наслаждением и потому, что я в глубине души уважал ваш благородный ум, ваш вкус и ваши нежно возвышенные чувства…

Меня восхищает ваше теперешнее мнение – и о Гоголе, и его бессмертном создании! Я в восторге, что вы поняли истинно христианскую цель его!.. Перед Гоголем должно благоговеть, как перед человеком, одарённым самым глубоким умом и самою нежною любовию к людям… Наш Гоголь – истинный ведатель сердца человеческого! Самый мудрый философ! И самый возвышенный поэт должен благоговеть перед ним, как перед человеколюбцем!».

А вот что пишет Т. Шевченко о Лермонтове в «Дневнике» (запись 28 июля 1857 года):

«… Ночь, лунная, тихая, волшебная ночь. Как прекрасно верно гармонировала эта очаровательная пустынная картина с очаровательными стихами Лермонтова, которые я невольно прочитал несколько раз, как лучшую молитву создателю этой невыразимой гармонии в своём бесконечном мироздании. Не доходя укрепления, на каменистом пригорке я сел отдохнуть. И, глядя на освещённую луной тоже каменистую дорогу, ещё раз прочитал:

Выхожу один я на дорогу

Предо мной кремнистый путь блестит.

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

Отдыхая на камне, я смотрел на мрачную батарею, высоко рисовавшуюся на скале, и многое, многое вспомнил из своей прошлой невольнической жизни. В заключение поблагодарил всемогущего человеколюбца, даровавшего мне силу души и тела пройти этот мрачный, тернистый путь, не уязвив себя и не унизив в себе человеческого достоинства».

Многие современники Тараса Григорьевича Шевченко единодушно свидетельствуют, что никто не был так чуток к красоте природы и человека, как наш великий поэт. Так, близкий знакомый Шевченко художник Г.Н. Честаховский (1820-1893) вспоминал, как сокрушался поэт, что никак не мог найти подходящую натурщицу для изображения казачьей красоты. И вот Честаховский нашёл коллеге семнадцатилетнюю Одарочку и так описывает впечатление Шевченко: «Вчера был у меня великий праздник в первый раз после того, как выгнала меня злая судьба с Украины. Вчера я так обрадовался, возвеселился, обновился сердцем, как радуются верующие, что Христа дождались на Пасху! Словно тяжесть какая с груди свалилась. Десять лет просидел в Оренбурге, словно

в густом тумане, как колодник в стенах, не видя солнца и живого человека, а вчера неожиданно чёрненькая Одарочка, будто маков цвет на солнышке, загорелась перед моими глазами, пылью покрытыми, и, будто солнышко светлое, озарила мои очи, рассеяла туман с души и с уснувшего сердца… Хвала Богу, что не умер на чужбине, что довелось увидеть, поглядеть на маков цвет с казачьего огорода! Что это за милая девушка, Одарочка, какой голосок, какая речь – звенит лучше серебра, а душа какая – славная и чистая! Ещё не успела очуметь от смердящего духа. Словно птичка из Божьего рая защебетала у меня среди этих грустных стен. Будто родная Украина пахнула мне в сердце тёплым, лёгким дыханием, ароматными нивами, свежим цветом вишнёвых садов и зелёной травы, как увидел чистого этого человека, услыхал родную речь. Ах, Боже мой, как бы поскорее лето, – отправлюсь на Украину, страшно потянуло!».

Как много в приведенном фрагменте спрятано между строк. Какая трагическая судьба гениального творца видна за каждым словом, за каждой мыслью поэта. Я намеренно так часто предоставляю слово Тарасу Григорьевичу – хочется, чтобы постоянно звучал его голос и как можно больше слов поэта проникло в души читателей. Как сказал другой наш великий поэт – Иван Франко, судьба преследовала Шевченко в жизни, как только могла, но она не сумела превратить золото его души в ржавчину, его любовь к людям – в ненависть и неверие.

В продолжение темы ещё одно характерное высказывание Шевченко из письма к А.И. Толстой, сыгравшей решающую роль в освобождении поэта: «Дант Алигиери был только изгнан из отечества, но ему не запрещали писать свой Ад и свою Беатриче… А я… Я был несчастнее флорентийского изгнанника, зато теперь счастливее счастливейшего из людей… Теперь, и только теперь, я вполне уверовал в слово. – Любя, наказую вы. – Теперь только молюся я и благодарю Его за бесконечную любовь ко мне, за ниспосланное испытание. Оно очистило, исцелило моё бедное больное сердце… Оно отвело призму от глаз моих, сквозь которую я смотрел на людей и на самого себя. Оно научило меня, как любить врагов и ненавидящих нас. А этому не научит никакая школа, кроме тяжкой школы испытания и продолжительной беседы с самим собою. Я теперь чувствую себя если не совершенным, то, по крайней мере, безукоризненным христианином».

Чрезвычайно интересны и высказывания Т.Г. Шевченко об архитектуре, музыке, театре, философии, народном творчестве. Но особый интерес вызывают мысли гениального поэта о литературе и изобразительном искусстве, бывшими его профессией, призванием, подвигом и славой. Так, например, невозможно не напомнить замечательное высказывание Шевченко о самом демократичном виде изобразительного искусства, в котором поэт был признан выдающимся мастером и был удостоен звания академика: «Из всех изящных искусств мне теперь более всего нравится гравюра. И не без основания. Быть хорошим гравёром – значит быть распространителем прекрасного и поучительного в обществе. Значит быть распространителем света истины. Значит быть полезным людям и угодным Богу. Прекраснейшее, благороднейшее призвание гравёра. Сколько изящнейших произведений, доступных только богачам, коптилось бы в мрачных галереях без твоего чудотворного резца! Божественное призвание гравёра!»

Это запись из дневника Шевченко. И там же мы находим запись поэта о его пребывании в мастерской великого живописца Карла Брюллова: «Чем же я занимался в этом святилище? Я занимался тогда сочинением малороссийских стихов, которые впоследствии упали такой страшной тяжестью на мою убогую душу. Перед его дивными произведениями я задумывался и лелеял в своём сердце своего слепого Кобзаря и своих кровожадных Гайдамаков. В тени его изящно-роскошной мастерской, как в знойной дикой степи надднепровской, передо мной мелькали мученические тени наших бедных гетманов. Передо мной расстилается степь, усеянная курганами. Передо мной красовалась моя прекрасная, моя бедная Украина, во всей непорочной меланхолической красоте своей… И я задумывался: я не мог отвести своих духовных очей от этой родной, чарующей прелести. Призвание – и ничего больше.

Странное, однако ж, это всемогущее призвание. Я хорошо знал, что живопись – моя будущая профессия, мой насущный хлеб. И вместо того, чтобы изучить её глубокие таинства, и ещё под руководством такого учителя, каков был бессмертный Брюллов, я сочинял стихи, за которые мне никто гроша не заплатил, и которые, наконец, лишили меня свободы, и которые, несмотря на всемогущее бесчеловечное запрещение, я всё-таки втихомолку кропаю. И даже подумываю иногда о тиснении, разумеется, под другим именем этих плаксивых, тощих детей своих. Право, странное это неугомонное призвание».

Мы же должны вечно благодарить «неугомонное призвание» за то, что оно направило великого поэта на решение несравненно более глобальной, масштабной исторической задачи, которая Богом и судьбой была предназначена Тарасу Григорьевичу Шевченко. Он создал украинский литературный язык и стал основоположником новой национальной литературы. Т.Г. Шевченко в лоне украинского языка совершил тот же подвиг, что А.С. Пушкин в русском.

Разговор о книгах и чтении был любимой темой Тараса Григорьевича Шевченко. Многие страницы дневника поэта, письма, прозаические и публицистические произведения Шевченко пронизаны этой темой. Сколько восторга и чувства национальной гордости находим в повести «Прогулка с удовольствием и не без морали» в оценке наших исторических дум: «Недавно кто-то печатно сравнивал наши, то есть малороссийские, исторические думы с рапсодиями хиосского слепца, праотца эпической поэзии. А я смеялся такому высокомерному сравнению, а теперь, как разобрал да разжевал, так и чувствую, что сравниватель прав. И, со своей стороны, я готов даже увеличить его сравнения. Я читал, разумеется, в переводе Гнедича, и вычитал, что у Гомера ничего нет похожего на наши исторические думы-эпопеи, как, например, дума «Иван Коновченко», «Савва Чалый», «Алексей Попович пирятинский» или «Побег трёх братьев из Азова», или «Самойло Кишка», или, или, – да всех их не перечтёшь. И все они так возвышенно просты и прекрасны, что если бы воскрес слепец хиосский да прослушал хоть одну из них от такого же, как и сам он, слепца, кобзаря или лирника, то разбил бы вдребезги своё лукошко, называемое лирой, и поступил бы в михоноши к самому бедному нашему лирнику, назвавши себя публично старым дурнем. Увы! Теперь я себя так назвать должен. Во-первых, за то, что хотел подражать, а во-вторых, за то, что не знал, кому подражать. А где же причина этой несамознательности, этой безнравственной несамознательности? Известно где, в школе. В школе нас всему, совершенно всему научат, кроме понимания своего милого родного слова. О, школа, школа! Как бы тебя скорее перешколить».

Кто поверит, что это было сказано не полтора века назад, а сегодня, сейчас?!

В заключение статьи приведём ещё один фрагмент из упоминаемой повести Т.Г. Шевченко: «Что же говорят пытливому потомку эти частые тёмные могилы на берегах Днепра и грандиозные руины дворцов и замков на берегах Днестра? Они говорят о рабстве и свободе. Бедная, малосильная Волынь и Подолия, она охраняла своих распинателей в неприступных замках и роскошных палатах. А моя прекрасная, могучая, вольнолюбивая Украина туго начиняла своим вольным и вражьим трупом неисчислимые огромные курганы. Она своей славы на поталу не давала, ворога-деспота под ноги топтала и, свободная, нерастленная, умирала. Вот что значат могилы и руины. Не напрасно грустны и унылы наши песни, задумчивые земляки мои. Их сложила свобода, а пела тяжкая одинокая неволя».

Почаще перечитывайте Тараса Григорьевича Шевченко. Бесценное творческое наследие

нашего Великого Кобзаря – неисчерпаемый источник художественного наслаждения, духовного обогащения и формирования достойной человеческой личности.

Слова, взятые в качестве эпиграфа, Тарас Григорьевич Шевченко написал в конце своей короткой жизни. История в полной мере подтвердила моральное право гениального поэта так оценить свой вклад в историю, литературу, культуру своей горячо любимой Украины.