Никитин Л.Н.,

Донецкий нац. ун-т экономики и торговли

 

ИННОВАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИТЕХНИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ 

 

       Первоочередной задачей современного социально-экономического развития является необходимость всемерной интенсификации производства на основе инноваций.

В данном сообщении ставится цель  показать, что внедрение передовых достижений научной мысли и  новейших технологий не носит линейного характера. На этом пути имеется ряд явлений объективного и субъективного характера, которые нередко характеризуются как технический консерватизм.

В семантической конструкции «технический консерватизм» термин «технический» (от лат. technё – искусство, мастерство) означает  совокупность орудий, приемов и навыков материального и духовного производства, а так же владение этими приемами.  Вторая часть анализируемого словосочетания – «консерватизм» -   впервые получила свое право на существование в трактате  Э. Берка (1729-1797) «Размышления о Французской революции». Вместе с тем употребление этого термина иногда отождествляют и  с именем  французского писателя Франсуа Шатобриана (1768-1848), который некоторое время, начиная     с 1818 г.,  издавал  журнал «Консерватор»[1,273].

  Как отмечается  в литературе,  консерватизм (от франц. conservatism    -  охраняю, сохраняю)  это  приверженность ко всему устаревшему, отжившему, косному, - это мировоззренческая ориентация, умонастроение, направленное на сохранение   испытанных  традиционных оснований общественного развития и порядка [2, 296]. 

Технический консерватизм выступает не только в виде отрицательного отношения к новой технике и новым технологиям, но в виде поспешного, недостаточно продуманного внедрения результатов инновационной деятельности и  многих других формах. П.С.Таранов в работе «Управление без тайн» приводит следующие признаки организационного  сопротивления инновациям: отказ (терпение и труд все перетрут); откладывание на потом (начнем новую жизнь с понедельника); неопределенность (не сыграть бы в ящик); отсутствие внедрения (новый клич разбил паралич); стратегическая неэффективность (чем больше тратим краски /на лозунги/ тем меньше верим в сказки); саботаж (чего босс не знает, от того не страдает); отступление (давайте вернемся назад к настоящей работе) [3, 312-313].

Отдельные авторы технический консерватизм пытаются представить безобидным явлением, противостоящим необоснованным новациям. В медицине в отличие, например, от инженерной практики, по их мнению, консерватизм вполне приемлем. У медицины, считают представители данной точки зрения,  есть веские основания для консерватизма. Одно дело инженерный риск. Он нас непосредственно не касается. И  совсем другое – риск лечебный. Каждому хочется, говорят апологеты данного взгляда, чтобы «его врач» не рисковал, не слишком увлекался новациями.

Апологетика консерватизма отдельных авторов приводит к тому, что они пытаются отыскать в этом явлении «глубокий положительный смысл». С их точки зрения, консерватизм выступает как сохранность, а «хранят самое дорогое, святое». В результате консерватизм предстает как своего рода «защитный механизм» против нездоровых сенсаций в науке и технике. Ни одна научная идея,   делают выводы представители данной точки зрения, если она по-настоящему оригинальна и меняет взгляд на мир или какую-то его область, не бывает сразу принята. Период недоверия, даже насмешек – неизбежен. В этом нет большой беды, ибо умеренная консервативность ума – хорошая защита от псевдонаучных фантазий, необоснованных гипотез, бредовых проектов[4,62].

Авторы, ратующие за «умеренную консервативность ума», за «разумный консерватизм» и некоторую долю «скептицизма ко всему новому», к сожалению,  обходят вопрос о критериях «умеренности» или «разумности» консерватизма. В результате научные критерии оценки реального значения той или иной идеи или гипотезы отодвигаются на второй план, уступая место волюнтаризму и субъективизму при решении конкретных инновационных проблем.

Как явление социальной жизни консерватизм неоднозначен (многокачественен)  он  имеет многовековую историю своего проявления,  которая весьма  специфична.  Очень кратко она выглядит следующим образом. Уже в глубокой древности технический консерватизм заявил о себе в форме технофобии. „Технофобия (от лат. technё – искусство, мастерство, phobos – страх) выражающее страх перед техникой, которая отчуждена от человека  и воспринимается им в качестве угрозы его бытию» [5, 1075].  Так, уже  в Древнем  Китае иногда  говорили  о том,  что технические новшества могут поработить человека, так как человек  может попасть в зависимость от техники.   В античной Греции такие мыслители как Аристотель, высказывали опасения о возможности человека стать рабом  машины ( техники) и утратить свое «Я».

С переходом к техногенной цивилизации технофобия получает теоретическое обоснование. В ХVIII столетии Ж.Ж. Руссо попытался теоретически обосновать необходимость отказа  от использования  науки и техники. В работе «Рассуждения о том, способствовало ли возрождение наук и искусств  возрождению нравов»  он отмечал, что людские  пороки породили наука и искусство. Чем  дальше человек от промышленности, науки и  искусства, чем  ближе к природе, утверждал Руссо, тем он добродетельнее. Чувствуя недостаточную обоснованность своей позиции, позиции,  во Введении к своему трактату  Руссо  написал: «Не совершаю нападение на науку, но отстаиваю добродетель»[6, 437].

В след за писаниями Руссо,  в конце ХVIII – начале ХIХ веков  в Великобритании возникло луддитское движение, получившее свое название  от имени легендарного подмастерья Нода Лудда, который выступая против порабощения человеческой личности машиной, по преданию, первым разрушил свой станок.

В начале ХХ века особое значение для теоретического обоснования  технофобии, а вместе с тем и технического консерватизма,  имела работа               О. Шпенглера «Человек и техника». Настаивая на универсальном характере техники, Шпенглер  критиковал тех исследователей, которые рассматривали ее как орудие или средство, которое надлежит «поставить на службу» обществу. Он считал  обманом утверждения о «целесообразности» технического прогресса.

Соотечественник Шпенглера немецкий  философ и писатель Эрнест Юнгер (1895-1998) в работах  «Тотальная мобилизация» и «Рабочий», вышедших вначале  30-х  годов прошлого века указывал на драматические перемены, вызванные техническими средствами. Как и О.Шпенглер,  он считал, что  техника упорядочила мир человека, но вместе с тем  духовно опустошила его.

В первой половине  ХХ в. А.Бергсон, А.Вебер, Н.Бердяев, В.В.Розанов  видят в технике исходное зло, уничтожающее естественные основы человеческого  существования. «Техника присоединившись к душе, - писал В.В.Розанов , -  дала  ей всемогущество. Но она же ее и раздавила»[ 7,223].

Л.Мэмфорд, М.Хайдеггер, К.Ясперс доказывают, что техника не только порабощает человека, но грозит гибелью  для всей человеческой цивилизации. Ж. Фурастье, Э. Шумахер, Э.Фромм, Ж. Эллюль пытались доказать, что попытки решить социально-экономические проблемы с помощью ускорения научно-технического прогресса, а вместе с тем и широким использованием инновационных технологий,  являются едва ли не роковым заблуждением человечества.

       Говоря о техническом консерватизме, важно иметь в виду и то, что этот феномен нельзя смешивать с элементами старого в развитии науки и техники. Старое в науке и технике это то, что пришло на смену еще более старому, которое на определенной ступени развития технического объекта выступало как новое, как реализованная научно-техническая возможность, нашедшая свое воплощение в конкретной технической системе. В ходе дальнейшего развития техники старое, как реализованная возможность в силу самых различных причин может найти неожиданное продолжение или повторение на более высокой основе (отрицание отрицания). Этот возврат якобы к старому будет свидетельствовать о дальнейшем научно-техническом прогрессе и реализации не использованных на предыдущих этапах развития возможностей той или иной научной идеи или ее материального воплощения в виде конкретной технической системы.

Кроме того, та или другая ошибка в поиске нового, как показал Ю.А.Ищенко в работе „Ошибка как основание инновации”,  может стать  основанием для нового решения возникающих проблем. Приводя примеры анализа человеческих ошибок, сделанных К.Поппером, Ф.Ницше, сербским писателем М.Павлином и т.д.,  Ю.А.Ищенко констатирует, что в этих работах  проявляются „человеческие предельные основания ошибок людей в поисках нового”[8,138].

Совсем иное дело с техническим консерватизмом. Инновационная деятельность и технический прогресс в целом, с одной стороны,  и технический консерватизм, с другой,  это не стороны единого противоречия, меняющиеся местами в зависимости от конкретных условий, а несовместимые в своей основе явления.

         Выводы. Инновационная деятельность, олицетворяя собой научно-технический прогресс,  представляет собой составную, неотъемлемую часть социального и экономического развития общества, а технический  консерватизм  - это феномен,  паразитирующий на трудностях, недостатках и нерешенных проблемах этого развития. Он выступает не как момент разрешения противоречий между научно-техническим прогрессом и регрессивными моментами развития (хотя на поверхности и выступает в этой роли, благодаря своей возможности мимикрии к тем или иным условиям), а как барьер на пути к новому. Перевод экономики на уровень высшей организации и эффективности предполагает решительную борьбу за преодоление консерватизма, как явления  сдерживающего научно-технический и социальный прогресс.                                                       

Литература

1.  Мельвиль А.Ю. Консерватизм //Философский энциклопедический

     словарь. – М., 1983. – с. 273.

2.  Заблоцький В. Консерватизм // Філософський енциклопедичний словник.

     – К., 2002. – С.296- 297.

3. Таранов П.С. Управление без тайн. – Донецк: Стакер. 1997. – 448 с.

4. Лук А.Н.  Психология творчества. – М., 1978. –  174 с.

5. Всемирная энциклопедия. Философия. – М.-Минск, 2001. – С. 416-417.

6. История философии в кратком изложении М., 1991. – 592с.

7. Розановв.В. Мысли в литературе. Г., : Русская книга, 1993. - С.223.

8. Іщенко Ю.А. Помилка як підстава інновації // Філософська думка,  2003. - 

     № 1. - С. 133-138.