Ухов А.С.
Институт
химических технологий, Украина (г. Рубежное)
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ТАНАТОЛОГИЯ И ПОСТМОДЕРНИЗМ
Атеист и экзистенциалист А. Камю,
посвятивший своё литературно-философское творчество проблеме постижения смысла
жизни ввиду неизбежности смерти, писал: «Есть лишь одна по-настоящему серьезная
философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь
того, чтобы ее прожить, – значит, ответить на фундаментальный вопрос философии.
Все остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью
или двенадцатью категориями – второстепенно» [1, с. 24].
В отличие от Хайдеггера, Камю не занимает
вопрос, что такое смерть, потому что ответ на него не избавит человека от
абсурда существования. Танатология французского мыслителя – это учение о том,
что смерть не уничтожает бессмысленности бытия.
Мир, другие люди, и тут учение Камю
совпадает с учениями Кьеркегора и Хайдеггера, – равнодушны к отдельно взятой
личности. Вселенной нет дела до человека, который сам наделяет её смысловыми
качествами, целями, истолкованиями. Жажда человека найти Абсолют, Единое,
которые способны придать существованию мира разумность и целесообразность,
неудовлетворенна и по сей день: «Ностальгия по Единому, стремление к Абсолюту
выражают сущность человеческой драмы» [там же, с. 32]. Драма, очевидно,
выражается в том, что, на самом-то деле, никакого Абсолюта, Творца не
существует. Если бы существовал любящий нас Бог, то мыслям о самоубийстве, по
Камю, не было бы и места.
Не ясным для нас в учении Камю остаётся
вопрос: почему нет Бога? Для Кьеркегора, например, существование Творца было
очевидным. Датский философ показал, что смысл существования человека появляется
только тогда, когда тот хочет, чтобы оный существовал. Подобное желание рождает
стремление к осуществлению акта веры во всё то, что избавляет человека от
смерти и абсурда существования.
Камю же полагал, что, если Бога нет, то
остаётся смерть, которая ставит точку в конце жизненного пути, перечёркивает
жизнь целиком, делает её как бы никогда не бывшей [2]. Такая жизнь становится
фарсом. Такой её видел и Достоевский, герой которого, последовательный атеист
Свидригайлов, не находит иного выхода из этого метафизического тупика, кроме
самоубийства. Но для Камю, самоубийство – это уступка смерти. Победа смерти не
оспаривается, но пока человек жив, именно эту жизнь он может превратить в
ежедневное переживание смерти. «Согласие на непререкаемые условия абсурдного
мира становится героизмом, осознание собственного героизма становится победой» [там
же]. По сути, перед нами религиозная концепция или акт веры, преображающий
обречённость в надежду. Иными словами, бунтаря во имя абсурда отличает от рабов
фарса только внутренний акт веры. Атеизм Камю, или отступление Кьеркегора назад
в христианство – это выбор веры.
По существу, если я хочу жить в абсурде,
то я не буду верить в Бога, но, в таком случае, мне необходимо будет оправдать
свою позицию перед лицом смерти. Камю совершает попытку оправдания и, тем
самым, снова навязывает бытию смысл, не желая отказываться от веры в
существование последнего.
Вера французского экзистенциалиста в
отсутствие Бога состоит в невозможности дать правильное, для данного типа веры
предписание, и сведении своего пафоса к тривиальному описанию жизни как она
есть. Отличие между бунтом и капитуляцией видно лишь внутреннему взгляду самого
восставшего против абсурда. Иначе говоря, весь бунт против смерти и абсурда
равнозначен простому объявлению этого же самого бунта. «Можно все свести к
парадоксу и считать, что коль скоро человек объявил себя борцом против нацизма
или советской власти, ему уже незачем совершать бунтарские поступки, можно
просто ходить на службу и соблюдать тоталитарные законы. Разница между нацизмом
и смертью очевидна – в нацизме нет окончательности, и Камю закономерно оказался
в лагере Сопротивления. Но герои «Чумы», которую обычно толкуют как притчу о
нацизме, на самом деле восстают на все мироздание, и боюсь, что здесь у них нет
для нас никакого урока [там же].
Зачем человеку восставать на мироздание,
если оно бездушно и бессмысленно в своём безразличии ко мне? Здесь круг
замыкается, давая, тем не менее, почву новому – постмодернистскому взгляду на
смерть. Почему это так? Потому что экзистенциализм, во всех своих проявлениях,
так и не смог заменить сбою атеизм и христианство. Всё лучшее в танатологии
Кьеркегора – заслуга христианского миросозерцания, которое окончательно
потеряло свою популярность в ХІХ и ХХ веках.
Экзистенциализм не дал оригинальной концепции смерти, не создал собственной
танатологии, удовлетворяющей нужды человека, отказавшегося от Бога, но,
жаждущего личного бессмертия. Показав неспособность заменить собою атеизм и
христианство, экзистенциализм, как последняя попытка человека придать смысл
собственному бытию, с новой силой обнажил проблему смерти, но не дал метода её
преодоления.
И уже в постмодернизме мы наблюдаем, что смерть
как культурное явление не исчезла, но посмертное существование не гарантировано
больше никем, никто уже не поможет достичь бессмертия (доказано слабостью
экзистенциализма), да и способ её достижения канул в Лету вместе с
христианством и Спасителем. Смерть разоблачена, но не побеждена. Таким образом,
она превращается в чисто визуальный феномен, присваивается миру живых и
включается в обыденный круг человеческого существования. Стало быть, смертью
можно манипулировать, приближая (эвтаназия), отдаляя (продление жизни с помощью
технических и научных разработок), делая её комфортной (хосписы) или игнорируя
её при недоступности указанных средств.
Литература