Философия. Философия религии

Кандидат философских наук Бондаренко Ю.Я

Костанайский государственный университет им. А. Байтурсынова, Казахстан

Наука и религия, знания и вера в контексте задач современного образования

В последние десятилетия переосмысливаются многие привычные положения для советского общества, казавшиеся прежде незыблемыми. И среди них – положения о соотношении науки и религии, веры и знания. Сами попытки такого пересмотра совершенно естественны: колоссальные социо-культурные изменения несут с собой и пересмотр очень многого из того, что совсем недавно казалось незыблемым. Но что тут от глубоких исканий, а что от очередных штампов и от моды, которая не минует и того, что связывают с рассуждениями о духовности? – Вопросы не простые. Они из тех, которые требуют не спешных ответов (а бывают и такие, как, например, выбор хода при блиц-игре в шахматы), а обстоятельных и разносторонних размышлений. Но обсуждение, соразмышления и высвечивание того, будучи отнюдь не доказанным, выдается за очередные вечные истины, представляется совершенно необходимым.

В качестве одного из типичных примеров такого сгустка проблем можно взять статью «Образование, наука и религия», появившаяся в издании, предназначенном для учителей под грифом «Уроки духовности». Пример этот показателен тем, что здесь перед нами характернейшие для наших дней образцы скольжения слова и мысли по поверхности понятий и сложнейших явлений. Образцы смешения этики, гносеологии и онтологии и игнорирования исторической текучести, изменчивости самого содержания, как понятий, так и задекларированных в свое время нравственных норм.

Начнем с, казалось бы, бесспорного. С положения о том, что «Молодежь должна знать веру своих отцов, своих предков и не менять ее на сомнительные обычаи новоявленных зарубежных учителей, которым, по-видимому, не очень нравится мир в нашем доме, наше взаимопонимание и дружба».

Конечно же, с практической точки зрения, знакомое безопасней «нового» уже потому, что, прикрываясь яркими этикетками, можно нести нечто с весьма сомнительным содержанием. Не говоря уже о том, что известны течения и организации, чья деятельность в РК расценивается, как подрывная. Но выявление таких организаций и течений требует совершенно конкретного анализа. Общие же рассуждения на эту тему крайне уязвимы. Во-первых, потому, что верования только при поверхностном рассмотрении кажутся неизменными. Во-вторых, потому, что исторически «вера отцов» и «вера предков» - не одно и то же. Если уж брать «веру» наших отцов, то в огромнейшей мере она была связана с социализмом и коммунистическими идеалами. Вера их отцов и представителей целого ряда поколений была, прежде всего, связана с христианством и исламом. Но вера их предков была связана уже с тем, что принято называть язычеством. Так что требование не менять веру своих отцов, своих предков не столь уж легко выполнимо. Ведь сначала надо уточнить о какой конкретно вере идет речь, не говоря уже о том, что многие ее конкретно исторические проявления явно не устраивали мыслящих людей и прежних столетий. Иначе не было бы просвещения и немалого числа горьких и критических суждений, в том числе и казахских просветителей, которые высказывались в адрес этой самой веры отцов. К тому же, если следовать такого рода призывам, мы волей-неволей придем тому, что казах обязан быть только мусульманином, причем мусульманином определенного рода, а русский – православным, еврей - иудеем. Но как же тогда быть со свободой совести и правом каждого самому выбирать собственную «веру»? Подобные призывы могли бы еще быть естественными в устах представителя мечети или православной церкви, но отнюдь не светского ученого.

Не менее уязвимо и с теоретической, и с исторической, и с практической точек зрения популярное утверждение «у всех религий суть общая», основанное на следующих рассуждениях: «Конечно, у каждой религии есть свои особые ритуалы и обряды. Но эти отличия не являются принципиальными, и они не могут служить причиной каких-либо серьезных разногласий между верующими различных конфессий… Если из каждой религии убрать то, что отличает ее от других, то останется суть, «сердцевина», практически одинаковая у всех религий. Но многие люди впадают в грех гордыни и демонстрируют ограниченность, когда признают только свою религию, только свои обряды и отвергают все остальные. А это значит, что они заблуждаются, поступая аналогично тем, кто оценивает человека только по его одежде, не интересуясь его внутренним миром…» (Там же)

«Сходство основных религиозных предписаний у различных вероучений позволяет говорить о существовании единой и универсальной морали для всего человечества» (Там же).

Красиво сказано. Но что можно отметить по сути, если отбросить тонкие кружева эффектных слов? – Во-первых, некорректность постулата «у всех религий суть общая». Естественно, объяснимо, когда, скажем, в Казахстане проводятся съезды мировых религий, а патриарх РПЦ совершает визит в Китай и т.д. Общий враг – человеческие пороки плюс, в том числе и связанные с ними глобальные проблемы современности, побуждают искать те или иные формы сближения при борьбе с угрозами, вырастающими перед всем человечеством. Но это – следствие именно общности проблем, а не некой, переданной нам из прошлого, словно эстафетная палочка, «общей сути религий». Говорить об этой общей сути всех религий, все равно, что ссылаться на то, что «ученые говорят», «политики полагают»… Но какие конкретно ученые, какие конкретно религии? Так называемые языческие верования? – Так они, являясь религиозными, в то же время во многих отношениях отличаются от мировых. Древние религии Латинской Америки с кровавыми, причем обильными, человеческими жертвоприношениями? – Тоже нет.

Что касается конкретных норм поведения, то и здесь, если идти не от благих общих рассуждений, а от исторических реалий, то, опять-таки, возникает немало вопросов. Скажем, как, с позиций религии, относиться к самоубийству? – Вопрос этот, в качестве провокационного, не раз задавался студентам, и многие поспешно отвечали: «отрицательно. Ведь ислам и христианство категорически его осуждают». Но тогда вставали другие вопросы: «А как же объяснить японское харакири либо обычай самосожжения вдов Индии?» - И становилось очевидным, что одного ответа, даваемого здесь некой абстрактной религией нет, потому что нет и никогда не было этой абстрактной религии. «Все» же религии нуждаются в скрупулезном изучении специалистов, а не упрощенных суждениях.

Кроме того, реальная история и многочисленные события современности свидетельствуют о бесчисленных столкновениях на религиозной почве, влекущих за собой гибель людей и уничтожение памятников культуры.

Но, может быть, дело тут в забвении истинной сердцевины религии и том, что названо гордыней? Ведь, можно прочесть и в светских изданиях, что «универсальная моральная система человечества была определена в иудаизме свыше трех тысяч лет назад в 10 заповедях… Эти заповеди (не убивай, не кради, не прелюбодействуй и другие) позднее вошли в христианскую мораль и были признаны мусульманской этикой. Но и другие религии основаны на аналогичных принципах. Так, в индуистской и буддийской традиции принципу «не убий» соответствует ахимса (непричинение вреда всем живым существам ни в мыслях, ни в словах, ни в действиях)…» (Там же)

Думается, что сегодня ни один здравомыслящий атеист или просто светский человек не станет отрицать эти заповеди лишь на том основании, что они пришли из книг, которые он сам не считает богоданными. Естественно, и учитель, рассуждая о современных проблемах морали, вправе использовать декалог. С сугубо методической и воспитательной точки зрения такое использование может быть уместным. Но сам-то учитель должен знать, что наполнение, казалось бы, очень простых нравственных постулатов, было исторически и географически изменчивым. Так, в том же самом «Ветхом Завете» заповедь «не убий» многократно сопровождается не просто допущением убийства, но и требованием совершать его в ответ на те или иные человеческие деяния. Например: «отдай душу за душу (жизнь за жизнь), око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исход). Точно так же полагалось карать смертью за призывы служить другим богам. Да и с прелюбодеянием (которое, естественно, и сегодняшней официальной моралью не приветствуется) не все просто. За утрату девственности до замужества требовалось побить девицу камнями до смерти и т.д., и т.п. А уж отношение к наготе и собственно сексуальной жизни в разных религиях порой было и остается принципиально различным. Если в традиционном христианстве и исламе публичная нагота непристойны, а сексуальная жизнь – не для высвечивания в определенных произведениях искусства, то в Индии ситуация иная. Та же «Камасутра» является одним из древнейших памятников индийской культуры.

… Еще запутанней вопрос о взаимоотношении религии и науки. Здесь можно встретить и допущение, что «религия – это наука прошлых цивилизаций», и утверждение, что подавляющее число ученых было верующими, да и собственно богословы и священнослужители внесли большой вклад в науку, и рассуждения о том, что наука наших дней «в корне пересмотрела свою точку зрения относительно Высшего разума» и замечательные цитаты, типа взятых то у Эйнштейна, то у Планка, писавшего: «Религия и наука нисколько не исключают друг друга, как это полагали раньше и чего боятся многие наши современники, наоборот, они согласуются и дополняют друг друга». Из всего этого, казалось бы, естественно, делается вывод: «Наука и религия – не антиподы, а разные формы познания, дополняющие друг друга… наука и религия не только не противоречат друг другу, но и значительно расширяют наши горизонты познания мира». Более того, «религия бездоказательно описала то, что сейчас утверждает наука» (Там же). «Например, научная космология сегодня ставит проблемы о происхождении Вселенной, которые давно уже решены теологией» (Там же, со ссылкой на то, что это сказано президентом Российской Академии наук Юрием Осиповым).

Попробуем разобрать все сказанное по порядку. Насколько точно, обучая школьников, учащихся колледжей либо студентов, говорить о религии, как о «науке прошлых цивилизаций»? На сегодняшний день в нашей отечественной учебной литературе утверждается, что древнейшая форма общественного сознания – мифология. То есть сознание это было синкретичным. Мифология, магия, проторелигия в более позднем ее значении или ее ранние формы, преднаука и практика были еще не отделены друг от друга. Колдуны – ведуны, а затем и жрецы являлись и аккумуляторами протонаучных (и отчасти научных знаний) своего времени, и при этом хранителями более широкого круга социо-культурного наследия предков, а также опытными творцами либо передатчиками тех или иных идеалов, моделей поведения и манипуляторами общественного и группового сознания. Иными словами – не религия как таковая была наукой прошлых цивилизаций, а жрецы, колдуны и т.п. аккумулировали в своем кругу информацию, включавшую мифологические, мифологически-религиозные и соответственно этико-эстетические, а также протонаучные либо собственно составляющие. Так, жрецы и астрологи знали немало о небесных явлениях, не случайно в Древнем Египте астрологов называли «зрячими». Но эти, достоверные и с нынешней точки зрения знания были не отделены от мифов, от образов, которые со временем стали достоянием сказок разных народов мира. Иными словами, если жрец мог заниматься наблюдениями научного характера, а колдун – лечить, опираясь на знания лечебных свойств трав и т.п., то это еще не значит, что собственно мифологические истории и образы сами по себе становились достоянием науки. Точно так же, как, например, если ученый-физик станет сегодня писать стихи и песни, то это еще не будет означать, что поэзия – наука нашего времени. Мифология, религиозные идеи, поэзия и искусство могут быть глубокими, насыщенными философией, социально значимыми и при этом оставаться отличными от того, что принято называть наукой.

То же, что большинство ученых было, а богословы и священнослужители внесли большой вклад в науку, само по себе еще не доказывает того, что наука и религия согласуются друг с другом. Так, совершенно естественно, что во времена, когда религия господствовала над умами и сердцами людей и ученые своего времени были верующими. Другой, но при этом особый вопрос, о какой вере в каждом конкретном случае идет речь. Непосредственная же научная же деятельность жрецов и богословов могла быть и не более связана с «канонической верой» своего времени, чем партийность и знание морального кодекса строителя коммунизма с конкретными, основанными на расчетах, достижениями в сфере космонавтики.

Здесь связь скорее личностного характера. Конечно же, и такая связь могла оказывать колоссальное воздействие на ход мысли ученого, выбор сферы его научных интересов. Но она была и остается нелинейной. Тот же Коперник именно в силу необычности своего открытия очень долго не решался опубликовать свой революционный «Трактат об обращении небесных сфер». И хотя на эту тему очень много писалось еще в советские годы, сегодня мы рассуждения об этом словно начинаем с нуля.

Вполне понятно, что только ограничиваться тем, что уже было сделано в иное время, неуместно. Но не знать сделанного и при этом отметать не зная – тоже не резон. Хотя, думается, современный психологический анализ личностного восприятия взаимосплетений и взаимооттаклкиваний религиозного и научного в личностном измерении – задача и увлекательная и практически значимая.

Когда же появляются утверждения о том, что религия описала то, что сейчас утверждает наука, а научная космология ставит проблемы, давно уже решенные теологией, то, какими бы звучными именами они не подкреплялись, то остается лишь констатировать, что здесь мы имеем дело с искусством манипуляции, а не поиском истины.

Хорошо известно, что уже у древних авторов есть и точные наблюдения, потрясающие догадки и гениальные рассуждения о мире, вроде чеканной гераклитовской формулы о том, что мир есть был и будет вечным огнем… , мерами возгорающим и мерами угасающим либо анаксагороских слов о Солнце, как огромной «огненной глыбе», которая размером больше Пелопонесса. Но в целом космологические представления, распространенные, как в древности, так и в средние века, очень далеки от современных научных взглядов на космос. Здесь перед нами по своему парадоксальный духовный феномен, который, пожалуй, еще предстоит осмыслить по новому. Суть его в том, что, хотя мировоззрение любой эпохи, любой социо-культурной общности именно в силу того, что оно является мировоззрением – эмоционально-рациональным комплексом взглядов на мир, тяготеет к целостности, а для его носителей принципиально важным оказывается стремление к максимально возможному объединению всех его составляющих: этико-психологической, эстетической, социально-исторической и космологической, для потомков эти составляющие далеко не равнозначны. Так, этико-психологические рассуждения, размышления об обществе - древних греков, римлян, христианских и мусульманских философов и богословов поразительно интересны и для нас нынешних. А вот космологические воззрения, взгляды на те или иные конкретные явления природы сплошь и рядом кажутся наивными. Очень вероятно, что многое будет казаться людям будущего странным и в наших собственных представлениях на медицину, природу человека и т.д. Но это не отменяет наивности тех или иных воззрений прошлого. Скажем, представления звезд в виде духовных сущностей, либо утверждениях о том, что Солнце вращается вокруг Земли. Утверждений, канонизированных в определенные периоды той или иной церковью и укреплявшихся в массовом сознании людей, живших в ту или иную эпоху.

Поэтому-то вопросы о том, что и как предвосхищено религией, богословием требуют совершенно конкретного анализа целого спектра различных представлений о мире разных эпох, а не общих рассуждений либо манипуляции с отдельными примерчиками. Причем, пытаясь искать на них насколько это возможно объективные ответы, нам всегда приходиться опасаться осовременивания древних текстов и рассуждений, вкладывания в слова и тезисы древних того содержания, о котором они сами могли и не подозревать.

И, наконец, о соотношении понятий «Бога», «Творца» и «религии» и ученых, сочетающих эти понятия. Давно было подмечено, что, рассуждающий о Боге, может это делать, как личность, как человек с определенными страхами, потребностями и чаяниями, а не как ученый, представляющий определенное направление в науки. То есть, даже будучи именитым, он рассуждает об этих проблемах уже не как собственно ученый, а как человек, пусть даже личность его колоссальна. То есть в рассуждениях такого рода он оказывается в сфере, которая за пределами той, которую стремился познавать с помощью собственно научного инструментария. Этот выход по человечески может быть очень интересен, но, тем не менее, он будет выходом в сферу внепрофессионального, а то и неведомого, то есть в ту сферу, где прекрасный специалист в своей области не может являться для нас бесспорным авторитетом. Так, если физик или математик станет рассуждать о лечебной физкультуре либо гинекологии, то сколь ни остроумны будут его рассуждения, собственно авторитет физика или математика не может стать аргументом в пользу их истинности. Так почему же суждения представителей определенных сфер знания о такой деликатной сфере, как религия, должны восприниматься не как векторы поиска, а как очередные скрижали с Абсолютными истинами? И это при том, что ученые разные и думают они, в том числе и о религии, совсем неодинаково.

Очень важным представляется и то, что даже используя широко распространенные слова ученые и философы могут их использовать в своем контексте. Бог у пантеиста Спинозы или деиста Вольтера – это не Бог в представлении христиан их же времени. Религия у Планка совсем не обязательно будет тем, что религия в понимании того или иного уже современного богослова, это тема особого разговора. Мы же здесь остановимся лишь на вопросе о том, дополняют ли наука и религия друг друга или нет?

Если говорить о подтверждении или опровержении тех или иных конкретных идей и данных, то, конечно же, ни о каком общепризнанном учеными взаимодополнении науки и религии утверждать не приходиться. Здесь нужен конкретный развернутый и непредвзятый анализ, а не «притягивание фактов за уши» либо перетолковывание старинных текстов на новый, подчас произвольный лад. Но при решении, как глобальных, так и личностных проблем взаимодополнение науки и религии, взаимодействие ученых, художников в широком смысле этого слова, священнослужителей и богословов не только возможно, но и необходимо. Необходимо не потому, что оно непосредственно вытекает из древних текстов, а потому, что его требуют вызовы нашего времени: борьба с наркоманией, культом жестокости, нравственным упадком и многим, многим иным. Это та сфера, где и верующие в традиционном понимании этого слова, и светские по своему духу люди могут и должны искать общее поле деятельности.

Литература.

1.Гершун В. Образование, наука и религия. – Учительская плюс. – 12 апреля 2013 г., с.13.