Филологические науки/8. Русский язык и литература

К. филол. н. Хаткова И.Н., д. филол. н. Бешукова Ф.Б.

Адыгейский государственный университет, Россия

Основные принципы пушкинской эстетики драмы

(на материале трагедии «Борис Годунов»)

Интерес А.С. Пушкина к драматургии и театру пробуждается еще в детские годы. С восьми лет он сочиняет комедии, одна из которых – «Похититель», заимствованная у Мольера, закончена им в девять или десять лет. Влечение Пушкина к драматической форме было столь велико, что оно проявлялось в эпических («Разговор книгопродавца с поэтом») и лиро-эпических («Цыганы») произведениях.

Пушкин, расширяя свои познания, деятельно осваивает опыт русской и всей мировой драматургии, выраженный в художественной практике и теории. Его размышления, связанные с чтением русских и западноевропейских пьес, с собственными замыслами, предназначенными и для сцены, все более и более вызывали неудовлетворенность состоянием современной ему драматургии и желание коренного ее преобразования. Перспективы этого преобразования виделись им в опоре не на придворные вкусы, а на запросы широкого зрителя, на требование народа. Полагая, что содержание трагедии – это «судьба человеческая, судьба народная», Пушкин мечтал о драматургии самых высоких идей, острых конфликтов, больших страстей, крупных национальных характеров и яркой занимательности, основанной на жизненной правде. Свои раздумья, принявшие форму отчетливо реалистических принципов, он впервые воплотил в трагедии «Борис Годунов».

«Борис Годунов» – смелый творческий эксперимент Пушкина. «Успех или неудача моей трагедии будет иметь влияние на преобразование драматической нашей системы», – заметил Пушкин, не без оснований тревожившийся за судьбу своего детища [1: 167]. Отзывы современников о «Борисе Годунове» были в основном критическими. Критике подверглись как пушкинская интерпретация истории и исторических деятелей, так и художественная форма произведения. Трагедию признавали несценичной, противоречащей законам театра, «пьесой для чтения». То, что сам Пушкин считал смелым новаторством, многие его критики сочли художественным тупиком. Справедливости ради надо заметить, что театр того времени и технически и творчески не был готов к адекватному сценическому воплощению этого «гигантского создания».

Параллельно с созданием «Бориса Годунова» в 1825 году кристаллизовалась пушкинская теория драматического искусства. Обдумывая «Бориса Годунова», Пушкин набрасывает заметку «О трагедии», где намечены важнейшие его идеи о природе драматического искусства. Один из самых оригинальных аспектов пушкинской эстетики, который будет развиваться им все последующие годы, – об условном неправдоподобии драмы. «Изо всех родов сочинений самые неправдоподобные... сочинения драматические, а из сочинений драматических – трагедии, ибо зритель должен забыть, по большей части, время, место, язык; должен усилием воображения согласиться в известном наречии – к стихам, к вымыслам. Французские писатели это чувствовали и сделали свои своенравные правила: действие, место, время. Занимательность, будучи первым законом драматического искусства, единство действия должно быть соблюдаемо. Но место и время слишком своенравны: от сего происходят какие неудобства, стеснение места действия» [1: 76].

О неправдоподобии трагедии Пушкин говорит, основываясь на ее сценической природе: не читатель «должен забыть», а «зритель». С самого начала размышлений Пушкина над трагедией этот литературный род был неотделим в сознании от сцены, внутренним взором Пушкин видел драму на театральных подмостках. «Усилием воображения» зритель классицистической драмы должен был абстрагироваться от тех искусственных правил, которые были введены французскими драматургами. Пушкин называет эти принципы поэтики «своенравными». По контрасту с таким «стеснением места действия» – «школа романтическая... есть отсутствие всяких правил, но не всякого искусства». Пушкинское представление о романтическом искусстве связано прежде всего с освобожденностью произведения от сковывающих его эстетических догм.

Как о «первом законе драматического искусства» поэт говорит в заметке 1825 года о занимательности. Развитие событий, в которых раскрываются характеры героев, должно быть неожиданным, должно увлечь зрителя, приковать его внимание к сцене. «Интерес – единство», – пишет Пушкин в этой заметке. Освобожденная от внешне обязательных правил, трагедия должна быть подчинена самому главному требованию – пронизанностью произведения основополагающей идеей, гармоническим единством всех компонентов художественной формы. Именно это «единство» идеи и формы делает произведение искусством.

Еще одну существенную особенность драмы отмечает Пушкин в заметке «О трагедии»: «смешение родов комического и трагического». К «Борису Годунову» это имеет самое непосредственное отношение. Как пример комических эпизодов в трагедии можно привести эпизод «избрания» Годунова на престол, реплики из толпы: «Нет ли луку? Потрем глаза». Или вызывающий горькую улыбку совет патриарха Иова перенести в Кремль «мощи» царевича – совет касается того, что составляет трагедию души Годунова. И потому комическое имеет здесь отсвет трагического.

Самое комическое в содержании «Бориса Годунова», конечно же, это фигуры пьянствующих бродячих монахов Варлаама и Мисаила – характеры фальстафовского размаха, нарисованные яркими, сочными красками. «Бродяги-чернецы», – сказано о них в ремарке. Сначала в тексте было: «Монахи в виде чернецов». Сравнение превращено в окончательной редакции в эпитет-приложение, стилистически как бы уравновешивающее два слова. Яркость, колоритность характерам Варлаама и Мисаила придает их необычный образ жизни, «живописный способ выражаться».

Кроме заметки «О трагедии», своего рода литературным манифестом создателя «Бориса Годунова» является написанное им по-французски письмо Н.Н. Раевскому. В этом письме целостная эстетическая концепция. Важнейшее положение своей эстетики драмы – «об условном неправдоподобии» трагедии – поэт вновь развивает и здесь. Пушкин подчеркивает и условность стихотворной формы, принимаемой на сцене, однако, за реальную форму общения между людьми. Поэт пишет и об условности того национального языка, на котором говорят герои. Поэт обращается к античной драме, ища в ней подтверждения своего общего взгляда: «Вспомните древних: их трагические маски, их двойные роли, – все это не есть ли условное неправдоподобие?»

Решить вопрос о законах «неправдоподобия» драмы означало многое сделать для преобразований «на сцене драматической», а в этом поэт видел «требование века». Поэтому идеи об условном неправдоподобии драмы заняли такое место в критических статьях Пушкина. Поэт развивал и философски обосновывал свои идеи в статье 1830 года «О народной драме и драме «Марфа Посадница»: «Что если докажут нам, что самая сущность драматического искусства именно исключает правдоподобие? Читая поэму, роман, мы часто можем забыться и полагать, что описываемое происшествие не есть вымысел, но истина. В оде, в элегии можем думать, что поэт изображал свои настоящие чувствования в настоящих обстоятельствах. Но где правдоподобие в здании, разделенном на две части, из коих одна наполнена зрителями, которые согласились etc.» [1: 198]. Последнее слово в черновой редакции читается: «условились». Именно этот глагол наиболее точно выражал мысль о природе драмы как искусства, предназначенного для сцены. Находящиеся в зрительном зале как бы договорились принимать происходящее на сцене за действительность. В этом заключаемом зрителями условии – закон искусства. Заостряя мысль об «условном неправдоподобии», Пушкин эту условность драмы как сценического искусства даже несколько преувеличивал. И видя совершающееся на театральных подмостках, можно иногда принять происходящее за «истину».

Если самая сущность драматического искусства исключала, по мысли Пушкина, правдоподобие, в чем же заключались законы правды жизни в драме? «Правдоподобие положений и правдивость диалога – вот истинное правило трагедии». Правда жизни в драме – правда характеров.

Не только общие принципы драматического искусства обдумывает и обсуждает Пушкин в письмах Н.Н. Раевскому, но и особенности жанра создаваемой им драмы. Напоминая принятое в классической поэтике деление драмы на «трагедию характеров и нравов», поэт говорит о сочетании в своей драме того и другого. Своеобразие жанровой формы – отражение сложности жизни. Соотнесенность искусства с жизнью – путь пушкинского эстетического анализа.

Наибольшее недоумение современного читателя вызывает определение трагедии как «романтической». Уже в заметке «О трагедии» «школа романтическая» объяснялась Пушкиным как направление искусства, свободное от «оков» формы. Конечно же, когда поэт называет свою трагедию «романтической», он имеет в виду прежде всего освобожденность ее от сложившихся представлений о формах драмы. Самое главное, что имеет в виду поэт, говоря об «истинном романтизме», – эстетическую раскрепощенность произведения, подчинение его внешней формы жизненному содержанию, и только содержанию.

Трагедия «Борис Годунов» отличается раскрепощенностью жанровой формы. В ней нет традиционных «единств». Нет «единства времени»: произведение вбирает длительное историческое время, обозначенное четыре раза хронологически. Нет «единства места»: действие перемещается в пространстве, переносится из царских палат в польский замок, в лес, на площадь. «Единство действия» Пушкин считал, однако, необходимым в трагедии, где должна развиваться скрепляющая действие идея. Мы уже отмечали в пушкинской заметке «О трагедии» этот тезис: «Интерес – единство».

По мере того, как автор работал над трагедией и писал о ней разным лицам, откристаллизовывалось заглавие драмы, происходило осмысление ее жанра. Название произведения и его жанр внутренне взаимосвязаны. В процессе работы автор называл свое произведение и «драматической повестью», и «драматической поэмой», и «исторической драмой». Все эти жанровые обозначения правомерны. «Драматическая повесть» – потому что это, несомненно, и историческое повествование в стиле традиционной летописной «Повести временных лет». Можно найти сходство этого драматического произведения и с поэмой, особенно «Полтавой», в которой есть драматизированные эпизоды. Несомненно, что «Борис Годунов» и «историческая драма». Но прежде всего и раньше всего – трагедия.

Кроме жанрового произведения, в письмах Пушкина из Михайловского встречаются замечания и о композиции драмы. Сначала поэт предполагал разделить трагедию на действия. Потом возникла мысль о частях драмы. Так, в самом начале работы Пушкин составил список «Действующие лица в 1-ой части», предполагая, что всех частей будет четыре. От всех этих построений автор отказался. Непрерывность в следовании двадцати трех сцен, создающая ощущение непрекращающегося течения самой жизни, движения истории, составляет неповторимое композиционное своеобразие «Бориса Годунова».

Критерий истинности содержания и формы – определяющий для Пушкина в его оценке искусства. Драма предполагает аналитическую способность увидеть произведение как единое композиционное целое, уловить соответствие или несоответствие чувств человека «предполагаемым», то есть подразумеваемым, обстоятельствам.

Литература:

1. Пушкин А.С. Статьи и заметки / А.С. Пушкин // А.С. Пушкин. Собрание сочинений: В 15 т. – Т. 9. – М.: Терра, 1998. – 384 с.

2. Пушкин А.С. Письма 1815-1827 / А.С. Пушкин // А.С. Пушкин. Собрание сочинений: В 15 т. – Т.13. – М.: Терра, 1998. – 384 с.