Опыт художественного перевода поэтических текстов в творчестве Г.Бельгера.

С.Ш.Тахан, доктор филологических наук.

Профессор кафедры телерадиожурналистики Евразийского национального университета имени Л.Н.Гумилева(Астана,Казахстан).

Интеллектуальной основой творческих достижений видного деятеля современной многонациональной литературы Казахстана Г.Бельгера является триединство языковой картины мира. Творческая индивидуальность Г.Бельгера выражается в сплаве впитанной через обучение и влияние социальной среды русской лингвистической культуры и пронзительно тонкого зрительно-слухового, интимно-экзистенционального проникновения в суть казахского бытия, вылившегося в совершенное чувствование казахской речи. Не последнюю роль в творческом облике писателя и переводчика играет и генетическая языковая память немца. Особенно значимы достижения Г.Бельгера в сфере художественного перевода на русский язык произведений классиков казахской литературы. Переводы Бельгера характеризуют глубокое погружение в естественную стихию казахской речи, дисциплинирующее пределы и формы лингвистической адаптации фигур художественной мысли казахских авторов к стихии другого языка.

 Талант Бельгера-переводчика в полной мере явлен в его отношении к звучанию стихов великого Абая на русском языке. Он считает святой обязанностью переводчика любого стихотворения с казахского языка на русский, а тем более стихов великого Абая, глубокое ознакомление не только с культурно-историческими обстоятельствами появления того или иного шедевра, но и обстоятельное изучение лингвистических комментариев подстрочникиста, которые обязательно дожны быть и быть как можно пространными. «Образы Абая пронизаны национальным мироощущением, мировосприятием. Их невозможно переводить, их бессмыслено воссоздавать буквально, их можно только каким-то образом транспонировать, трансформировать в другой языковой лад, в иную плоскость восприятия, в иную сферу представлений»(5;150). В аспекте заявленной здесь Г.Бельгером творческой позиции переводчика поучителен анализ перевода стихотворения Абая «Не для забавы я слагаю стих» на русский язык, осуществленный Л.Бродским.

В стихотворении Абай демонстративно противопоставляет свою поэзию предшествовавшим поэтическим канонам, отвергает стремление прежних акынов к внешней красивости слога и их традиционную приверженость к устойчивым рифмам и ритмам. Он обращает внимание своего читателя на глубинную суть своей поэзии, которая сводится к стремлению воспитывать новые нравственные чувства посредством «вслушивания» в скрытые в глубинах ритма обычных слов смыслы, которые открываются во всей полноте в контекстах, ориентированных на поиск и приумножение  знаний, могущих помочь  совершенствованию человека и социума.  Новая поэзия Абая – это новая эстетика меры.  Абай говорит:

Сөз айттым «әзірет Әлі», «айдаһарсыз»,/Мұнда жоқ «алтын иек, сары ала қыз»./Кәрілікті жамандап, өлім тілеп,/Болсын деген жерім жоқ жігіт арсыз./Әсіре кызыл емес деп жиренбеңіз,/ Түбі терең сөз артық, бір байқарсыз. (1;100)

Переводчик на русский язык Л.Бродский ответственно отнесся к своей миссии ознакомить русского читателя с поэтическим кредо Абая.

Али-азрету не слагаю гимн,/Красавиц с подбородком золотым/Я не пою; я к смерти не зову./Не говорю джигитам молодым,/Чтоб совестью они пренебрегли, –/  Прошу: прислушайтесь к словам моим! (2;116)

И сразу заметно, что не владеющему казахским языком Л.Бродскому достаточно полно растолковали многие ньюансы поэтической структуры стиха: особенности 11-сложника, лексические особенности и т.д. Но вот перевод строк «Мұнда жоқ «алтын иек, сары ала қыз» требует к себе специального внимания: «Красавиц с подбородком золотым Я не пою...». Если задаться вопросом, откуда у Абая «алтын иек», то ответ можно дать только один. Это традиционное казахское сравнение красивой девушки с полумесяцем (золотым), нижний рог которого уподобляется подбородку. От этого колоритного инварианта Л.Бродский далеко отошел, когда сделал просто кальку:«подбородок золотой». Получилось тяжеловесное метафорическое сравнение, вызывающее ассоциации скорее с мужским лицом, где подбородок признается характерной особенностью, нежели с женским ликом, в котором на подбородок внимание, как правило, в русской поэтической антропологии не акцентируется.

Также следует заметить, что у Абая «сары ала қыз» очень важный элемент поэтической интенции, так как является парафразом стертой метафоры у старых акынов «сары ала қаз – перепелка, считавшаяся красивой птицей», и именно поэтому следовало каким-то образом указать на эту иронию или хотя бы намекнуть. И здесь следует остановиться на подстрочнике вышеобозначенного отрывка, сделанного Г. Бельгером:

Мои стихи не о драконах, не о Али-хазрете, /В них «дев прелестных, луноликих» не найдешь./И старость не кляну, и смерть не воспеваю,/И джигитов к бесстыдству не зову». (5;150)

Отрывок Г.Бельгера точен в смысле, и он более краток. Но в нем есть такие ценные указания, учет которых бесспорно углубил бы смыслы окончательного поэтического перевода на русский язык программного стихотворения Абая. В частности, переложение Г. Бельгером строки «Мұнда жоқ «алтын иек, сары ала қыз» на «В них «дев прелестных, луноликих» не найдешь» как раз подчеркивает ироническую интенцию Абая посредством кавычек, в которые забраны стершиеся  во всей восточной поэзии метафоры.

Абай добивается эффекта общечеловеческой значимости обобщения. В переводах Абая на русский мы видим, что глубокая мысль подменяется реалистической национально-колоритной картиной или трюизмами, в лучшем случае близкими строю казахского языка. Одним словом, переводам на русский язык характерно движение эстетической мысли от общего к частному, что не приближает нас к пониманию поэтики Абая. В русле этого разговора, включающего в себя напоминания об изобилии в стихах поэта архаизмов, арабизмов, фарсизмов и русизмов, несущих каждый раз особую художественную функцию, Бельгер делает вывод об отсутствии однозначного ответа на вопрос о самой возможности придать стихам Абая общедоступное звучание. Но, приоткрывая завесу над своей творческой лабораторией переводчика Абая, Бельгер все-таки отвечает на вопрос о возможности адкватного звучания стихов великого казахского поэта на русском языке положительно.

В этом контексте привлекает внимание работа Бельгера над подстрочником другого стихотворения Абая «Көк тұман – алдындағы келер заман»:

Ақыл мен жан – мен өзім, тән – менікі,/«Мені» мен «менікінің» мағынасы – екі./«Мен» өлмекке тағдыр жоқ әуел бастан,/Менікі өлсе өлсін, оған бекі. (3;24)

Подстрочник Бельгера  принимает такой вид:

«Я» – разум и душа, «мое» есть плоть,/«Я и «мое» – понятия равновеликие./Для «я» судьбой предначертано бессмертие./«Мое» обречено и пусть. С тем согласись». (5;154)

Подстрочник  Бельгера почти идеально точен по смыслу, если не считать ньюанса во второй строке, где «екі»-два как констатация разности заменено словом «равновеликие», что все-таки несколько диссонирует с общим смыслом строфы, ведь по Абаю «я» и «мое» не равны. Бельгеру удалось соотнести в целом точность смысла с передачей внутреннего ритмического рисунка стиха. В оригинале есть внутренняя рифмовка, и Бельгер в своем подсточнике считает важным указать на нее. Что касается того, что стих Абая написан 11-сложником с рифмовкой: ааба, это видно астроизически, и соблюдение этой рифмовки – дело поэта, который осуществит окончательный художественный перевод.

Главное, Бельгер во всей полноте передал в подстрочнике содержание философских абстракций Абая, лирический сюжет переложен на другой язык  очень бережно, соблюден субъектный строй стиха. Рассуждения о душе, о плоти, о бессмертии Абаем диалогизированы, на что указывает обращение: «...оған бекі» (у Бельгера «С тем согласись»).

     В.Звягинцева, опираясь на подстрочник Бельгера, предельно близко по смыслу переводит этот стих. Как и ожидалось, рифмовка 11-сложника: ааба поэтессой соблюдена, более того, ритмический рисунок перевода очень приближен к оригиналу: в первой строке 11 слогов, во второй – 10, в третьей – 11, в четвертой – 10.

В.Звягинцева очень творчески плодотворно реализовала указание Бельгера на диалогизм стиха. У Абая диалог ума и плоти имплицитен, он чувствуется, но синтаксически не выражен на казахском языке. Только конец стиха «...оған бекі» позволяет допущение, что лирический герой одновременно обращается к себе. Синтаксис русского перевода характерен открытой диалогичностью, именно ею задается алгоритм стиха. Поэтесса сразу дает почувствовать напряжение философской мысли Абая, далее в афористической форме следуют выводы поэта по поводу своего внутреннего раздвоения. Поэтический эффект, соизмеримый с впечатлениями читателей на казахском языке достигнут:

«Я» – разум промолвит. Плоть скажет:  «Мое!» –/Различно у плоти с душой бытие./Бесмертное «я» никогда не умрет./«Мое» – это только земное жилье». (5;88)

Переводить для Бельгера значит воспринимать переводимый текст как некую целостную структуру, полноценность перевода которого достигается лишь при условии, когда исходят не из отдельных элементов, часто непередаваемых порознь, а из сложного целого, в которое они складываются и в котором приобретают свое конкретное значение. В конечном счете кредо переводчика Бельгера выражается в стремлении соблюсти в переводимом художественном произведении целостность стиля, где в полной мере художник слова проявляет свою творческую индивидуальность.

Литература

1.     Абай. Дүниеде, сірә, сендей маған жар жоқ: Өлеңдер. Алматы «Жалын», 1990. -128б.

2.     Абай. Кунанбаев.Стихоторения.Поэмы.Проза. - Москва: ГИХЛ, 1954.-415 с.

3.     Абай Құнанбаев. Полное собрание сочинений.- Т.2.- Алма-Ата: Изд.АН КазССР,1954.-324 с.

4.     Абай. Лирика. – А.: Жалын, 1980.

5.      Бельгер Г.К. Ода переводу. –Алматы: Дайк-Пресс, 2005.-416 с.