СУДЕЙСКИЙ КОРПУС В 1920 – е  ГОДЫ. КАЧЕСТВЕННЫЙ СОСТАВ.   ПРИНЦИПЫ ФОРМИРОВАНИЯ И КОМПЛЕКТОВАНИЯ.

Право/ 1 история государства и права

Д.и.н. Никулин. В. В

СУДЕЙСКИЙ КОРПУС В 1920 – е ГОДЫ. КАЧЕСТВЕННЫЙ СОСТАВ. ПРИНЦИПЫ ФОРМИРОВАНИЯ И КОМПЛЕКТОВАНИЯ.

С окончанием гражданской войны многие прежние функции и методы работы судов периода « военного коммунизма» оказались неприемлемыми. Необходима была не только смена методов работы, но и обновление кадров. Нужны были подготовленные кадры юристов, способные действовать в условиях нэпа грамотно и профессионально. Но решить эту проблему для большевиков оказалось чрезвычайно сложно. Пополнить судейские кадры из числа членов партии было затруднительно, поскольку большая часть коммунистов, особенно в провинции, уже была задействована в управленческих структурах (до 70%), занимая ту или иную должность.[1] Катастрофическое положение с кадрами во всех сферах государственной жизни еще более осложнилось после партийной чистки 1921 г. Многие работники были уличены в уголовщине, взяточничестве. В судебной системе образовалось огромное количество вакантных должностей. Нехватка постоянных кадров была настолько острой, что нельзя было подобрать не только на должность судьи, но даже на технические должности. Дело дошло до подбора состава суда по объявлениям: кто хочет занять должность члена суда, следственной комиссии, правозаступников и местных судей.[2] Такая ситуация начала складываться сразу же после революции, когда произошла практически полная смена судейского состава. На смену профессионалам пришли «классово выдержанные товарищи». Кадровая селекция была настолько политически аранжированной, что в судах к 1921 году оказались, как правило, люди из маргинальных слоев, « совершенно невежественные, полуграмотные люди, неспособные разбираться в делах, им поручаемых».[3] Для них была характерна правовая всеядность, упрощенное, вульгарное отношению к праву, закону. По оценке самих властей лишь незначительное количество судей « выступали носителями идеи правосудия». Особенно удручающим было положение в провинции. На съезде судебных работников Тамбовской губернии в январе 1922г. отмечалось, что народные судьи не имеют представления не только о декретах или руководящих документах, но некоторым даже не известно положение о Нарсуде от 1920г. Дело дошло до того, что циркуляром НКЮ в качестве обязательного условия занятия должности судьи устанавливалось знание законов.[4] Сами суды размещались в убогих помещениях, без мебели. Остро не хватало средств, судьи были слабо информированы об изменениях в законодательстве и вообще слабо знали действующие законы и распоряжения правительства. Положение усугублялось тяжелым материальным положением судей, что заставляло многих уходить, например, на партийную работу, где материальное обеспечение было гораздо лучше. Так, зарплата судьи составляла в среднем 75 - 85 рублей. Между тем, как зарплата ответственных работников партаппарата даже среднего звена составляла свыше 200 рублей, а в отдельных случаях достигала 1000 рублей в месяц, кроме того, полагался паек, бесплатное санаторно-курортное лечение и т.д. Даже в низовом звене партаппарата (на уровне сельских и волостных ячеек) заработная плата составляла 100 рублей.[5] Судьи были целиком зависимы от местных властей. Никто не мог гарантировать неприкосновенность судей. Судебные работники арестовывались без причин и оснований. Судьи часто смещались и по инициативе местных властей. Обыденным делом было вмешательство властей в деятельность судов, путем прямого давления с целью принятия нужного судебного решения. Например, практиковался пересмотр судебных приговоров на партийных заседаниях. Суды авторитетом у населения не пользовались, население не видело в них органов, способных отстоять их интересы. Не случайно Ленин в мае 1922г. отмечал: « Нет сомнения, что мы живем в мире беззаконности и что местное влияние является одним из величайших, если не величайшим противником установления законности и культурности».[6] С такими судьями и такими судами решать задачи организации правосудия на новых началах и в новых условиях было весьма затруднительно. Таким образом, с началом нэпа кадровый голод и низкий профессиональный уровень судейского корпуса становились существенным фактором, препятствующим не только грамотному отправлению правосудия, но и самой возможности отправления правосудия. И самая главная проблема состояла в невозможности внедрения в судебную практику нового законодательства, ввиду профессиональной несостоятельности судей. Дело обстояло настолько плохо, что разработчикам кодексов приходилось проводить утомительную разъяснительную работу среди судей, пытаясь объяснить им не только существо кодексов, но и убеждать в их необходимости. Судебные работники, в силу своей профессиональной слабости, в большинстве своем не могли самостоятельно разобраться в новом законодательстве, тем более правильно применять законы в судопроизводстве. Более того, многие из них рассматривали кодексы как возвращение к буржуазному праву. Поэтому судьям постоянно напоминалось, что, несмотря на нэп, классовый принцип в отправлении правосудия остается определяющим в деятельности судов, а революционная целесообразность - преобладающей в законе и судебной практике. Особенно трудно процесс внедрения нового законодательства проходил в провинции, где долгое время даже не знали об изменениях в законодательстве. На уровне же уезда новый Уголовный кодекс стал применяться не ранее, чем через полгода после его принятия, да и то не везде. Количество дел, поступавших в суды, резко возросло, а на бескрайних просторах России продолжали судить по законодательству времен гражданской войны. Например, несмотря на то, что декрет СНК от 29 марта 1921г. о свободном товарообмене коренным образом изменил юридическое понятие спекуляции, вплоть до 1923 года, суды осуждали за спекуляцию, за хранение продуктов, за сделки с недвижимостью и т.п. В ноябре 1921 г., когда уже активно действовал декрет о свободе торговли, в Тамбовской губернии выносили приговоры за торговлю кустарным мылом от 6 месяцев до 3 лет лишения свободы.[7] Продолжавшееся игнорирование нового законодательства вынудило Верховный суд в феврале 1923 г. потребовать от всех судов не применять иных мер наказания или социальной защиты, кроме как указанных в кодексах. Но как могли суды применять новое законодательство, если для этого не было профессиональных предпосылок? С точки зрения партийной принадлежности и социального состава, судебный корпус представлял весьма благоприятную картину. Например, из 116 членов Тамбовского губернского суда и народных судей (1923г.) 56% составляли члены партии, 78% были выходцами из пролетарской и крестьянской среды. С профессиональной точки зрения все выглядело весьма неприглядно: с высшим юридическим образованием насчитывалось всего 21 человек(18,3%), со средним - 13 человек(11,2%), с низшим - 82 человека(76,8%).[8] Из 80 судей губернии с высшее образование имели только 10 человек. Со средним - 8, с низшим их число как раз приближалось к количеству рабочих и крестьян - 62.[9]

Кадровую проблему судов в условиях новой экономической политики необходимо было решать в срочном порядке, и она решалась, но решалась в соответствии с общей концепцией кадровой политики большевиков. Общие положения концепции исходили из жестко выдерживавшегося классового принципа, суть которого проявлялась в преобладании политического над профессиональным, поскольку в данном случае преследовалась узкоутилитарная политическая цель: не выпустить власть из рук партапарата. Но необходимо было решать и профессиональные задачи. Отсюда вывод - найти оптимальное соотношение между полным контролем партаппарата и эффективной работой всего государственного аппарата. Формально требования большевиков к кадрам не выходили за рамки общепринятых требований: образование, порядочность, способность к решению профессиональных задач. Аналогичные требования предъявляются во всех управленческих структурах, независимо от политической системы. За исключением одного. Помимо перечисленных качеств, большевики требовали политической лояльности от кадров, основанной на преданности большевистской идее. Преданные кадры можно было найти только в том классе, во имя которого и совершалась революция - рабочих. Это было то, что Ленин называл « извлечением партийных работников из масс»[10]. И еще один существенный момент. Острота кадровой проблема судов могла быть снижена за счет привлечения старых специалистов – юристов, которых в стране оставалось много. Но в условиях, когда всей интеллигенции было выражено политическое недоверие, их нельзя было привлечь в государственные структуры. Отсюда - неизбежность привлечения кадров только из рабоче-крестьянской среды. Из этого тезиса вытекало важное обстоятельство. Подтверждалась та практика, которая давно стала повсеместной в советской России: не столь важна степень подготовленности того или иного руководителя к той или иной профессии, важно быть преданным членом партии и неуклонно выполнять все партийные предписания. Для кадровой политики становится характерным замена трудовой, интеллектуальной, селекции политической. Все зависело от социального происхождения и анкетных данных, которые в конечном итоге обеспечивали продвижение отдельных лиц по служебной лестнице. В анкете для ответственных работников (номенклатуры), куда входили и судьи, на первом месте стояли политические критерии: социальное происхождение, род занятий родителей и ближайших родственников, основное занятие до февральской революции (где работал, в качестве кого, материальная обеспеченность, служил ли в старой армии); участие в общественной и политической жизни до октября 1917г. (в каких партиях состоял, участие в забастовках, подвергался ли репрессиям, участвовал ли в февральской и октябрьской революциях); работа после октябрьской революции; судимость, и где то проскальзывала глава об образовании.[11] Именно классовый принцип неукоснительно проводился в жизнь при отношении формировании судейского корпуса. Хотя «Положение о судоустройстве РСФСР» декларировало право занятия должности судьи для широкого круга людей. Народным судьей мог быть избран любой гражданин, обладающий избирательным правом и имевший либо двухлетний стаж политической работы, либо трехлетний стаж работы в органах юстиции. Закон не устанавливал ни возрастного, ни имущественного, ни какого другого ценза для судей. К судебной деятельности не допускались лишь лица, судимые за уголовные преступления, и лица, исключенные из общественных организаций, представители свергнутых классов и нэпманов (лишенные избирательных прав).^[12] Однако в такой форме закон не реализовывался, ввиду указанных причин.

Основным методом пополнения кадров с 1923г. становится «выдвижение», то есть заполнение аппарата рабочими от «станка» и крестьянами « от сохи». Основное назначение « выдвижения» - пополнить аппарат стойкими, выдержанными, политически развитыми товарищами. Широкомасштабный характер кампания по обновлению судейского корпуса « выдвиженцами» началась в 1924г. после решений XIII съезда РКП (б) и дала она отрицательные результаты. В результате первой кампании «выдвижения» к 1925г. удалось заменить 75 % народных судей, 60% губернских судей, прежде всего за счет увольнения служащих. В результате число судей с низшим образованием увеличилось с 72 % до 83 %.[13] Понятно, что такая замена не решала проблемы создания устойчивых и профессиональных кадров. К тому же велика была текучесть кадров. Она составляла в 1925 году свыше 50%. Всего за год по РСФСР выбыло 2883 судей и следователей(54,1%), прибыло – 32346(70%).^[14] Даже учитывая перемещения судей в другие регионы и с одной должности на другую, эти цифры выглядят обескураживающими. Неблагополучной было и положение со стажем юридической работы. Среди народных судей стаж до одного года имели 699 человек(24,7%), 1-2 года –566(20,1%), 2-3 года – 720(25,69%), 3-5 лет – 496(17,5%), свыше пяти лет - 338(12,0%). Наибольший процент лиц со стажем менее одного года (в среднем 21,7%) наблюдался среди нарсудей и народных следователей, то есть там, где шла основная работа. К 1925 году рабочие и крестьяне составляли 74,3% судебно – следственных работников. Наибольшее их количество насчитывалось в составе народных судей – 2396(85%).^[15] В составе судебно – следственных работников оставалось определенное количество и старых специалистов, работавшие в юстиции до 1917 г.: члены суда – 63(6,5%);старших следователей – 56(18,5%); народных судей – 38(1,3%); народных следователей – 98(6,2%). Всего 255(4,5%) человек почти на всю Россию.^[16] По уровню образования народных судей дело обстояло еще хуже: с высшим юридическим до 1917г – 53(1,9%). С высшим юридическим после 1917г – 20(0,7%); с высшим другим – 29(1%); окончившие высшие юридические курсы – 10(0,4%); окончившие областные курсы- 103(3,6%); со средним- 341(12,1%); с низшим и домашним – 2263(80,3%).^[17] Низкий профессиональный уровень воспроизводился и существовавшей тогда системой подготовки юридических кадров. Подготовка кадров осуществлялась в основном правовыми отделениями ФОН университетов (наиболее полная подготовка) и открытыми по постановлению СНК от 22 декабря 1922 г. высшими и областными юридическими курсами. Из лиц, окончивших областные курсы, могли работать юристами в среднем не более 30%. Остальные отсеивались по причине слабой подготовки.^[18] Предполагалось открыть в каждой губернии и области краткосрочные курсы(8 месяцев) для переподготовки судебно – следственных работников, но в большинстве губерний они не были открыты из-за финансовых проблем. В целом из-за несовершенства и соответственно низкого качества система подготовки юридических кадров мало что решала в профессиональном плане.

Таким образом, прямым следствием кампании «выдвижения» стало, во – первых, снижение профессионального уровня судейского корпуса (иначе и не могло быть при практике назначения судьей малограмотного рабочего после месячных курсов по принципу - « хорошие ребята, справятся»). Во- вторых, «выдвиженцы» вызвали целый ряд проблем психологического характера. С их приходом обострилась обстановка внутри учреждений, снизилась и без того низкая эффективность работы учреждений. Вызванный к жизни необходимостью укрепления власти на местах, этот слой руководителей быстро приобрел черты специфической психологии. Ю. Ларин, характеризуя «выдвиженцев», писал: « ...Узкий практицизм крестьянина, недостаточно « оплодотворенный» принципиальной выдержкой; поверхностное наездничество мелкобуржуазного интеллигента, не побежденного еще острым чувством правды жизни; интуитивность поведения, руководство только стихийным классовым инстинктом, без достаточно строгой продуманности всей обстановки, со стороны рабочего, не овладевшего еще мудростью класса, как выразителя основных общих интересов движения, - все это сказывается, все это надо на практике научить преодолевать самих строителей нового государства, чтобы из строительства вышел какой- либо толк».^[19] Они были убеждены, что действуют в интересах пролетариата. В борьбе за свою власть отличались непримиримостью к другим, неразборчивостью в средствах подавления противника. При этом были убеждены в своей правоте. «Выдвиженцы» быстро усвоили административный стиль с его казенщиной, наушничеством, подхалимством и карьеризмом. Это была лавина людей с устойчивым комплексом уверенности в справедливости получения ими своей доли жизненных благ. Усиливалось стремление к личному обогащению, развитию собственнических устремлений, выливавшихся в уродливые формы: жадность, скупость, использование своего служебного положения, взяточничество.[20] Именно эти люди должны были вытеснить « буржуазных специалистов» и именно они к концу 20-х годов составляли подавляющую часть судейского корпуса на уровне уезда. Не нельзя забывать и того, что выдвижение подпитывалось не только стремлением властей как можно быстрее изменить социальный состав кадров, но и искренней верой, что рабочий, крестьянин может управлять страной без интеллигенции, без специалистов. Выдвижение рассматривалось как наиболее удачный метод создания активного и революционно - сознательного слоя кадров, как лучшая гарантия против бюрократизма и волокиты, искривлений классовой политики. Но эта вера наталкивалась на суровые судейские будни.

Несмотря на явные издержки профессионального и психологического плана такого специфического способа комплектования судейского корпуса, да и всего государственного аппарата, выдвижение в 1927г. обретает второе дыхание. Циркуляром НКЮ 13.01.27г. «Об увеличении рабочей прослойки в органах юстиции» предписывалось все освобождаемые должности в прокуратуре, судах и т.д. заполнять, как правило, по преимуществу лицами из рабочих - пролетариев.^[21] Итогом стало новое значительное обновление судебного аппарата за счет «выдвиженцев». Так, в Тамбовском окружном суде с 1 января по 1 октября 1928г. за их счет рабоче-крестьянская прослойка в составе нарсудей увеличилась с 53,5% до 64,7%.[22] В ЦЧО в составе в составе пленумов окружных судов и облсуда рабочие и крестьяне составляли 75,2%, служащие- 23,1%. Среди нарсудей рабочие и крестьяне – 74,1%, служащие - 25,9%.^[23] Причем количество служащих в 23,1% и 25,9% рассматривался как существенный недостаток, хотя это были как раз те работники, которые обладали профессиональными знаниями и умениями.

Интенсивный процесс замены судейских кадров неизбежно вел к новому снижению профессионального уровня судей, что создавало серьезные проблемы в отправлении правосудия. Но это нисколько не смущало партийный аппарат. Низкий уровень правовой и общей культуры выдавался за достоинство. На все возражения против притока неквалифицированных кадров отвечали, что хотя у рабочих и крестьян нет опыта, но есть пролетарское чутье, реагирование на явления. Кампания не утихала всю вторую половину 20-х годов и ее следует рассматривать как чистку судебных органов. В 1929г уже 54,7% от общего количества судейских работников и 50% всех нарсудей составили выдвиженцы. [24] Как следовало, и ожидать « выдвижение» положение с кадрами не улучшило. Как и в начале 20-х годов, так и в конце вопрос о кадрах стоял очень остро. Характерными оставались текучесть кадров, наличие значительного количества вакантных должностей. Так, неукомплектованность Тамбовского окружного суда в августе 1929г. составляла 37%.[25]

Профессиональная непригодность судейского корпуса, слабое знание судьями материального права вели к многочисленным ошибкам материального и процессуального характера, к неправильной квалификации преступлений, к серьезным ошибкам в приговорах. Иски рассматривались без искового заявления, на основе только словесного заявления, классификация преступлений страдала неточностью. Судебные приговоры и решения нередко представляли собой примеры отсутствия простой и правовой неграмотности, доходя порой до абсурда. Приговоры излагались путано и слишком кратко, немало было случаев неполноты судебного следствия и вынесения необоснованных приговоров. [26] В итоге огромное количество отмененных, измененных приговоров нарсудов, многочисленные кассационные жалобы и протесты. Тамбовским губсудом в первой половине 1928г. утверждалось 20,95% из внесенных кассаций по гражданским делам, отменялось - 79,1%. По уголовному отделению утверждалось приговоров 5,9%, отменялось - 90,1%. В 1929г. по ЦЧО было отменено полностью с прекращением производства в среднем 22% решений Нарсудов. Было большое количество необоснованно возбужденных дел. До суда доходило лишь 19%. Средний процент дел, отмененных облсудом по округам, составил 31,4%.[27] Эти проблемы носили не временный характер, переходили из года в год, и были отражением определенной тенденции в развитии правоприменительной системы.

Очевидно, что в 1920 – е годы стали больше внимания уделять кадровой проблеме, профессиональной подготовке судейских работников. Однако улучшения положения с кадрами не произошло. Судебные органы работали и в конце 20- х. годов в обстановке постоянного недокомплекта кадров. Система подготовки кадров не обеспечивали суды достаточным количеством квалифицированных кадров. Кадровая база отличалась слабым профессионализмом и низким уровнем судей, а меры, принимаемые в целях налаживания работы с «выдвиженцами» на протяжении 20- х. годов, не могли кардинально изменить положение с кадрами. Более того, профессиональный уровень судей даже снизился. Частая смена судей приводила к тому, что на смену одним неумехам приходили другие. В конечном итоге, жизнь показала насколько «выдвижение» искусственное, непрофессиональное и малоэффективное средство решения кадровой проблемы. В конечном итоге, узкоклассовый подход к формированию судебного корпуса сыграл существенную роль в утверждении тоталитарного режима в стране, явился важным фактором, определившим формирование особой системы правосудия, где классовые, политические факторы были определяющими.

Литература: