“История”

 

Иванов Александр Александрович

Иркутский государственный университет

Иркутск, Российская Федерация

Профессор исторического факультета

 

Польские ссыльные в Восточной Сибири в XIX в.

Восточная Сибирь использовалась российским государством как место ссылки еще с XVII века. Сюда отправлялись «за измены» бояре, дворяне, придворная знать, а также стрельцы, крестьяне, посадские, старообрядцы, пленные поляки, шведы. В этот период за Уральский камень попадали в основном участник неудавшихся дворцовых переворотов, жертвы интриг очередных временщиков. Были среди них и поляки. В конце XVIII году в Селенгинском уезде появились крестьян, сосланных по воле помещиков вместе с беглыми раскольниками из Польши, получившие наименование здесь «семейских» или «поляков». По некоторым данным, в этот период их насчитывалось уже 1660 ревизских душ [1].

Первые политические ссыльные поляки XIX века стали прибывать в Восточную Сибирь вслед за декабристами. Это были участники национально-освободительного восстания 1830 г. Система их распределения в Сибири только складывалась, поэтому местные власти нередко были просто не осведомлены, каким образом и где надлежит организовывать их быт и работы. Так произошло, например, с Юзефом Сосиновичем, шляхтичем из-под Белостока, осужденным в «одну из крепостей Восточной Сибири» за участие в «деятельном и ревностном способствовании к распространению возмутительных преднамерений», а проще, за укрывательство участников восстания. Когда-то Сосинович сражался под знаменем Наполеона, был ранен, ослеп, в Сибирь отправился в сопровождении слуги крестьянина Адама Белявского. Уже в 1834 г. поляки прибыли в Иркутск, а отсюда, за неимением в губернии «крепостей», были отправлены в Петровский Завод.

Так как отдельных казематов для политических ссыльных на заводе не было, Сосинович, по распоряжению генерал-губернатора Н.С. Сулимы, был помещен в арестантскую полуказарму государственных преступников. За такое самоуправство Сулима незамедлительно получил внушение из Петербурга: «…при сем случае не могу умолчать, что как казарма Петровского Завода предназначена единственно для содержания государственных преступников, прикосновенных к известному Вам, милостивый государь, делу, то прежде распоряжения о помещении в оную Иосифа Сосиновича, следовало бы Вашему превосходительству предварительно испросить на сие установленным порядком надлежащее разрешение» [2].

Подобным образом были отправлены в Сибирскую ссылку и ксендзы Антоний Ойжановский и Людвик Тенсеровский, обвинявшиеся «в сношениях с некоторыми из злоумышленников». Согласно приговора, их следовало без лишения сана содержать в «дальних римско-католических монастырях». За неимением оных, местные власти вынуждены были отправить священников в феврале 1835 г. в Тунку, а оттуда уже в августе этого же года, учитывая неурожай и дороговизну продуктов – в город Балаганск, где они и находились по 1842 год [3].

Сохранились свидетельства дружеского участия государственных преступников в судьбе польских ссыльных. Стремясь облегчить участь поляков в Сибири, декабристы оказывали им радушный прием, брались передать письма на родину, стремились найти интересную работу.  Будучи в Селенгинске, М. Бестужев отмечал: «…мы были знакомы со всеми поляками Забайкалья». Дружеские отношения сложились, например, между двумя художниками – Николаем Бестужевым и Леопольдом Немировским. М. Бестужев вспоминал: «Один из политических преступников, поляк, человек очень хорошо знакомый с нами…в бытность его у нас, так прельстился прекрасною картиною местности, открывавшейся с утеса горы, которая высится тотчас же за нашим домом, что снял вид, в котором наш дом помещен на втором плане, а на первом очень оригинально изображена отвесная скала, на которой он сидел. Сам брат выбрал удобный камень для занятия, сам устроил ему складной столик, укрепил зонтик от палящих лучей солнца, наблюдал за ходом рисунка почти целый день до заката солнца и, чтобы не терять времени на еду, сам носил ему в судках обед и чай» [4].

Надзор за политическими ссыльными, водворенными на территории Иркутской губернии, велся систематически. Каждый становой пристав обязан был докладывать ежемесячно о поведении политических ссыльных. Например: «… водворенный в Тункинской крепости государственный преступник Юлиан Люблинский в течение января вел себя скромно и ни в каких предосудительных поступках замечен не был. 21 февраля 1836 г.». «В Верхнеудинском округе государственные преступники Михаил Кюхельбекер, Михаил Глебов и Иван Шимков в течение минувшего января вели себя скромно и ни в каких предосудительных поступках замечены не были». Исправляющий должность Акшинского сотского казачьего командира сотник Трухин докладывал в Троицкосавское пограничное управление, что находящийся там на поселении «государственный преступник Павел Аврамов в продолжении февраля 1836 года относительно поведения весьма скромного и занятий никаких не предпринимал» [5].

В начале 1840 г. в Иркутск стали прибывать свентокшижцы – участники варшавской организации «Содружество польского народа». Их было немного – десять человек – все отправлены «в работы на Нерчинские заводы». После каторги часть поляков распределили в пределах Западного Забайкалья. Эугенуш (Евгений) Жмиевский вышел на поселение в Кабанское Ильинской волости Верхнеудинского округа, а Константин Савичевский – в станицу Кударинскую Успенской волости Иркутской губернии. Савичевский – один из главных руководителей свентокшижцев – первоначально жил в ссылке уроками, поддерживал дружбу с декабристом В.К. Кюхельбекером, бывшим на поселении в Акше [6].  

Летом 1845 г. в сибирскую ссылку были отправлены представители организации Петра Сцегенного и связанных с ней польских конспиративных групп первой половины 1840-х годов. Так, в Западном Забайкалье находились: Леопольд Добрский, после отбытия наказания каторжными работами в Петровском Заводе, в 1851 г. вышел на поселение в Тарбагатайскую волость Верхнеудинского округа, затем проживал в Иркутске; Александр Карпиньский, каторгу отбывал при Александровском заводе, поселение – при Петровском; Фелицьян Карпиньский, также жил при Заводе; Шимон Кжечковский, сослан на поселение в Тарбагатайскую волость, проживал здесь в 1851–54 гг.; Ян Новаковский, после каторги на заводах Култуминской дистанции работал на приисках в Верхнеудинском округе; Игнацы Пюро, отбывал поселение в Урлукской волости; Александр-Ян Родкевич, каторжанин при Дучарском заводе, затем по билету работал на одном из приисков по реке Гремучей [7].

Как видим, большинство ссыльных, прежде чем попасть на поселение, прошли каторжные работы на заводах Нерчинской системы. Часть из них высылались с лишением всех прав состояния, были  и такие, кто испытал после суда шпицрутены, например, Я. Новаковский, – «прогнан сквозь строй через 500 человек два раза» и лишь потом отправлен в Сибирь.  

    В начале 1850-х годов на каторжные работы в Нерчинские заводы были сосланы поляки – участники национально-освободительных организаций и революционного движения 1848 г. Часть польских ссыльных имели дворянские корни, владели когда-то землей или служили, занимая высокие посты и должности. В Западном Забайкалье им нередко приходилось испытывать крайнюю нужду, работать наравне с людьми «простого звания». Например, Антоний Аксамитовский, из шляхтичей, в Петровском Заводе разводил домашний скот, сеял хлеб, шил одежду; Александр Гржигоржевский, из помещиков Родомской губернии, работал на Петровском Заводе, получал незначительное пособие; Франц Кноль, из дворян, в Ильинской волости занимался хлебопашеством, изготавливал глиняную посуду, курительные трубки, был фельдшером; Шимон Кржечковский, из дворян Люблинской губернии, жил в Селенгинске, в качестве гувернера воспитывал детей купца Д.Д. Старцева; Иосиф Львовский, шляхтич, на поселении в Читканской волости, портняжничал; Моцей Стрекоцинский, дворянин Варшавской губернии, жил в Петровском Заводе, работал по найму [8].

 Самых больших размеров достигла польская ссылка после подавления национально-освободительного восстания 1863–1864 гг. По разным источникам, в Сибирь за три года было отправлено от 18 до 22 тысяч польских патриотов. Часть ссыльных отбывали наказание в Восточной Сибири, в частности, на Нерчинской каторге, а затем выходили на поселение в Западное Забайкалье.

Сколько поляков было сослано в Восточную Сибирь после событий 1863 г., точных данных нет. Из «Отчета о состоянии Забайкальской области за 1865 год» следует, что по случаю происходивших беспорядков в Царстве Польском, в Забайкальскую область в целом только за один год выслано «для употребления в каторжные работы на Нерчинских заводах 1595 политических преступников», которые  были размещены частью в заводских зданиях, частью в зданиях, принадлежащих военному ведомству [9].

Чтобы оценить масштабы ссылки 1860-х годов, например, для Западного Забайкалья, приведем данные, взятые из «Алфавита ссыльных поляков в Сибири», составленном в 1869 г. и опубликованном только в 2007-м, проанализировав лишь первый том, буквы от «А» до «К»: Андржейкович Фома, Илькинская волость; Булгарин Иосиф, Берте Андрей, Герке Готфрид, Зыгзон Иосиф, – Троицкий солеваренный завод; Барабаш Викентий, Бартошевич Андрей, Бронишевский Людвиг, Буген Венедикт, Буковский Станислав, Байковский Владислав, Бржезовский Ян, Брудницкий Кахтан, Василевский Нарцисс, Василевский Феликс, Вержбицкий Антон, Войткевич Каспер, Волнистый Карл, Влоцкий Фридрих, Гонстальский Лукаш, Гедрониц Казимер, Годлевский Леонтий, Генутович Франц, Годлевский Целестин, Горбовский Илья, Голкевич Адам, Горецкий Игнатий, Грондзкий Иван, Грикстис Варфоломей, Гржимайло Амбросий, Гролкевич Ян, Гергелевич Северин, Зенкович Анатолий, Ковалевский Юзеф, Кнопинский Павел, Кулятинский Николай, Калиста Андрей, Каминский Франц, Краевский Павел, Керонский Александр, Каменецкий Владислав, Кружмановский Августин, Кочаровский Игнаций, Климкевич Владислав, Кулаковский Феликс, Козловский Франц, Ковалевский Феликс – селение Тунка; всего – 47 человек [10].  

Порядок распределения и условия пребывания польских повстанцев в Сибирской ссылке имели свои особенности. Так, согласно «Правил по устройству быта политических ссыльных, сосланных в Восточную Сибирь из Царства Польского и Западных губерний» поляки «в видах обеспечения их быта, распределялись по утверждению начальника губернии, применяясь к роду занятий каждого». Сосланные поляки, желавшие в местах поселения заняться земледельческим трудом, наделялись землей. Отдельным пунктом правила предполагали «водворять поляков-ремесленников, мастеров и прочих в казенные и все имеющиеся в губерниях частные заводы». Те же, кто устроил свое хозяйство, «при хорошем поведении» могли остаться на местах водворения и после окончания срока наказания.

Такое исключительное отношение к полякам было продиктовано, с одной стороны, хроническим недостатком в Забайкалье квалифицированных рабочих рук, с другой – преобладанием среди ссыльных людей столь дефицитных рабочих профессий. Вот, например, список поляков, изъявивших желание остаться после окончания срока ссылки в Забайкалье, составленный в апреле 1873 года. В списке 54 фамилии. Большинство поляков «испрашивали разрешение» поселиться близ Читы, а также на Нерчинских заводах. Девять человек предполагали остаться в Западном Забайкалье: Артецкий Константин – мыловар – Верхнеудинск; Брудницкий Иван – колбасник – Верхнеудинск; Дрейзонтен Ян – пильщик – Петровский Завод; Жоховский Игнатий – мыловар – Верхнеудинск; Ковальский Николай – портной – Петровский Завод; Игначевский Иосиф – слесарь – Тарбагатайская волость; Молиенко Иосиф – сапожник – Петровский Завод; Прушинский Иосиф – сапожник – Петровский Завод; Синдер Нохейм – булочник – Петровский Завод.

Как видим, в Сибири стремились остаться люди «простого звания», рабочих профессий и специальностей. Не случайно, устройство поляков на прииски Забайкалья было максимально упрощено: желающим работать на добыче золота, например, необходимо было всего лишь иметь одного поручителя, коим охотно выступал хозяин прииска, а также разрешение станового пристава. При этом переезды с прииска на прииск внутри одной компании, даже если они отстояли друг от друга на сотни километров, также не требовали особого разрешения, чем поляки широко пользовались, перемещаясь с одним «билетом» по всему Забайкалью [11].

Несмотря на столь либеральное отношение, закон предусматривал относительно польских ссыльных и серьезные ограничения. Они не имели права заниматься частным извозом, воспитанием детей, «преподаванием наук» и искусств, содержать аптеки, фотографии и литографии, торговать вином, занимать какие-либо должности в правительственных учреждениях. Впрочем, особенностью польской ссылки в Забайкалье было то, что польские изгнанники всегда с успехом занимались всем вышеперечисленным. Например, Петр Боровский, после Нерчинской каторги занимался золотодобычей, имел собственные прииски, где охотно предоставляя работу нуждающимся полякам; Иосиф Валецкий изготавливал мыло и свечи; Франц Вардынский, Юлиан Иордан, Кароль Рупрехт служили в золотопромышленных компаниях, Алоизий Венда управлял маслоделательным заводом; Мечислав Зарембский имел земельный участок, вел сельское хозяйство, был записан в купцы третьей гильдии; Кароль Подлевский поставлял зерно горному управлению; Александр и Фелициан Карпинские основали в Верхнеудинском уезде фабрику по производству швейцарских сыров; К. Савичевский основал завод, на котором производил ежегодно мыла на 12 тыс. рублей и на 3,5 тыс. масла кедрового ореха, вел крупную торговлю в Кяхте; Иван Орачевский занимался медицинской практикой [12].

   Наш современник, профессор Вроцлавского университета А. Кучиньский, указывая на созидательный, деятельный образ жизни ссыльных поляков, так писал, о труде поляков: «Они искали какого-либо осмысленного места в этом новом для них пространстве, места не только в топографическом смысле, ибо таковое было им назначено царским приговором, но места осмысленного наполнения своей жизни в ссыльном отдалении, нередко свободной от арестантских рот, кандальной каторги или нелепого замыкания в тюрьмах и сибирских гарнизонах. Некоторые из этих ссыльных находили такое место, берясь за различные занятия – купечество, золотоискательство, ремесла, земледелие, но были и такие, которые смысл ссыльного существования наполняли познавательной деятельностью в области географических, естествоиспытательских и этнографических исследований. Предпочтения, которые они внесли в свою ссыльную жизнь, обозначали каким-то способом новый горизонт их существования за пределами отечества» [13].         

Местные жители охотно нанимали политических ссыльных на службу: «политики» были грамотными, вели дела честно, были обязательными и исполнительными, да и стоили меньше. Приведем строки из письма П.Д. Баллода, отбывшего каторгу на Александровском заводе А.С. Фаминицину от 3 июля 1870 г., «Пишу Вам это письмо из Посольска, куда меня нелегкая принесла из Верхнеудинска больного. И сижу я здесь третью неделю и ожидаю, когда придет сюда какое-нибудь судно или пароход и увезет меня через Байкал. Когда я выезжал из Александровского завода, то мне предлагали несколько мест купцы и разные предприниматели с порядочным содержанием, и даже один бурят, у которого я покупал скот, сказал мне: «Друг, оставайся здесь, я тебе дам 3 руб. в месяц жалованья и просто 500 быков, и ты торгуй, как знаешь». Разумеется, для меня прямой расчет был остаться там, но по правилам в Забайкальской области никого из государственных и политических преступников оставлять нельзя» [14].  

Если русский уголовный или политический ссыльный рвались из Сибири в Европейскую Россию, рассматривая ссылку как временное удаление из привычной среды, то поляки на месте поселения без промедления пускали прочные корни обзаводились добротной усадьбой, домашним скотом, активно искали занятие своим способностям. Здесь они создавали семьи, растили детей, занимались предпринимательством, делали служебную карьеру.

Нередко ссыльные поляки столь крепко прикипали к сибирской земле, обзаводились хозяйством, что не могли все это бросить и немедленно вернуться на родину. Вот, например, показательное прошение Ф. Далевского Н.П. Дитмару, написанное после «высочайшего соизволения от 25 мая 1868 г. об облегчении участи политических ссыльных: «Так как я, имея свою мыловарню и для обслуги ея лошадей и быков, принужден был сделать запас на зиму, а именно сена и дров, которые я закупил у окрестных жителей, то покорнейше прошу, Ваше превосходительство, оставить меня на поселение в Забайкальской области. Ежели бы это было возможным, то оставить меня, по крайней мере, на один год» [15].

Польское социалистическое движение 1880-х годов, наряду с российским народническим, дало Сибири новых ссыльных. Революционные выступления этого периода захватили прежде всего разночинскую молодежь, студентов и гимназистов. Изменившийся характер революционного движения заставил правительство изменить и тактику борьбы с ним – все больший размах получали не судебные, а административные высылки в Сибирь под надзор полиции. В Западное Забайкалье, в Тунку, например, был отправлен А. Лукашевич, осужденный по процессу «50-ти» и «193-х». В 1878 г. на жительство в Баргузин был выслан дворянин Юзеф Окушко, обвинявшийся в «преступной пропаганде». Окушко прибыл в город 14 июня 1879 г., «занимался токарным и слесарным мастерством, получал от казны пособие в размере 15 копеек в сутки и 1 руб. 50 коп. в месяц на квартиру, имел семейство, состоящее из жены и дочери». В марте 1880 г. в Баргузин был поселен на жительство под строгий надзор полиции отставной штабс-капитан Л. Черневский, обвинявшийся в социалистической пропаганде. Согласно отчету местного исправника, в ссылке Черневский занимался столярным делом, получал от казны денежное пособие в размере 72 рублей в месяц [16].

По-прежнему одной из самых крупных колоний поляков в Забайкалье и Восточной Сибири оставалась Тунка. В 1880-е годы здесь находились Бронислав Шварце, высланный за участие в томском «Красном Кресте», ссыльные пролетариатцы Михал Манцевич, Стэфан Ющиньский, а также Юзеф Пилсудский, Рклицкий, Лойко и другие. Собственными силами колония обрабатывала небольшой участок земли и убирала хлеб [17].

Во второй половине 1880-х годов Б. Шварце и Аф. Михайлович обратились к  директору Иркутской магнитно-метеорологической обсерватории с просьбой, разрешить им организацию в Тунке постоянных метеорологических наблюдений. Директор, с одобрением встретив это предложение, «покорнейше» запросил губернское правление и получил ответ в декабре 1887 г. за подписью Иркутского вице-губернатора: «… нахожу вполне возможным разрешить поднадзорным производство метеорологических наблюдений в селе Тункинском, так как подобное занятие не исключается смыслом Высочайше утвержденного 12 марта 1882 г. Положения о полицейском надзоре и кроме того избавит этих поднадзорных от праздности, гибельно влияющей на нравственность их состояния [18].

Одно из главных событий в истории польской ссылки Восточной Сибири XIX века – восстание 1866 года на строительстве Кругобайкальской дороги. Необходимо отметить, что правительство стремилось всячески затушевать политический характер выступления польских ссыльных на Кругобайкальской дороге. Слово «восстание» не упоминалось. События 1866 г. на границе Иркутской губернии и Забайкальской области именовались как «побег с работ ночью 25 июня и производство различных беспорядков, насилий и убийств» или «вооруженное возмущение». Тем не менее, этот «побег» подвергся всестороннему расследованию, из материалов которого можно определить общее количество участников. Так, например, из «Списка политических преступников, бывших на Кругобайкальской дороге в 1866 году», составленном для Временного управления по надзору за политическими в Восточной Сибири», следует, что к дознанию были привлечены 719 человек. Из них, виновными по первой категории признаны 220 ссыльных, по второй – 171, у остальных – «участие в бунте не обнаружено» [19].

В 1873 г. сроки каторжных работ для поляков – участников восстания – в качестве царской милости, были сокращены. По Высочайшему соизволению от 19 апреля 281 человек «за безукоризненное поведение» были отправлены на поселение, а три каторжанина – К. Арцимович, Л. Ильяшевич и А. Недермейер, обвинявшиеся «кроме возмущения в насилии, грабеже и поджоге», – переведены в разряд «исправляющихся» [20].

      Большая часть ссыльных поляков из крестьян, расселенных в восточносибирских селах, уже в третьем поколении обрусели. Они пустили прочные корни на сибирской земле, пополняя податные сословия. Польское дворянство, наоборот, после амнистии в большинстве случаев выехало на родину.

В 1860-е годы одним из центров размещения политических ссыльных в Восточной Сибири являлся Петровский завод. С января по декабрь 1864 г. здесь находились ссыльные гарибальдийцы, участники польского восстания. В 1863 г. они были взяты в плен русскими войсками, осуждены в Варшаве на значительные сроки каторжных работ и доставлены в Западное Забайкалье. На заводе работали десять человек: Эмиль Андреоли, профессор истории одного из парижских лицеев, Шарль Ришар, уроженец Риги, француз Луи-Альфред Дие, граф Луиджи Кароли, Фебо Арканджели, Джузеппе Клеричи, Амброджио Джупони, Александр Венанцио, Джакомо Меули, Ахилл Бенди. Гарибальдийцы прибыли из Иркутска в составе большой партии польских ссыльных, насчитывавшей не менее 74 человек, из которых известны лишь некоторые имена: Эпштейн, Дворжачек, Крысинский, Соколовский. Осматривая прибывших, доктор И.С. Елин выделил из партии 30 человек наиболее ослабленных и поместил их в заводскую больницу [21].                   

 О числе польских ссыльных в округах Иркутской губернии можно судить по следующим цифрам за 1871–1872 гг.: в Иркутском округе политических – 794; Нижнеудинском – 290; Балаганском – 1090; Киренском – 43 и Верхоленском – 66, а всего – 2778 человек [22]. Немало поляков были заняты тяжелым каторжным трудом. В ведомости политическим преступникам, находящимся в селе Лиственничном в заведывании зауряд сотника П. Попова на 3.01. 1866 г. 206 польских фамилий и имен. В ведомости политических преступников, находящихся в работах при Петровском железоделательном заводе за сентябрьскую треть 1865 г. 160 польских имен. В Троицком сользаводе – 90 поляков. Кондуитный список политическим преступникам, находящимся в Муравьевской гавани и г. Сретенске – 177 поляков. Против каждой фамилии стоит оценка за поведение. В основном, в деле записи: «поведения хорошего», но есть и «дерзок» или «вообще дурного поведения». В списке политических преступников в деревне Сиваковой (Нерчинский округ) – 903 польских фамилии [23]. Большая колония польских ссыльных сложилась в Иркутске. По воспоминаниям Агатона Гиллера, в городе в конце 1850-х гг. уже было не менее 150 поляков [24].  

Несмотря на обилие архивного материала о ссылке поляков в Восточную Сибирь, сегодня приходится констатировать, что эта тема остается изученной недостаточно. Проблемы польской ссылки по-прежнему иллюстрируются на примере нескольких десятков или сотен имен поляков, в основном представителей движения 1830-х гг. До сих пор не создан «социальный портрет» ссыльного поляка: мы не знаем численность, возраст, имущественное положение, географию расселения и род занятий основной массы изгнанников.

 Дальнейшее изучение истории польской ссылки  в Восточной Сибири требует, таким образом, прежде всего обобщающих исследований на основе привлечения и введения в научный оборот массовых архивных источников. Необходима также и координация научных разработок польских и сибирских специалистов.

 

1. Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. СПб.: Комитет Сибирской железной дороги, 1900. С. 36.

2. Шостакович Б.С. Политические ссыльные поляки и декабристы в Сибири // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. – февраль 1917 г.). Иркутск, 1973. Вып. 1. С. 255.

3. Шостакович Б.С. Ссыльные участники экспедиции Юзефа Заливского в Восточной Сибири (по материалам Государственного архива Иркутской области) // Ссыльные революционеры в Сибири… Иркутск, 1980. Вып. 5. С. 26–27.

4. Шостакович Б.С. Политические ссыльные поляки и декабристы в Сибири… С. 275.

5. Государтсвенный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. 24. Оп. Оц. Д. 181. Лл. 23, 30, 51.

6. Шостакович Б.С. Материалы Государственного архива Иркутской области о пребывании в Восточносибирской ссылке свентокшижцев – участников варшавской организации «Содружество польского народа» // Ссыльные революционеры в Сибири… Иркутск, 1983. Вып. 8. С. 64–65.

7. Шостакович Б.С. Материалы Восточносибирских архивов о ссыльных участниках организации Петра Сцегенного и связанных с ней польских конспиративных групп первой половины 40-х годов XIX века // Ссыльные революционеры в Сибири… Иркутск, 1980. Вып. 7. С. 24–27.

8.Тимофеева М.Ю. Участники польского национально-освободительного движения в Забайкальской ссылке (1830–1850 годы): Биобиблиографический справочник. Материалы к «Энциклопедии Забайкалья». Чита, 2001.

9. ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 686: ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 81.

10. Ссыльные поляки в Сибири: XVII, XIX вв.: Исследования и материалы / Отв. ред. Ф.Ф. Болонев. Новосибирск, 2007.

11. ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 814. Л. 2 об.

12. Тимофеева М.Ю. Указ. соч.

13. Кучиньский А. Польские известия о бурятах и их познавательная ценность (в переводе Б.С. Шостаковича) // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы: Сб. мат-лов межд. научн. конф. Иркутск, 2001. С. 287.

14. Политическая ссылка в Сибири. Нерчинская каторга. Новосибирск, 1993. Вып. II. Т. 1. С. 217–218.

15. Там же. С. 213.

16. ГАИО. Ф. 24. Оп. ОЦ. Д. 951. Л. 5, 6 об.

17. Шостакович Б.С. Политические ссыльные поляки и декабристы в Сибири… С. 102, 108.

18. ГАИО. Ф. 25. Оп. Оц. Д. 5. Л. 3.

19. ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 501. Л. 60–120.

20. ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 507. Л. 18.

21. Кубалов Б. Страница из жизни гарибальдийцев в Петровском Заводе // Свет над Байкалом. 1960. № 4. С. 139–141.

22. ГАИО. Ф. 600. Оп. Оц. Д. 81. Л. 136-141.

23. ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 905. Л. 11-107.

24. Воспоминания из Сибири: Мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточной Сибири первой половины XIX столетия. Иркутск, 2009. С. 623.