К проблеме феноменологии власти

Тулеубеков А.С.,

Доскожанова А.Б.

Описание человека с точки зрения установок, которые напрямую не предполагают человеческую сущность, изначально является делом непредсказуемым, поскольку в этом процессе существуют все риски столкнуться с теми сферами, которые в целом не определяют границы чисто человеческой природы.

Это также относится к описанию человеческой деятельности. Философия общества на сегодняшний день представлена некоторым количеством концепций, так или иначе, высветляющих определенные черты межчеловеческих отношений и способов жизни человека в сообществе себеподобных. Одной из подобных концепций является концепция власти-знания как некой базы для конструирования социально-институциональных связей, а с ними и идеи социального прогресса. В основе прогресса, согласно выдающемуся французскому мыслителю постмодерна Мишелю Фуко, находится своеобразная ментально-парадигмальная матрица мышления, которая в конкретные историко-временные рамки способствовало развитию у человека желания упорядочить мир вещей, которые в дальнейшем образовали материально-духовную культуру человечества. Эта матрица имеет схематический характер, которая априори направляет человека конституировать структуру вещно-предметного мира в такой форме, чтобы сама структурность мира являлась его инвариантом.

Другими словами, предполагая себя в мире, человек уже изначально «должен» видеть свой мир именно сообразно тому порядку, который ориентирован на привилегированность, в котором каждая вещь, каждое событие, каждый момент имеет свое строго установленное место и свое строго определенное значение. И опять же самоцелью такого порядка, а также его высшим элементом, выступает сам человек. Такая установка имеет глубинный смысл для человека, поскольку она необходима даже в тех случаях, когда человек уже не обладает известной степенью власти над людьми и социумом, но при этом у него еще остается власть над вещами.

Программной задачей Фуко ставит археологическое распознавание стилей мышления, которые каждый в свое время послужили пространством для кардинальной смены понимания и отношения к миру вещей в целом.

Разумеется, линия сохранялась, и сохранялась она во всеобщем тексте, однако параллельно с этим трансформировался язык и сопутствующие ему контекстуальные поля. В подобных функциональных полях помимо лингвистических установок и контекстов существуют предпосылки возникновения человеческого начала, которые позже трансформируются в субстрат автора. Последний характеризуется более всего как сущность во взаимосвязи с лингво-смысловыми конструктами. И над ними автор также пытается установить власть, которая также по своему смыслу занимает в мире человека привилегированное место.

Такая «самооценка» преобразовывает человека в некоторое самодостаточное для него самого существо, предполагает формирование в человеке уверенности в том, что он представляется хозяином вещей и ситуаций, в которых он находится. Отсюда стремление человека начинает переноситься в сферу интерсубъективных отношений, где человек, тем не менее, начинает осознавать отсутствие прямого подобия между властью над вещами и властью над людьми.

Человек также выступает в роли автора формирования субъективной деятельности, но с существенными допущениями, основной причиной которых выступает то, что каждый элемент его коммуникативного интерсубъективного пространства также является автором собственной деятельности. И это независимо от того, что, возможно, и существуют схемы подавления воли одного субъекта волей другого или схемы строгой соподчиненности в структуре общей социальной деятельности. Человек-автор знает о необходимости существования подобных социально-структурных связей, в связи с чем вынужден принимать определенные правила, которые отсутствуют в ситуации власти над вещами.

С другой стороны власть над вещами всегда предполагает то, что человек, так или иначе, считается с волей, интересами, предпочтениями других людей. Этот момент будет представлять собой константу до тех пор, пока существует вообще общество. Однако, в этом отношении социальная онтология человека способствует развитию в нем тех надприродных качеств, которые, в конце концов, подвели человеческое сообщество к социальному прогрессу. Таковыми являются социально-психологические качества человека, его способность видеть подспудные смыслы в действиях других людей, развитая игровая стратегия формирования индивидуальной жизнедеятельности и т.д.

Тем самым, человеческая природа в рамках социальной действительности как распространена на все общества целиком. «Положение человека как существа сознательного, мыслящего определяется тем, что в нем природа рефлексирует как целое, в нем ее бесконечность свернута в точку, благодаря чему его сознание оказывается способным переходить границы любых систем, ибо его Я развернуто на весь мир» /1/. То есть человек действует не только в контексте власти над людьми или вещами, но и в рамках дискурса, который связывает его с объективным социальным миром.

То, что способствует субъективной интенции на внешнюю социальную реальность, еще в феноменологии было названо «жизненным миром». В философии Э. Гуссерля социум в бытии человека в целом совпадает с категорией «жизненного мира», и оно дается субъекту в совместной жизнедеятельности с другими субъектами. В отношении возможности конституировать направленность человеческого начала на внешний ситуативно-перспективный мир, Э. Гуссерль пишет: «Только так мне может стать доступен поток моих переживаний, как поток, в котором я живу как тождественное Я; и доступен, прежде всего, в своих актуальностях, а затем и в потенциальностях, которые, очевидно, тоже принадлежат моей собственной сущности» /2/. Поэтому авторский момент не только сохраняется в общественной действительности в качестве простой власти над теми объектами, значимость которых человек видит в определенный момент, но авторство трансформируется в некую транзитную ступень на пути подлинной социализации, в процессе которой человек осознает себя в качестве субъекта социальных отношений.

Этот процесс, используя терминологию М. Фуко, можно назвать одним из компонентов археологии мышления современного общества, конкретной культуры. Естественно, что с появлением и развитием понятия вещного мира, в мышлении человека значительной является категории власти, но в течение длительного существования человеческого общества данная категория претерпела существенные метаморфозы. Под властью теперь мы признаем и те формы «властвования», которые уже напрямую не предполагают власть как таковую.

Таким образом, характеризуемая власть есть не столько обладание в чистом его виде, но и степень функционирования субъекта в границах конкретного дискурса, сфокусированного на конкретном объекте. Причем, немаловажную роль играет та перспектива самого вышеназванного объекта власти, в отношении которой человек конституирует определенную преобразующую деятельность, направленную, в конечном счете, на то, чтобы человек владел данным объектом.

Подобного рода интенции включают в себя целый ряд феноменологического опыта, проявляющегося в результате позиционного отношения человека к конкретной вещи, являющейся для человека в той или иной степени значимой. Здесь проявляется процесс конституирования уже постепенно входящего в область обладания вещи человеком. И данный процесс имеет целеполагающую систему ценностей, в согласии с которой человек уже по своему усмотрению будет распоряжаться судьбой имеющегося у него объекта его власти.

С другой стороны, необходимо помнить, что данный объект (как бы человек при этом ни старался эгологизировать его) нисколько не выражает саму суть человеческой власти.

Самое большее, на что способен человек в качестве субъекта конкретного отношения к располагаемой вещи, – это обозначить через этот объект сущность процесса конституирования вещи в своем жизненном пространстве, когда данная вещь уже играет определенную роль и отвечает при этом необходимым требованиям в системе собственных предметно-ценностных отношений человека. Тем самым, человек как бы отдает себя в распоряжение самих вещей, когда он перестает относиться к себе как к трансцендентальному субстрату даже в пространстве межличностных отношений, но передает все полномочия «контролировать» собственное положение среди иных ценностей на сами эти «вещи».

Это, естественно, – парадокс, имеющий непосредственное отношение к самим тем ценностям, которыми живет человек. Желая заполнить свое социальное (и, в первую очередь, онтологическое) бытие сущностями других объектов, превращая их в социальные предметы, человек начинает переживать сугубо аксиологический кризис, и прежде всего, в отношении самого себя.

Этот момент важен, и если человек имеет некую рефлекторную способность увидеть, запечатлеть данный кризис, то это ведет человек к определенным уровням личностного самосознания, направленного на усиление способности ориентироваться в мире вещей и предметов, обладателем которых он является. Ведь, сколько бы вещи не представлялись бы нам чем-то объективным, в нашем феноменологическом мире они оказываются так или иначе социальными компонентами нашего интерсубъективного мира. Здесь Мерло-Понти пишет, что «вслед за естественным миром нам необходимо открыть мир социальный, но не как объект или сумму объектов, а как поле или измерение существования; я вполне мог бы отвернуться от него, но не перестаю находиться в отношении с ним. Наша связь с социальным миром, как и наша связь с миром, является более глубокой, чем любое отчетливое восприятие или любое суждение» /3/. Для онтологически настроенного ума данный момент неизбежен, что также ведет к тому, что на каком отрезке своей жизни человек уже отказывается от той системы ценностей, во главу угла которой поставлены значимость внешних объектов, ценность социальных предметов и так далее.

В общем, необходимо также отметить, что власть, в какой бы форме она не представлялась или какое бы отношение она не выражала, имеет в своей основе эгологическую интенцию как процесс пребывать вне чисто ментальных, антропо-трансцендентных форм человеческого существования. Не принимая ни одну точку зрения относительно того, насколько значимо «иметь или быть», можно утверждать объективную необходимость и чистую целесообразность имеющейся связи между человеком и вещно-предметным миром.

Литература:

1. Капышев А., Колчигин С. Философия Грядущего (Истинный Путь Человека). – Алматы: ТОО «Комплекс», 1999. – С. 67

2. Гуссерль Э. Картезианские размышления / пер. с нем. Д.В.Скляднева. – СПб.: Наука, 2006. – С. 203

3. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. – СПб.: Ювента; Наука, 1999. – с. 461.