Смирнов
Р.К. к.ф.н. старший преподаватель КГФЭИ г. Казань
 
 
К вопросу о роли закона в историческом
познании
 
В этой работе  нам бы хотелось уделить внимание актуальному и дискуссионному в
исторической науке вопросу – роли и специфики закона в историческом познании. 
На сегодняшний день можно выделить следующие подходы к
его решению. 
Первый – это путь игнорирования закона в истории и,
как следствие, лишение ее статуса научной дисциплины. Эта позиция ярко   представлена в творчестве французского  историка П. Вена. Второй условно можно
обозначить как позитивистско-социологический, 
характерный для некоторых представителей  западной (к примеру, Гемпель) и отечественной марксисткой
исторической мысли. В нем, как правило, история превращается в набор схем,
часто идеологически  нагруженных, при
этом теряется как живость изложения, так и упрощается логика человеческих
взаимоотношений. Представители последней точки зрения делают акцент на
выявление специфики закона в историческом познании. Сегодня этот подход
становится доминирующим в среде научной общественности, в связи с этим
остановимся на его анализе более подробно.
Одной из крупных работ, определяющей сегодня роль
закона в истории, является «Логика философского исследования» Г.Ф. фон Вригта.
В ней он пришел к выводу, что закон в истории  в своем основании  имеет
рационально-телеологическую, а не дедуктивно-номологическую природу. Отсюда
исследователь может объяснить то, что произошло и почему так произошло, но
лишен возможности делать предсказания. Получается, что законы в истории
существуют и функционируют, но в усеченном по сравнению с естествознанием виде.
Мы, являясь также сторонниками последнего подхода, считаем, что позиция по
поводу роли закона в истории Вригта требует серьезной коррекции.
Один из вариантов иного понимания роли закона в
истории был предложен крупнейшим отечественным историком Л.В. Карсавиным в
работе «Философия истории», опираясь во многом на взгляды которого, мы будем
строить наше дальнейшее изложение. 
Главной ошибкой финского исследователя было то, что он
решал проблему специфики закона  в
историческом познании, исходя не из природы объекта ее изучения, а в рамках
идеала естественнонаучного познания, где объект дан целиком, так сказать, пусть
и в относительной, своей завершенности. Это позволяет точно определить его
составляющие, выявить их взаимосвязи друг с другом и установить закономерности.
Другое дело исторический объект – прошлое. Как таковой он непосредственно не
существует, а представляет собой коллективный конструкт индивидуальных сознаний
историков, преломляющих в себе ценностные ориентиры и запросы своего времени.
Стало быть, сфера изучения истории многогранна и поликонтекстуальна, что не
позволяет в ней  выявить, как в
естествознании, точные закономерности логики соотношения, его составляющих.
Более того, это чуждо самой природе объекта исторической науки, в силу  неисчерпаемости многообразия входящих в него
элементов  и их оттенков. Тем не менее,
закономерности логики человеческих поступков в истории могут быть  по- своему 
не менее ясны и обладать предсказательной силой, чем  в естествознании. Так, к примеру, из
элементарной житейской психологии явствует, что уловив важные черты
человеческой личности, мы без труда можем предугадать то, как она поведет себя
в той или иной ситуации, не обладая при этом фактологической полнотой знаний о
ней. Аналогично работает и историк, вынужденный часто додумывать недостающие
детали, оказываясь в ситуации фактологической неполноты. Его мастерство определяется
не тем, насколько точно, основываясь на имеющихся свидетельствах, он
представляет событие, сколько степенью понимания связанности его с жизнью, ценностным
полем того времени, умением видеть недостающие или вовсе отсутствующие детали,
предвидеть логику поведения элементов (лиц, классов и т.д.), его составляющих. 
Получается, что закономерности в истории
устанавливаются прямо противоположно аналогичному процессу в естествознании. В
последнем мы идем от частного к общему, где акцент делается именно на этом
общем, частное выступает фоном, его подтверждающим, тогда как в истории все
наоборот. Общее выступает фоном, на основании которого возможно понимание
частного. Его содержание образует не только степень представленности
фактологического материала, но и личностный опыт исследователя, от степени
совершенства владения которыми зависит верность и точность осуществляемых
прогнозов в истории.
     Таким
образом, роль законов в истории выполняют общие понятия, абстрактные схемы, но
данные не сами по себе, а наполняемые многообразием входящих в них элементов,
их оттенков, нюансов благодаря житейской глубине, методологическому и
фактологическому профессионализму личности историка. Это полностью укладывается
в постклассический образ научности, 
в  предметной области
изучения  которой невозможно установить
однозначные причинно-следственные связи.
 
        Литература:
 
1.    
Вебер, М. Избранные
произведения /М. Вебер;  Пер. с нем.
Ю.Н. Давыдова. – М.: Прогресс, 1990. – 804с.
2.    
Вен, Поль. Как пишут
историю. Опыт эпистемологии / П.Вен; Пер.с фр. Л.А. Торчинского. – М.: Научный
мир, 2003.  – 394с.
3.    
Вригт, фон Г.Х.
Логико-философские исследования / Г.Х. Вригт; пер. с англ. В.А. Смирнова. Общ.
ред. Г.А. Рузавина.  – М.: Прогресс,
1986. -594 с.   
4.    
Карсавин, Л.П. Философия
истории /Лев Карсавин.- М.:АСТ: АСТ 
МОСКВА,ХРАНИТЕЛЬ,2007. – 25 с.