История / 1. Отечественная история

К.и.н. Юркин Н. Г.

Ивановский филиал Российской академии народного хозяйства

и государственной службы при Президенте РФ, Россия

«Революционер на троне»?

Из истории развития дворянского сословия

в первой четверти XVIII века

Еще в одном из набросков А. С. Пушкина можно встретить характеристику фигуры Петра I как «воплощение революции» [6. C. 104]. Сегодня в научной и публицистической литературе также нередко можно встретить сравнение первого русского императора с «революционером на троне» [См., напр.: 2]. Несмотря на то, что в последнее время восприятие Петра меняется, общая его характеристика как человека, совершившего коренной перелом российской государственности, остается неизменным. Это касается и социальной политики, проводимой в начале XVIII столетия. Тезисно результаты преобразований в данной сфере можно сформулировать следующим образом. Петр, сломив сопротивление родовитого боярства, прилагает значительные усилия по ослаблению замкнутости привилегированного сословия. Однако, столь однозначно оценить его деятельность невозможно.

Прежде всего, говорить о том, что именно Петру удалось преодолеть независимость родовитого боярства можно только с определенными оговорками. Во многом ослабление родовитой аристократией связано с возвышением служилого дворянства: «… боярство не замечало постепеннаго и вернаго роста своего смертельного врага, дворянина с приказными вкусами…» [8. С. 203]. Кроме того, служилое дворянство активно приникает и в военную службу, которая традиционно считалась уделом боярства. В конце концов, это противостояние завершилось в пользу дворянства, в которое влились лишь остатки старой аристократии.

Такой исход связан с рядом естественных причин. Старые боярские роды вымирали и не только благодаря казням опричнины и «беспутице» смутного времени, но и естественным образом. Экономические «превратности» также приводили к тому, что боярское сословие «худело», что ускоряло генеалогическое разрушение прежнего правительственного класса [3. С. 316]. Третью причину, по мнению автора, вскрыл, хотя и не называл ее прямо, дореволюционный исследователь – М. Яблочков. Аристократы «в гражданском отношении, – пишет он, – не имели особенных преимуществ; единственная их привилегия, служба, была для них слишком тяжела, и они всеми силами старались от нее отбиться». В силу этого аристократия не старалась замкнуться, а желала «только избавиться от государственного тягла» [12. С. 226]. В связи с этим нередки были случаи, когда представители аристократии переходили в другие сословия, отказывались от государственной службы, а, значит, «худели породой», освобождая место неродовитым чиновникам в правительственных кругах России XVI–XVII вв. Не менее значимо, на наш взгляд, и отношение этих двух слоев к образованию и своей службе. Боярство, не стремилось к образованию, поскольку «служба мечем считалась честнее службы пером...» [7. С. 335]. Им противостояли образованные и работоспособные приказные люди. А потребности новой системы управления требовали именно знаний в различных сферах жизнедеятельности государства [11. С. 57–90]. Это постепенно вытесняло боярство из системы управления государством.

Суммируя вышесказанное, отметим, что во многом само боярство расчищало путь новому правительственному слою – дворянству. По меткому высказыванию В. Н. Сторожева, «боярство не замечало постепеннаго и вернаго роста своего смертельного врага, дворянина с приказными вкусами» [8. С. 203]. Да, бояре обнаруживали удивительное упорство, неослабевающую твердость в постоянной защите своих родовых отеческих прав. «Они смело противились воле государя, – пишет Н. П. Павлов-Сильванский, – сидели недели и месяцы в тюремном заключении,... когда отказывались из-за местничества ехать на какое-либо воеводское кормление, жертвовали всем, чтобы отстоять высокое место своего рода и не принять невместное назначение» [4. С. 72]. Но они оказались, по нашему мнению, удивительно близорукими, когда на государевой службе появляется новый правительственный слой. Таким образом, к периоду правления Петра I, говорить о том, что родовитое боярство постепенно сходит с исторической сцены, растворяется среди служилого дворянства. Это подтверждается и отдельными статистическими данными. Так, по подсчетам различных исследователей, если в период правления Анны Иоанновны потомство родовитых боярских семей и примыкавшее к ним по своему общественному положению титулованное дворянство насчитывало не более 1,5 тысяч семейств, то представители служилого дворянства составляли примерно 80 тысяч семей [1. С. 40]. Иными словами, оставшиеся роды вряд ли могли представлять собой серьезную оппозицию усилившейся императорской власти, опиравшейся на реальную силу принуждения – регулярную армию. Таким образом, ослабление родовитой аристократии являлось закономерным итогом деятельности московских царей XVI – XVII вв., а не результатом коренных преобразований Петра I.

В отношении этого периода по-прежнему достаточно проблематично говорить о существовании какого-либо привилегированного слоя. Все сословия должны были нести государево тягло. Система государства XVII в. была основана на том, что всякое лицо рассматривались как орудие правительственной деятельности. В обществе данного периода, писал С. Ф. Платонов, существовала «… своеобразная справедливость; она выражалась во всеобщем равенстве перед государством, равенстве бесправия» (Курсив мой – Н. Ю. [9. С. 317]). В самом начале своего царствования Петр I подтверждает это правило, написав в грамоте сибирским воеводам 20 июня 1701 г.: «… в Нашем Великаго Государя Московском Государстве… с земель служилые всякаго чина люди служат Наши Великаго Государя службы; а крестьяне пашут десятинныя пашни и платят оброки, а даром землями ни кто не владеют…» [5. Т. IV. № 1857. С. 169–170]. Обратим внимание, что привилегированное сословие было даже поставлено «на одну доску» с государственными крестьянами.

Изменения, начавшиеся в конце XVII в., прежде всего, коснулись правил обладания земельной собственностью. Общее правило наследования вотчин предусматривало разделение вотчин между наследниками по жребию. Исключения составляли те из них, кто обладал своими вотчинами. Последнего исключали из возможных претендентов на отцовскую собственность: «в жеребей не класть» [5. Т. II. № 634. С. 27]. Поместья же были дачами на время службы. Но уже в правление Софьи Алексеевны выходит указ (от 21 марта 1684 г.), в соответствии с которым «… после умерших… за верстанными и за неверстанными и за недорослями большия дачи… справливать все четверти, сколько за отцами и за дедами и за прадедами их было, с лншними четвертьми сверх их окладов и новичнаго верстанья» [5. Т. II. № 1070. С. 585]. То есть за наследниками сохранялись те поместья, которые выслужили их отцы. А в именном указе от 2 февраля 1699 г. мы видим разрешение свободного распоряжения поместьями: «Которые всяких чинов люди… поместья свои сдавали и поступались за деньги и безденежно, и по их поступкам справлены до 187 [1679 — Н.Ю.] года… и тем поместьям быть по поступкам за теми людьми, за кем справлены» [5. Т. III. № 1676. С. 601]. Как видно из цитируемого документа, де-факто такое положение вещей сложилось еще за 20 лет до указа, который закрепил безусловное право распоряжения земельной собственностью де-юре.

Наконец, указ о единонаследии окончательно уравнял поместья и вотчины, объединив их общим термином недвижимое имущество: «… Кто имеет сыновей, и ему же аще хощет, единому из оных дать недвижимое чрез духовную…; другие же дети обоего пола да награждены будут движимыми имении…». В случае отсутствия завещания недвижимое имущество передается старшему сыну или дочери. При этом и на поместья и на вотчины полностью распространяется право частной собственности, поскольку в случае отсутствия детей собственник имеет право передать «кому похочет» [5. Т. V. № 2789. С. 92]. При этом делался акцент на сохранении аристократических фамилий. В частности, в случае отсутствия у дворянина сыновей, он был вправе передать недвижимое имущество одному из своих зятьев. А последний, при этом, был обязан «принять прозвище того, от кого получит недвижимое». Не случайно в этой связи, что в том случае, если дворянин имеет детей от разных жен, то он не имеет права передавать землевладения, полученные в приданное, сыну другой жены [5. Т. V. № 2789. С. 92–93].

Петровские преобразования ориентировались на обеспечение государственной службы необходимыми кадрами. Именной указ от 14 апреля 1714 г. определял для кадетов (младших сыновей в семье, не получающих недвижимое имущество) минимальное количество лет, необходимых провести в службе для покупки земельной собственности: 7 дет для военной службы и 10 лет для гражданской [5. Т. V. № 2796. С. 97]. Этим Петр Великий в очередной раз подчеркивал, что шляхетство «ради службы благородно и от подлости отлично» [9. С. 106].

C XVIII в. положение «дворянина в обществе определялось теперь не происхождением его, не службой предков, а прежде всего имущественным положением и личным положением на служебной лестнице — “выслугой”» [9. С. 82]. В этом отношении особую роль сыграла Табель о рангах. В соответствии с этим документом, все государственные служащие, которые достигают восьмого класса «имеют оных законные дети и потомки в вечныя времена лутчему старшему дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть, хотя б они и низкой породы были, и прежде от коронованных глав никогда в дворянское достоинство произведены или гербом снабдены не были». Более того, «воинским чинам, которые дослужатся до обер офицерства [чины 12 класса – Н. Ю.] не из дворян, то когда кто получит вышеписанной чин, оной суть дворянин, и его дети, которые родятца в обор офицерстве», в том случае, если после достижению данного чина детей у служащего не было, предусматривалась возможность просить дворянство для одного из родившихся прежде сыновей. Остальные же чины, «как гражданские, так и придворные, которые в рангах не из дворян, оных дети не суть дворяна» [5. Т. VI. № 3890. С. 492]. Иными словами, по достижению 12 класса военнослужащие получали потомственное дворянство, служащие же других видов госслужбы, имеющие чины с 14 по 9 класс – лишь личное дворянство. Обратим внимание на уже упоминаемый указ о правилах приобретения земельной собственности. В нем сохранялась возможность покупки землевладений для купечества и мастеровых (через 15 лет) [5. Т. V. № 2796. С. 97]. Для остальных категорий возможности приобретения поместий не предусматривалось. Любопытно, что в этот список не попали личные дворяне. Таким образом, собственно дворянством была лишь потомственная аристократия, а личные дворяне не имели гражданских привилегий (не могли покупать земельную собственность), личных же прав еще не имели все дворяне, следовательно, личных дворян весьма условно можно было рассматривать членами привилегированного сословия. И вообще привилегии, за исключением права собственности на землю, давались не принадлежностью к сословию, а чином на государевой службе. Это в определенной степени было характерно и для предшествующей эпохи.

Некоторые исследователи видят в Табели о рангах ослабление замкнутости дворянства. Однако ее, как мы указывали в одной из своих работ, в допетровской России по сути дела не существовало [10. С. 17]. Аристократия не являлась в этот период замкнутой кастой. Существовавшие социальные лифты предоставляли возможность проникать в аристократию для представителей иных сословий и наоборот.

Но вернемся к периоду реформ Петра I. В контексте ослабления замкнутости привилегированного сословия совершенно нелогичным кажется указ от 31 января 1724 г. «в секретари [9 класс в Военной, Адмиралтейский, Иностранных дел и 10 класс для прочих коллегий – Н.Ю.] не из шляхетства не определять, дабы потом не могли в асессоры, советники и выше происходить». С одной стороны, Табель о рангах давала возможность приобретения дворянства, а именной указ, принятый через 2 года, это право отбирает. Однако уже следующая фраза упомянутого указа расставляет все на свои места. Отдельные представители из «подьяческого чина», «кто какое знатное дело покажет и заслужит» могли быть произведены по решению Правительствующего Сената. Особо оговаривалось то, что одновременно с назначением они должны получать «шляхетство» [5. Т. VII. № 4449. С. 226]. Именно после Табели о рангах боярство сходит с исторической сцены, хотя официально его никто не отменял, эти чины более не присваиваются, а аристократия уже представлена единым сословием – дворянством. Но как бы то ни было, Петр I, в первую очередь, был озабочен не облегчением доступа в дворянское сословие, а сохранением аристократического характера госслужбы. И в этом отношении политика Петра не революционна, а эволюционна, поскольку является логичным завершением политики московских государей.

Еще одной важной чертой государственной политики Петра было стремление законодательно очертить социальные границы дворянства, чего не существовало в допетровском праве. Впрочем, окончательно это произошло уже в период правления Елизаветы Петровны. Сенатский указ 1761 г. определил правила для доказательства дворянского происхождения: «В Герольдии в списках числить в дворянах тех, коих предки поместными окладами верстаны и вотчинами жалованы и на то роду их явное доказательство и достоверное свидетельство имеют, а кои хотя и верстаны поместными окладами для служеб, а других доказательств и свидетельства о дворянстве от того роду не имеют и доказать не могут, таковых с дворянами не числить» [5. Т. XV. № 11255. С. 717].

Отличительной же чертой первой четверти XVIII в. является особое внимание к документационному подтверждению прав на землевладения. До этого нередки случаи были, когда право на обладание земельной собственностью подтверждалось лишь показаниями владельцев. Так в писцовом наказе 1684 г. указывалось: «За которыми людьми объявятся поместья и вотчины по сказкам дедовския и отцовския и родственныя их, а владеют без дач, не справя за собою: и те поместья и вотчины писать за ними по сказкам, а в сказках про те поместья и вотчины описывать именно и те сказки, каковы им писцом будут поданы и за чьими руками, в писцовыя книги писать подлинно» [5. Т. II. № 1074. С. 594–595].

В годы реформ Петра ситуация изменяется. Уже, в именном указе 12 июля 1700 г. предписывалось вести дела Поместного приказа не в столбцах, а в тетрадях. Интересно здесь обоснование необходимости внедрения новой формы делопроизводства: «… ведомо Ему, Великому Государю учинилось, что в Приказах из столбцов многия дела пропадают подъяческим небережением, а иныя и промыслом челобитчиковым…» [5. Т. IV. № 1797. С. 59]. Знаковым также является то, что менее чем через месяц (2 июля) рекомендовалось вести делопроизводство в тетрадях только для Поместного приказа, в прочих же приказах сохранялось столбцовое делопроизводство. Объяснялось это тем, что «для того, чтоб.. бумаге, которая изготовлена до сего указу столбцами, а не тетрадьми, за таким пременением чрез многое время, продажи, казне Его Великаго Государя утраты не учинилось» [5. Т. IV. № 1803. С. 66]. Показательно, что новые формы делопроизводства акцентируют внимание на необходимость первоочередного упорядочения делопроизводства приказа, в чью компетенцию входит закрепление прав собственности на землю.

Принятие указа о единонаследии потребовало более четкий документационный учет дворянского сословия. Прекращение раздач поместий, с одной стороны, и внедрение института одного наследника, с другой, привело к появлению значительного числа беспоместных дворян. Иными словами исчезает объективный критерий отнесения человека к «благородному сословию». Неоднократные указы о явке дворян и иных служилых людей, обер-офицеров, которые выслужились из рядовых, в том числе и вышедших в отставку, на смотр к герольдмейстеру под угрозой лишения «движимого и недвижимого имения». Так только в 1721 году они принимались 8 и 30 августа, 24 сентября и 24 октября. Это показывает намерение властей ввести строгий учет лиц служебного и аристократического состояния. Наконец, 11 января 1722 г. принимается именной указ о явке шляхетства и офицеров на смотр под угрозой «шельмования» неявившихся: «… с добрыми людьми ни в какое дело причтены быть не могут, и ежели кто таковых ограбит, ранит,… и до смерти убьет, о таких челобитья не принимать, и суда им не давать, а движимое и недвижимое их имении отписаны будут на Нас безповоротно» [5. Т. IV. № 3874. С. 476]. Именно на герольдмейстера возлагалось ведение учета дворян по трем основным спискам «1. Генеральные именные и порознь по чинам. 2. Кто из них к делам годится, и употреблены будут и к каким, порознь, и за тем оных останется. 3. Что у кого детей, и в каковы лета, и впредь кто родится и умрет мужеска пола». Он же обязан был регистрировать включение новых лиц в состав дворянства [5. Т. VI. № 3896. С. 498].

Таким образом, Петр I лишь завершает политику московских царей, направленную на абсолютизацию монаршей власти. В дальнейшем основой целью социальной политики Петра I являлось не ослабление замкнутости дворянского сословия. Ведущим здесь, как нам представляется, был мотив сохранения аристократического характера государевой службы. Более того, именно указы Петра впервые на уровне законодательства устанавливают четкие социальные границы шляхетства. В эту схему укладывается и указ о единонаследии, создавший огромную массу беспоместного дворянства, вынужденного идти на службу; и определение в Табели о рангах чинов, дающих право на дворянство; и тот факт, что привилегии приобретались не отношением к тому или иному сословию, а службой; и указ о запрете производить лиц недворянского происхождения в секретари; и, наконец, усиление документационного учета дворянства. Суммируя вышесказанное можно утверждать, что социальная политика первой четверти XVIII в. была не революционной, а эволюционной. Сущностные основы социального строительства серьезно не изменились, а, напротив, получили дальнейшее развитие с сохранением неразрывной связи приобретения аристократического достоинства с осуществлением государственной службы.

Литература:

1. Богданова Т. В. К вопросу об источниках формирования и сословном составе российского дворянства в XVIII в. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2010. № 4–5.

2. Бондарев В. Революционер на троне // Родина. 2007. № 11.

3. Ключевский В. О. О государственности в России. М., 2003.

4. Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди. М., 2001.

5. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1.

6. Пушкин А. С. О дворянстве // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1978. Т. 8.

7. Соловьев С. М. Об истории Древней Руси. М., 1992.

8. Сторожев В. Н. Боярство и дворянство XVII века // Три века: Сб. М., 1991. Т. 2: XVII век: вторая половина.

9. Шмидт С. О. Общественное самосознание российского благородного сословия XVII — первая треть XIX века. М., 2002.

10. Юркин Н. Г. Аристократия Московского государства XVII века: сложности идентификации // Dinamika Naukowych Badan – 2011. Materialy VII Miedzynarodowej Naukowi-Praktycznej Konferencji. Presemysl, 2011. Vol. 7. Historia.

11. Юркин Н. Г. Приказные управленцы XVI–XVII вв.: Уровень образования и морально-нравственные черты: Дисс. … канд. истор. наук. Иваново, 2002.

12. Яблочков М. История дворянского сословия в России. Смоленск, 2003.