К. филол. наук Ланская О.В.

Липецк, Россия

Концепт «Москва» в книге Л.Н. Толстого «Война и мир»

(на материале  главы XIV,  части четвертой, т. IV)

 

Концепт  явление сложное и многомерное. Существуют разные точки зрения на данное ментальное образование. По В.В. Колесову, термин «концепт» восходит к слову conceptum (зародыш, зерно). Концептум же есть «тот самый "зародыш" божественного Логоса, архитип мысли, который не задан, а дан, но постоянно изменяет свои грамматические и содержательные формы, прежде всего – образные» [4, с. 69].

Основная единица ментальности имеет национальное наполнение, «выражает со-значения "национального колорита", то есть все принципиально возможные значения в символико-смысловой функции языка как средства мышления и общения» [4, с. 75]. В связи с данным толкованием концепта определяется основная задача ментального описания – «выявление и формулирование семантической доминанты, не изменяющейся с течением времени, как основного признака в содержании выраженного словесным знаком концепта» [4, с.  75].

Исходя из обозначенных теоретических положений, обратимся к исследованию концепта «Москва», который  играет большую роль при изучении русской ментальности.

В тексте книги Л.Н. Толстого «Война и мир»  Москва изображена в мирное время,  во время  Отечественной войны  1812 г. и после освобождения от французских захватчиков.

 В главе XIV, части четвертой, т. IV повествуется о возвращении населения в первопрестольную  после оставления ее французами, о том, что происходило в этот период в городе. Возрождение древней столицы Толстой сравнивает с  уничтоженным муравейником, с жизнью,  которая в нем, несмотря ни на что,  продолжалась: «<…>  глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего-то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва» [6, VII: 224]. Сущность происходящего определяется с помощью слов неразрушимое, невещественное, восходящими к понятиям  «духовность» и «национальное самосознание», «единение» и «сила духа народа».  

Ключевым в произведении является  слово Москва, репрезентирующее ядро концепта «Москва», которое в тексте  имеет синонимы место, город, столица, восходящие к противопоставлению «Москва во время пребывания в ней французов – Москва после освобождения от вражеского нашествия».  В свою очередь,  смыслы, связанные с данным противопоставлением,  раскрываются на основе   слов и словосочетаний  с семой 'городское устройство':  «Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными  отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы» [VII: 225]. Слова дворцы, больницы, остроги, церкви, соборы и другие, выступающие в предложениях анализируемого фрагмента в качестве однородных членов, связаны «с наглядно-образной конкретизацией при детальном изображении… быта» [2, с. 396], то есть той жизни, которая  существовала в  Москве в начале XIX века.  При этом ключевым словом в исследуемом фрагменте является слово пустой, восходящее к значению «населенный  пункт, оставленный жителями».  Данная лексическая единица приобретает семы 'мертвый город',  'дикое место' [7, т. III, с. 411], 'война'  и 'разрушение привычных форм жизни', на что указывает также и  синтаксическая единица формы эти были безжизненны [VII: 225].  

 В то же время  противопоставление «Москва в августе – Москва в октябре» восходит к смыслам, которые  выявляют особую точку зрения автора на происходящее в Москве в 1812 году:  в ней ничего не изменилось, хотя она и была разрушена. Не изменились сакральные смыслы пространства, которое с  древнейших времен было  центром Российской государственности, что зафиксировано в определениях невещественного, могущественного и неразрушимого: «<…> Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего-то невещественного, но могущественного и неразрушимого» [VII: 224]. Определение могущественный  через номинацию  могутный, приобретая семы 'сильный',  'мощный', 'здоровый' [7, т. II, с. 636], свидетельствует о духе народа, его неукротимой творческой энергии, о том единении, которое спасло Отечество во время  войны 1812 года.

Описывая древнюю столицу, Толстой, прежде всего,  описывает народ. В лексико-тематическую группу «люди, вернувшиеся в  Москву после ухода из нее французов» входят  номинации с семами  'национальность',  'социальная принадлежность', 'род занятий': «Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывающиеся  в ее окрестностях жители» [VII: 224]; «Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство,  высшие и низшие чиновники, торговцы,  ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве»; «Купцы в балаганах открывали торговлю»; «Артели плотников <…> каждый день входили в Москву» [VII: 225]. Данные номинации свидетельствуют об организации жизни в Москве, восстановлении домов, церквей, центров торговли, ремесел, всех институтов городского и государственного управления, то есть властных структур.

Особое внимание обращает на себя сравнение как кровь к сердцу,  так как слово сердце символизирует жизнь, душу, мудрость,  мужество, смелость, правду,  свободу  [5, с. 192].  Как известно, данная лексическая единица с семой 'любовь к Отечеству' в русской ментальности связана с такими номинациями, как Москва и Россия.

 Одним из ключевых слов  в главе XIV является также  слово грабеж (в значении «насилiе, дhйствiе грабителя, разбой, хищничество» [7, т. I, с. 449]), которое, по М. Фасмеру, восходит к глаголу грабаздать (грабастать) в значении «"захватывать", грабáзда "захватчик, тот, кто незаконно присваивает"» [7, т. I, с. 449]. Данная лексическая единица входит  в  словообразовательную цепочку грабить,  грабители (грабителей), разграбленные: «Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее» [VII: 224].   

Слово же грабитель,  имеющее в Словаре В.И. Даля значение «обирающiй людей силою; разбойникъ, хищникъ» [2, т. I, с. 388], в тексте обозначает  людей, которые забирали то, что было уже оставлено хозяевами  покинувшими город, и то, что подверглось уже разорению, о чем свидетельствует словосочетание брошено по разоренным московским домам и улицам, фиксирующее реалии войны: «Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам» [VII: 224].  При этом значение глагола грабить раскрывается через глаголы забирали, находили, переносили, увозить (увозили): «Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили в других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность» [VII: 224].  

Слово грабеж восходит к противопоставлению «русские – французы», возникновение которого в сознании читателя можно обосновать тем, что в тексте  зафиксированы разные последствия грабежа, что  отражено в использовании антонимов разрушалвосстанавливал: «Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого  началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстанавливал он богатство Москвы и правильную жизнь города» [VII: 225]. То есть слово грабеж по-разному характеризует захватчиков и людей, которые вернулись в город после оставления его  противником.

Ключевым словом в тексте является и слово дом, которое приобретает вначале семы  'разрушенное жилище', 'война' («<…> хозяева домов забирали все то, что они находили в других домах» [VII: 224]); затем  – 'восстановление разрушенного города', 'возвращение к мирной жизни' («<…> со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома»;  «Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату» [VII: 225]).

 Слово дом является доминантной в лексико-тематической группе «дом», в  состав которой входят слова дворцы, остроги, фабрики, харчевни,  лавки, магазины, церкви, соборы, а также словосочетания присутственные места, ремесленные заведения, постоялые дворы с семами 'жилище', 'здание' и 'учреждение', которые, с одной стороны,  связаны с обозначением той жизни, которая существовала до войны, то есть с миром; с другой – той жизни,  которая начала возрождаться после того, как французские войска покинули город. В связи с этим приходим к выводу, что  ключевые слова дом и Москва, репрезентирующие концепт «Москва»,  восходят к противопоставлению «война – мир», зафиксированному в ключевой позиции текста –  названии произведения, открывающему его пространство и определяющему  затем развитие сюжета и, следовательно, судьбы героев.  При этом слово война восходит к смыслам,  на которые указал в своей  книге «Роман Л. Толстого "Война и мир"» С.Г. Бочаров: «<…> "распадение прежних условий жизни" оказывается творческим состоянием: в самом горниле войны создается мир (курсив  С.Г. Бочарова. – О.Л.) – в том особом значении, которое это слово получило в системе "сцеплений" романа Толстого» [1, с. 17].   Именно во время войны возникает «"общая жизнь", человеческое единство во имя простой и ясной, не разделяющей разных людей, но связующей их задачи» [1, с. 17]. В связи с этим глаголы, обозначающие действия русских людей после бегства французов из Москвы, приобретают сему 'единение': «Другие мужики <…> приезжали в город с хлебом, овсом, сеном,  сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. <…> Купцы в балаганах открывали торговлю.  Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу <…>. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах» [VII: 225]. Глаголы же бранили, жаловались, подкупали, требовали свидетельствуют о восстановлении в городе законов, связанных с государственным устройством России в начале XIX века, и одновременно нарушении их: «Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований» [VII: 226].

Итак, концепт «Москва» репрезентируется  в главе XIV  части четвертой, т. IV номинациями, входящими в лексико-тематические группы «дом», «люди, вернувшиеся в  Москву после бегства из нее французов», ключевыми слова (Москва, грабеж, дом  и др.), которые выполняют в тексте разные функции. Одно из них репрезентирует ядро концепта; другие через многочисленные семы раскрывают социокультурные смыслы, связанные с именем концепта «Москва», одного из наиболее  значимых концептов в русской ментальности.

Литература

 

1.              Бочаров  С.Г.  Роман Л. Толстого «Война и мир». 4-е изд.   М.: Худож. лит., 1987. 156  с.

2.              Голуб  И.Б.  Стилистика русского языка. 4-е изд. М.: Айрис-пресс, 2002. 448 с.

3.              Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.: Рус. яз. –  Медиа, 2006.

4.               Колесов В.В. Слово и дело: Из истории русских слов. Спб.: Изд-во  С.-Петерб. ун-та, 2004. 703 с.

5.              Копалинский В. / Пер. с пол. В.Н. Зорина. –   Калининград: ФГУИПП «Янтар. сказ.», 2002. – 267 с.

6.              Толстой  Л.Н.  Собрание сочинений: в 22 т. Т. VII . – М.: Худож. лит., 1980.  Далее в скобках указаны том и страница.

7.              Фасмер  М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. – 4-е изд., стер.     М.: ООО «Издательство Астрель»: «Издательство АСТ», 2004.