Филологические науки / 9. Этно-, социо- и психолингвистика

д.филол.н. Тахтарова С.С.

Волжский гуманитарный институт Волгоградского государственного университета, Россия

Институциональные аспекты митигации

В последние десятилетия в сферу исследовательского интереса лингвистической науки все активнее вовлекается изучение коммуникативных феноменов, направленных на сохранение баланса интересов и эспектаций собеседников в процессе общения, на предотвращение и разрешение возникающих конфликтов, к которым принадлежит и анализируемая в настоящей статье категория коммуникативного смягчения, определяемая в западной лингвистике термином «митигация».

Основным содержанием митигации, как коммуникативной категории, являются прескрипции, установки и правила, детерминированные максимами вежливости и направленные на минимизацию коммуникативных рисков в интеракции, реализуемые в общении митигативными стратегиями и тактиками, отмеченными этнокультурной спецификой [Тахтарова 2009: 90]. Ключевые митигативные прескрипции, детерминирующие речевой выбор говорящего в потенциально конфликтогенных ситуациях, таковы: антиконфликтность, некатегоричность, неимпозитивность, глорификация (повышение коммуникативного статуса партнеров по коммуникации) и эмоциональная сдержанность. Определяющей прагматической характеристикой высказываний, содержащих митигативные стратегии и тактики, является установка на кооперативное общение, детерминированная генеральной фатической интенцией, направленной на сохранение коммуникативного контакта. Генеральная стратегия иллокутивного смягчения может реализовываться в общении, в зависимости от вида иллокуции, более частными стратегиями оценочного, директивного, ассертивного и т.д. смягчения, которые, в свою очередь, репрезентируются конкретными митигативными тактиками.

Несмотря на то, что стратегии коммуникативного смягчения активно используются в самых разных коммуникативных ситуациях, институциональный аспект интеракции может оказывать значительное влияние на митигативную специфику коммуникативного поведения говорящего субъекта. В этой связи изучение институциональных параметров митигации имеет несомненное значение и является весьма актуальным. Рассмотрим реализацию стратегий и тактик смягчения в персональном и институциональном общении на примере бытового и политического дискурсов, соответственно.

В качестве ведущего признака разговорного общения отмечается его непринужденность, выражающаяся в относительной свободе речеповеденческих проявлений коммуникантов, меньшей релевантности социально-этических, коммуникативно-ситуативных и психологических ограничений, сокращении социальной дистанции между собеседниками [Земская, 2004; Китайгородская, Розанова, 2003 и др.]. Вместе с тем, несмотря на то, что социально-этические нормы играют менее важную роль в разговорно-бытовом общении, митигативные прескрипции оказывают значительное влияние на речевое поведение коммуникантов в повседневной интеракции, детерминируя обращение последних к тактикам смягчения. Специфика разговорной речи проявляется, однако, в том, что данные тактики характеризуются меньшей клишированностью, позволяя адресанту проявить свою лингвокреативную компетенцию.

Так, например, для межличностного обиходного дискурса характерна бОльшая вариативность в использовании различных форм обращений, реализующих тактику эмоциональной настройки или фасцинативную тактику. Известно, что апеллятивы, направленные на приведение собеседника в состояние, благоприятное для восприятия и изменения поведения, могут задавать определенное отношение адресата к говорящему и, в силу этого, зачастую предваряют просьбы, смягчая директивную интенцию говорящего, например:

- Schätzchen, holst du mir noch ein Glas Sekt? Mir ist immer noch durstig [Danella 2008].

- Aber, aber, Kindchen, … vielleicht sollten wir esrt mal reingehen, und Sie erklären mir bei einem Glas Wein, was Ihnen so schrecklich passiert ist [v. Kürthy 2007].

Для смягчения отказа, критики активно используются достаточно ритуализованные митигативные метадискурсивные тактики, как извинение, обоснование отказа, указание на вынужденность сообщаемого и т.п., например:

- Ich will mich nicht aufdrängen… Aber Sie sehen irgendwie … hilflos aus. [Hohlbein, 2006].

В бытовом общении также широко представлены тактики умолчания и эвфемизации, успешность реализации которых обеспечивается контекстом, ср.:

- Du kennst sie ja. Sie ist … - na ja, du weißt es, wie sie ist [Danella, 2007].

- Weißt du, dass in der Verwandtschaft bereits das Gerücht herumgeht, du seiest nicht ganz…na, normal? – fragte meine Mutter. [Gier 2007].

Кроме того, достаточно высокую продуктивность в бытовом дискурсе обнаруживают следующие митигативные тактики:

1) тактика инклюзивного переспроса, позволяющая говорящему продемонстрировать свою заинтересованность в мнении адресата, ср.:

- Du bist doch wohl ein bisschen aus der Übung, oder? [Kresswitz, 2003].

Как отмечает Т.В. Ларина, конечный форматив в смягченных просьбах утратил значение вопроса и выполняет функцию маркера вежливости [Ларина, 2009, c. 215].

2) ксеноденотативная тактика, смягчающая масштаб объекта негативной оценки, например:

- Momentan läuft ja alles rund. Bis auf ein, zwei Problemchen mit dem Housekeeping ... [Hertz, 2007];

3) тактика косвенной просьбы, смягчаемая в большинстве случаев дополнительным использованием коньюнктива и модальных митигаторов, например:

- Ach, Paul, könntest du mir vielleicht für das Casting ein Hotel außerhalb der Stadt buchen? [Kresswitz, 2003].

- Ich möchte die Stadt erst mal kennen lernen. Vielleicht könnten Sie mir etwas dabei helfen? [Kresswitz, 2007].

При этом косвенные вопросы могут быть как субъектно-, так и объектно-ориентированными, ср.:

- Könnten wir vielleicht Ihren Personalausweis sehen? [Hohlbein, 2006].

- Kannst du dich dazusetzen? Hast du ein bisschen Zeit?“ wollte Günther wissen und streckte ihr eine Flasche Wein [Hauptmann, 2007].

Таким образом, основные характеристики разговорно-бытового дискурса, прежде всего, непринужденность, неофициальность, ситуативная обусловленность последнего позволяют говорящим более активно проявлять в коммуникации свои лингвокреативные возможности, демонстрируя определенный уровень сформированности своей коммуникативной компетенции. Как справедливо отмечает К.Ф. Седов, умение строить внутрижанровую коммуникацию в соответствии с принципами кооперативного общения, которого можно достичь последовательным исключением конфликтных жанров из речевого репертуара и использованием кооперативных тактик в рамках нейтральной коммуникации, отражает уровень культуры владения жанровыми нормами бытового общения [Седов, 2007: 18].

Известно, что институциональный дискурс – это специализированная, клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума [Карасик 2004: 234]. Для институционального дискурса особое значение имеют стандарты поведения, в том числе коммуникативного, того общественного института, в рамках которого он протекает, являясь составной частью организации последнего. Дискурсивные стандарты, детерминированные нормами, правилами и ценностями конкретного социального института, обусловливают высокую степень конвенциональности, ритуальности речевого поведения участников данного дискурса, что проявляется, среди прочего, и в использовании стратегий и тактик смягчения.

Так, в частности, политику в речевом поведении приходится постоянно варьировать интенсивность иллокутивной силы своих высказываний, в стремлении найти оптимальный баланс между убедительной, эксплицитно воздействующей категоричностью и неопределенностью, обеспечивающей необходимую защиту (в том числе и юридическую) в те случаях, когда высказанные обещания или оценки могут повлечь за собой определенные санкции со стороны общества. Не случайно поэтому тезис о смысловой неопределенности языка политики стал, по справедливому замечанию Е.И. Шейгал, общим местом в лингвистических исследованиях и политической публицистике [Шейгал 2004: 49]. Конвенциональными средствами реализации смысловой неопределенности в анализируемом виде дискурса являются, среди прочего, политические эвфемизмы и политически корректная лексика.

Политическая эвфемия, представляющая собой результат своеобразного компромисса между семантикой (отражением сущности денотата) и прагматикой (отражением интересов говорящего), содержит, как отмечает Е.И. Шейгал, имплицитную пропозицию, входящую в прагматическую зону значения эвфемизма и выражающую отказ говорящего от прямой номинации: «Я не хотел бы заходить слишком далеко и называть вещи своими именами» [Ibid: 189]. Политическая корректность рассматривается как поведенческий и языковой феномен, направленный на преодоление существующих в обществе негативных стереотипов и дискриминаций по отношению к определенным группам людей (этническим и сексуальным меньшинствам, инвалидам, людям низкого социального статуса и проч.) [Цурикова 2001: 94]. Таким образом, сфера реализации политической корректности, прагматической доминантой которой является смягчение дискриминации в коммуникации, более ограничена по сравнению с эвфемией. Следует также отметить, что политическая корректность тесно связана с толерантностью как проявлением терпимости к инаковости.

Политическая эвфемия и политическая корректность, реализуясь достаточно ритуальными, стереотипными стратегиями и тактиками, обусловлены рядом мотивов [Шейгал, ibid:  180-184], среди которых к митигативно маркированным можно отнести: стремление смягчить остроту социальных проблем для снятия общественной напряженности/ социального конфликта и стремление избежать потери лица говорящего или адресата. При реализации указанных мотивов эвфемия и политкорректность представляют собой своеобразную реализацию принципа вежливости, в силу того, что они направлены на предотвращение конфликта и на защиту имиджа коммуникантов.

Среди прагматических факторов, обусловливающих смысловую неопределенность и заставляющих политиков стремиться не к снятию, а к сохранению неопределенности понятийного содержания знаков, выделяются, наряду с манипулятивными причинами, стремление спасти лицо и потребность избегать конфликтов, которые непосредственно связаны с митигативными прескрипциями. Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что стратегии и тактики смягчения играют важную роль в политическом дискурсе, репрезентируя различные интенции субъектов политической коммуникации, прежде всего, направленность на сохранение имиджа.

В этой связи особое значение приобретают исследования, посвященные изучению наиболее эффективных стратегий и тактик в различных жанрах политической коммуникации, и, прежде всего, стратегий косвенного убеждения, которые строятся на сознательном смягчении иллокутивной силы высказываний, т.е. на использовании митигативных стратегий и тактик, что особенно ярко проявляется в жанре политического интервью, который, в отличие от других жанров политического дискурса, характеризуется более высоким уровнем диалогичности, спонтанности реакций интерактантов, большей ориентированностью на конкретного адресата. Принципы вежливости, ориентированности на адресата определяют выбор политиком языковых средств при формулировании своих ответов, что, в конечном итоге, должно служить целям позитивной самопрезентации интервьюируемого. Именно поэтому, как нам представляется, категория коммуникативного смягчения, особенно релевантна для жанра интервью. Проиллюстрируем это примерами, отобранными из ряда интервью с Ангелой Меркель, опубликованных в Интернете [www.bundeskanzlerin.de].

Как показывает анализ фактического материала, в большинстве анализируемых случаев смягчению подвергается оценочная иллокуция, реализуемая при помощи следующих тактик:

1) подчеркивания субъективности мнения:

- Ich glaube, ich war eine gute Physikerin, zwar keine überragende, die etwa nobelpreisverdächtig gewesen wäre, aber eine gute.

2) неопределенной референции:

- …Sicherlich habe ich ein paar Fähigkeiten, die zu meinem Werdegang beigetragen haben.

3) модусного ограничения:

- Vielleicht hat Krause das gelesen und, weil er mir nicht gerade wohlgesinnt ist, gleich noch mal weiter zugespitzt.

4) литотного смягчения:

- Leider wird Europa bis zum Jahr 2020 nicht die dynamischste Region der Welt sein.

5) дейктической деперсонализации:

- Man sollte natürlich nicht dazu übergehen, alles nur noch nach der Mühe zu beurteilen. Aber man muss im Leben schon kämpfen, um etwas zu bekommen. Und wer kämpft, sollte dafür auch belohnt werden.

Особо следует отметить тактику ухода от ответа, которая весьма распространена в политическом дискурсе, например:

- Ein Mensch ohne Fehler ist kein vollkommener Mensch, heißt es. Welches sind Ihre großen Fehler?

Merkel: Es wäre ein Fehler, sie zu verraten.

Завершить анализ высказываний, содержащих смягченную оценку, хотелось бы фразой, сказанной А. Меркель в одном из интервью и отражающей не только специфику политического дискурса, но и коммуникации в целом:

- Immer das zu sagen, was man denkt, würde doch auch geradewegs ins Chaos führen. – Всегда говорить то, что думаешь, было бы прямой дорогой в хаос (перевод наш - С.Т.).

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что категория смягчения является одной из ключевых коммуникативных категорий, которая наряду с вежливостью и толерантностью регулирует речевое поведение коммуникантов в процессе политической коммуникации, что, в свою очередь, подтверждает нашу гипотезу о том, что коммуникативное смягчение относится к ценностям, формирующим матрицу дискурсивного поведения агентов политического дискурса.

Основными интенциями, репрезентируемыми в политическом дискурсе стратегиями и тактиками смягчения, являются интенции самосохранения (осторожность или защита лица адресанта или адресата, а также третьих лиц) и неявной самопрезентации. Конкретные языковые и речевые средства, реализующие митигативные тактики, входят в подъязык политического дискурса, а сами тактики являются достаточно клишированными, стереотипно-ритуальными. Знание и умелое использование указанных тактик несомненно должно входить в интерактивную компетенцию политика, которая, как указывает Е.И. Шейгал, с необходиостью предполагает соблюдение постулатов общения, с учетом их специфики в политическом дискурсе [Шейгал 1999: 148], к которым с полным основанием можно отнести и митигативные прескрипции.

Таким образом, рассмотрение дискурсивных характеристик смягчения показало, что основные характеристики разговорно-бытового дискурса, прежде всего, непринужденность, неофициальность, ситуативная обусловленность последнего позволяют говорящим более активно проявлять в коммуникации свои лингвокреативные возможности, передавая различные эмотивно-экспрессивные нюансы межличностных взаимоотношений и демонстрируя определенный уровень сформированности своей коммуникативной компетенции.

Митигативные тактики, реализующие стратегии оценочного и ассертивного смягчения в институциональном межличностном общении в рамках политического дискурса, носят достаточно конвенциональный, стереотипный характер, что обусловлено дискурсивными стандартами, детерминированными нормами, правилами и ценностями конкретного социального института.

В заключении следует особо отметить, что институциональный аспект смягчения приобретает несомненную актуальность в тех областях, где коммуникативные умения участников общения в ходе предотвращения и разрешения конфликтных ситуаций оказываются особо востребованными. Наиболее очевидными из таких областей являются сферы политического общения, в которых митигативные стратегии и тактики могут выступать профессиональным инструментом, способствующим повышению коммуникативной компетентности и успешности того или иного политика.

Литература:

1. Земская Е.А. Язык как деятельность: Морфема. Слово. Речь. – М.: Языки славянской культуры, 2004. – 688 с.

2. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс [Текст] / В.И. Карасик. – М.: Гнозис, 2004. – 390 с.

3. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Современное городское общение: типы коммуникативных ситуаций и их жанровая реализация (на примере Москвы) // Современный русский язык: Социальная и функциональная дифференциация / Отв. ред. Л.П.Крысин. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – С. 103-366.

4. Ларина Т.В. Категория вежливости и стиль коммуникации: Сопоставление английских и русских лингвокультурных традиций. [Текст] / Т.В. Ларина. – М. : Языки славянских культур, 2009. – 512с.

5. Тахтарова С.С. Категория коммуникативного смягчения (когнитивно-дискурсивный и этнокультурный аспекты): Монография [Текст] / С.С.Тахтарова. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2009. – 382с.

6. Седов К.Ф. Человек в жанровом пространстве повседневной коммуникации // Антология речевых жанров: повседневная коммуникация. – М.: Лабиринт, 2007. – С. 7-38.

7. Цурикова Л.В. Политическая корректность как социокультурный и прагмалингвистический феномен // Эссе о социальной власти языка. – Воронеж, 2001. – С. 94-102.

8. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. – 326 с.