Право / 5 Уголовное право

К. филол. н. Кусов Г.В.

Кубанский государственный технологический университет

Юридизация понятия экстремизм

и алгоритм его диагностики в судебной экспертизе

Основанием для объединения людей в группы, общности и противопоставления остальным могут быть национальный признак, вероисповедание, приверженность той или иной идеологии, социальное положение, профессиональные и другие интересы. При этом «чужой» - это всегда враг, с ним ассоциируются только негативные признаки и свойства. Более того, происходит поляризация оценок, то есть «МЫ»-группа представляется всегда только со знаком «плюс» (нормальные, законопослушные, трудолюбивые, честные, и т.д.), а «ОНИ» - всегда со знаком «минус» (грязные, ненормальные, заразные, преступники, и т.д.).

Приписывание признаков происходит на базе ментальных схем, существующих в сознании носителей расистской идеологии, которая по мнению Теун ван Дейка, включает следующие категории: групповая идентичность (идентификация этнического «мы» - «они»), цели (дистанцирование от инородцев), нормы и ценности (типичные качества «наших», оцениваемые положительно), статусные отношения (собственное превосходство и право на социальные приоритеты), ресурсы (требующая защиты от чужих «наша» власть, территория, статус, образование, благосостояние) [1, с. 137].

Исходя из положений примечания 2 к статье 282 ¹ Уголовного кодекса Российской Федерации к числу преступлений экстремистской направленности относятся преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, предусмотренные соответствующими статьями Особенной части УК РФ (например, статьями 280, 282, 282 ¹, 282 ², УК РФ, пунктом «л» части 2 статьи 105, пунктом «е» части 2 статьи 111, пунктом «б» части 1 статьи 213 УК РФ), а также иные преступления, совершенные по указанным мотивам, которые в соответствии с пунктом «е» части 1 статьи 63 УК РФ признаются обстоятельствами, отягчающими наказание [2].

Согласно статье 19 Конституции Российской Федерации государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств; запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой национальной, языковой или религиозной принадлежности [3].

Понятие экстремистской деятельности (экстремизма) дается и в Федеральном законе от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» [4]. Статья 1 вышеназванного закона трактует экстремистскую деятельность как:

- насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

- возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;

- пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

- нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

- воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;

- воспрепятствование законной деятельности государственных органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;

- совершение преступлений по мотивам, указанным в п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ; пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения;

- публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;

- публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;

- организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекание к их осуществлению;

- финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг.

«Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» от 15 июня 2001 г. даёт следующее определение понятия экстремизма (п. 3 ч. 1 ст. 1): экстремизм - какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон [5].

Экстремизм - обусловленное объективными реалиями социально-правовое явление крайнего проявления психологических, идеологических и поведенческих элементов к конкретным общественным отношениям и их участникам. Экстремистская деятельность - социально активное виновное противоправное, основанное на крайних оценках существующих общественных отношений и их участников поведение, запрещенное законом и преимущественно связанное с насилием, причиняющее или способное причинить ущерб общественным отношениям. Поэтому изучение механизма социальной обусловленности экстремистской деятельности, то есть системы существующих в обществе ее детерминант, в основе которой находится имманентное наличие социальных конфликтов и противостояний, имеет первостепенное значение для правильного понимания того, каким образом и в результате каких именно воздействий на личность была вызвана такая поведенческая реакция [6].

С точки зрения лингвистического описания концептов социальная енависть, вражда «существует множество возможностей языкового описания» подобных действий [7, с. 450]. В настоящее время в лингвистике достигнуто четкое понимание «формы языкового кодирования» проявлений социальной ненависти, вражды; создан понятийный аппарат конфликтогенного текста. Но диагностика и фиксация маркеров социальной ненависти и вражды (как и экстремизма) в судебной лингвистической экспертизе не имеет ясно выраженных элементов. Недостатки научного отражения периода накопления знаний теории судебной лингвистической экспертизы породили методологический сдвиг в пользу применения описательного приема перевода логических посылок высказывания в форму юридических значимых следствий. «В ходе судебно-лингвистического исследования текста к компетенции экспертов-лингвистов относится выявление в нем высказываний, в которых экстремизм или его разновидности упоминаются как явление, а также выделение среди них оценочных высказываний ксенофобной направленности, толкование и интерпретация их семантики» [8, с. 359]. Юридическая аргументация проявлений социальной ненависти и вражды требует от судебной лингвистической экспертизы анализа, раскладывающего все по процессуальным «полочкам» от первого до последнего элемента.

Согласно п. 23 Постановления Пленума Верховного Суда «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28 июня 2011 г. «В необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов может быть назначено производство лингвистической экспертизы. К производству экспертизы могут привлекаться, помимо лингвистов, и специалисты соответствующей области знаний (психологи, историки, религиоведы, антропологи, философы, политологи и др.). В таком случае назначается производство комплексной экспертизы» [9].

Психологи рассматривают деятельность в качестве самой общей категории, характеризующей активную сущность человека, направленную на достижение поставленной цели [10]. В процессе социализации коммуниканты вырабатывают знания о действиях. Эти знания дают людям возможность подразумевать стандартизированную обработку повторяющихся целей действий. Во взаимодействии люди актуализируют общие знания о действиях, т. е. знания форм, используемых для достижения целей, и ведут себя относительно предыдущего опыта с учетом прогнозов.

Социальные институты характеризуют большую часть того, как и где человек действует при помощи лингвистики. В этом плане социальные институты являются проводниками от общей цели общества к конкретному социальному действию, т. е. к действию участников социальных групп. Поэтому функционально-прагматический анализ лингвистического действия часто ссылается на действие внутри институтов [11, с. 236]. Социальное детерминирование человеческого поведения, которое предполагает функциональная прагматика подразумевает необходимость социального анализа. В речи вокализация (акустическое воспроизводство смысла) не происходит сама по себе. В основе высказывания лежат прагматические цели, которые нельзя распознать сразу по их внешней форме. Реализация внешней цели осуществляется постепенным нанизыванием внутри-лингвистических целей (коммуникативных мишеней, Кусов 2011).

Лингвистический анализ высказываний экстремистской направленности в судебной лингвистической экспертизе подразделяется по следующим критериям: 1) по коммуникативным внешним целям (сплачивающий, демонстрационный, конфронтационный, провокационный); 2) по внутри-лингвистическим целям (одобрение, оправдание; пропаганда; возбуждение, побуждение; призывы; угрозы; подстрекательство; ложь, ведение в заблуждение); 3) социально обусловленные детерминанты (геополитические, социально-экономические, социально-психологические, идеологические, этнические, религиозные, политические, информационные, исторические, миграционные).

Таким образом, исследование механизма социальной обусловленности экстремизма, установление диалектической взаимосвязи форм и способов удовлетворения человеческих потребностей с различными детерминантами, побуждающими и определяющими данный вид поведения, выяснение их общности и различия позволяет более глубоко проникнуть в сущность рассматриваемого вида противоправной деятельности, сформировать интерпретационный понятийный аппарат и алгоритм диагностики социального явления в судебной лингвистической экспертизе.

Литература:

1. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: Монография / Ин-т языкознания РАН; ВГПУ: Перемена, 2000. 368 с.

2. Уголовный кодекс Российской Федерации // Полный сборник кодексов РФ. М.: Эксмо, 2010.

3. Конституция Российской Федерации (1993) // Российская газета

4. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» // Российская газета от 30 июля 2002 г., № 138-139.

5. Федеральный закон от 10.01.2003 № 3-ФЗ «О ратификации Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» // Собрание законодательства РФ. 2003. 13.01.2003, № 2, ст. 155.

6. Никитин А.Г. Экстремизм как объект общетеоретического и общеправового анализа: дисс. …канд. юр. наук. Казань, 2010.

7 Баранов Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2009. 592 с.

8. Россинская Е.Р., Галяшина Е.И. Настольная книга судьи: судебная экспертиза. М: Проспект, 2011. 464 с.

9. Постановление Пленума Верховного Суда «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28 июня 2011 г. // Российская газета. Федеральный выпуск № 5518 от 04 июля 2011 г.

10. Социальная психология: краткий очерк / под общ. ред. Г.П. Предвечного и
Ю.А. Шерковина. М.: Политиздат, 1975. С. 6 -68;

11. Тичер С., Мейер М., Водак Р., Ветер Е. Методы анализа и дискурса / Пер. с анг. Х.: Изд-во Гуманитарный центр, 2009. 356 с.

Кусов Геннадий Владимирович, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры Политологии и права Кубанского государственного технологического университета, г. Краснодар.

Домашний адрес: 350088, Краснодар, ул. Уральская 208 кв. 17. тел 8-952-860-33-69. belokurs@yandex.ru