Филология/ Русский язык и литература

 

К.ф.н. Дишкант Е.В.

 

Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Аммосова, Россия

 

Интертекстуальные элементы и межтекстовые связи в современной поэзии Якутии

 

В произведениях современных поэтов Якутии интертекстуальность является одним из основных художественных приемов, через который реализуется концептуальность текста. В соответствии с классификацией межтекстовых взаимодействий [1, с. 121] отчетливо выделяются два основных типа взаимодействия текстов.

1. Собственно интертекстуальность, образующая конструкции «текст в тексте».

1.1. Использование цитации – воспроизведение двух и более компонентов текста-донора с собственной предикацией. Например, в стихотворении С. Осипова использована точная цитата с целью ее узнавания читателем: И в воздухе роятся голоса другие, /И на мои летят уста:/ Я только повторяю строки дорогие,/ Не дай мне бог сойти с ума! А. Михайлов также прибегает к цитированию отдельных поэтических строк из произведений В. Высоцкого («Мы впереди планеты всей…»), А. Твардовского («Пусть будет слог не пышен и не куц…»), пословиц и поговорок русского фольклора («На чужом несчастье счастья не построить»).

1.2. Аллюзии - заимствование определенных элементов претекста, по которым происходит их узнавание в тексте-реципиенте, где и осуществляется их предикация. Так, в стихотворение И. Дмитриевой «У меня сегодня много дела…» вписана часть строки А. Ахматовой «У меня сегодня много дела…/ Надо снова научиться жить». Здесь заимствованные элементы оказываются узлами сцепления семантико-композиционной структуры нового текста. И. Дмитриева, трансформируя строки А. Ахматовой, предлагает иную модель поведения лирической героини в сходной ситуации, исходя из своих духовных установок. Сравните: У меня сегодня много дела: /Надо память до конца убить, /Надо чтоб душа окаменела, /Надо снова научиться жить… (А. Ахматова) и У меня сегодня много дела:/ Надо снова научиться жить. /Слабое измученное тело /Словом каменным не сокрушить. /Нет, я память убивать не стану: /Буду помнить все – и боль, и стыд, /То, о чем молиться не устану - /Может быть, Господь меня простит (И. Дмитриева). Безусловно влияние поэтов серебряного века на творчество И. Дмитриевой. В ряде стихов автор прямо и косвенно указывает на преемственность их традиций: Не Анна, не Марина - /их ток: /дождем аквамарино- /вых строк. /  Не тело состоялось, /спеша… /На боли настоялась /Душа, /на горечи отрину- /тых лет. /Не Анна, не Марина - /их след…

В творчестве поэтов – модернистов, в частности С. Осипова, аллюзия   чаще всего используется для выражения иронии. Например, в стихотворении С. Осипова «Мне с тобою» претекстом  явилась строка Н. Асеева «Мне без тебя и Москва – глушь»: Мне с тобою /И тундра - /Москва! /Мне с тобою /Все звери - /Ручные! / Мне с тобою /Приятней мошка, /Чем в толпе / Горожане чумные! Часто встречается и трансформированная цитата с исходной предикацией из  произведений А.С. Пушкина. Сравните: Вот север, тучи нагоняя, /Дохнул, завыл – и вот сама /Идет волшебница – зима (А. Пушкин) и  С заиндевелыми рогами /И задубелыми глазами /Идет якутская зима (С. Осипов). Вариацией на хрестоматийную тему становится образ «морозного хана»: Зима!.. /Крестьянин, торжествуя, /На дровнях обновляет путь… (А. Пушкин) и Якут, окутанный туманом, /Где дым растаял с балаганом, /Ведет быка морозным ханом /И дровни нехотя скрипят (С. Осипов). В описании коренного жителя тайги сплетаются традиционные подробности патриархального быта якутов, их традиций и обычаев («пир у камелька», «дух огня и дух жилья», «пестровышитый ысех») с явной ориентацией на стихотворения А. Пушкина.

Ощутимы пушкинские мотивы и в стихах С. Осипова на вечную тему «поэта и поэзии»: Я миновал Тверской бульвар /И юность миновал /Прощай, пора лицейских свар /С пирами наповал. /И движет мной не скорбный труд, /А скорбная любовь. /Во глубине сибирских руд /Я верю в силу слов.  Автор здесь не только цитирует известные строки А. Пушкина, но и вызывает в памяти читателя образ великого поэта. Пушкин незримо присутствует на Тверском бульваре, где стоял раньше его памятник и где находится теперь Литературный институт.

Моменту окончания Литинститута С. Осипов посвятил стихотворение «Вот мой Лицей – из чугуна», где само упоминание Лицея в заглавии стихотворения уже настраивает читателя на восприятие стихотворения в ключе пушкинской традиции: Вот я, к груди прижав диплом /О том, что я почти поэт, /Иду в Гоморру и Содом /С бессменной вывеской «мест нет». Поэтические строки русских классиков органично «вписываются» в ткань стиха, несут в себе определенный подтекст, отсылают к исконному смыслу цитируемого фрагмента, регистрируя общность «своего» и «чужого» текстов. Контраст с претекстом оборачивается связью, в результате которой интертекстуальные элементы приобретают характер каламбура, гиперболы или их взаимоналожения. Читатель без труда узнает известные строки И.А. Крылова, В.В. Маяковского, А.С. Пушкина и др.: Окна – что рыбьи глаза – свернулись. /Лебедью, щукой и раком – углы…; Верно, холод сродни маразму - /Все крепчает… А я иду / Облаком без штанов то по льду, /То по снегу, по непролазному…; Товарищи! Моя печаль светла – все это было бы /смешно, когда бы не было так грустно, как в стихах… / И долго буду тем любезен я /Любой забытой пишущей машинке, /Что я в бессмертие войду, звеня / «Москвой» с компьютерами в поединке.

Аллюзии, представляющие собой имена собственные – имена героев произведений, обладают повышенной узнаваемостью. Так, поэт литературного объединения «Белая лошадь» В. Оросутцев в стихотворении «Компьютерные вариации» обращается к мировому образу Мефистофеля, перефразировав сакраментальную фразу «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» и обыграв классический сюжет с позиций нового времени: Пока наши дыхания слиты /Давай обратимся к Мефистофелю… /Мы станем стоп-кадром в забеге /Или выпавшим из цепи звеном /И окажется что во всех проявленьях / Зрела необходимость государства душ / Спрягающих глагол «любовь»…

1.3. Центонные тексты. Стихотворение С. Осипова «Ода на призыв в армию» - яркий пример центонного текста, построенного на целом комплексе аллюзий, цель которых состоит в организации заимствованных элементов таким образом, чтобы они оказывались узлами сцепления семантико-композиционной структуры нового текста: …В стальной щетине руки-ноги. /А за тобою эх дороги /пыль да туман… /Давай отвальную, вояка! /Как Бурцов, ера, забияка, /лети вперед, /разя и порохом и пуншем, /и передай привет Катюшам: /рот – фронт!     

2. Паратекстуальность, или отношение текста к своему заглавию, эпиграфу.

2.1. Цитаты-заглавия представляют собой заимствование чужих заглавных формул, конденсирующих художественный потенциал стоящего за ними текста, и наслаивание на них нового образного смысла. Так, уже само заглавие стихотворения С. Осипова «Якутск кабацкий» предопределяет идейную основу произведения, связанную с циклом С. Есенина «Москва кабацкая», где определение «кабацкая» является образом – символом «дна жизни», пороков общества: Гулять ты – Моцарт, драться – Дартаньян, / Но знаешь, братец: / дом твой – ресторан.   

Художественные образы мировой литературы нередко становятся поводом для философских размышлений, примером является стихотворение А. Михайлова «Истлели кости Одиссея».

2.2. Эпиграфы, через которые автор открывает внешнюю границу текста для интертекстуальных связей и литературно-языковых веяний разных направлений и эпох, тем самым наполняя и раскрывая внутренний мир своего текста. В программном стихотворении «Сад» интертекстуальная связь обозначена самим автором с помощью эпиграфа из стихотворения А. Ахматовой. Именная аллюзия выступает здесь как реминисценция. «Неолетний сад» вызывает ассоциации с «Летним садом» А. Ахматовой. Другое время – иной взгляд на мир, все проходит, все меняется, вечна только настоящая поэзия: И я иду, послушный и влюбленный, / К Ахматовой сквозь Неолетний сад!

Тема смерти, утраты надежд, гибели души, расплаты за дружбу и любовь становятся основным лейтмотивом многих стихотворений сборника А. Мурана «В переулках судьбы», что обусловлено уже самим эпиграфом к книге, строкой А. Ахматовой: Переулочек, переул…/ Горло петелькой затянул. У А. Мурана: Ангел смерти крылья раскрыл, / Ибо нет у меня больше сил, / Ибо нет у меня больше дней / Думать только и только о ней. Те же чувства безмерного одиночества, бесприютности и сиротливости в стихах поэта, живущего в переходное время, на стыке веков: Одиночества привкус не сладок, / Для меня он пока не горек. / Незначительных ссоры и взгляда / Слишком мало, чтоб выродить горе.

Определенное сходство с поэзией А. Ахматовой наблюдается не только в идейно-тематическом, но и в жанрово-стилевом плане: сюжетность лирических произведений, сильная сконцентрированность мысли, проникающий психологизм, погруженность в мельчайшие оттенки человеческой души: Не простясь, умерла надежда / У меня на руках вчера. / Это было по времени между… / Было с полночи до утра. / На плечах проклятья повисли. / Словно после набега гостей. / Торопясь за клубком своей мысли, / Я сказал бы, наверное, ей: / Ничего не вернуть сначала / Из того, во что верили мы. / Не боюсь я теперь ни вокзала, / Ни молвы, ни тюрьмы, ни сумы!

Являясь цитатой-импульсом стихотворения, эпиграф в большинстве случаев подтверждается автором текста. Так, тема стихотворения В. Федорова задана строкой А. Куприна из рассказа «Гранатовый браслет»: «Ив эту секунду она поняла…» и раскрывается содержанием стихотворного текста: …Я браслет из гранатовых строчек / С синим ветром отправлю тебе. / И твое обожжет он запястье, / И бесчувствия рухнет скала. / И поймешь ты, что главное счастье / Ты сама стороной обошла.

3. Заимствование приема или структурная цитация. С. Осипов в стихотворении «Переулок, компания луж, полумрак, одинокий фонарь, перекличка собак» заимствует стилистическую манеру и ритмический строй стихотворения А. Блока «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…». А ранние стихотворения С. Осипова («Посвящение», «Пульс улиц»), полные юношеского максимализма, бескомпромиссности, бравады, близки динамичному, чеканному стиху В. Маяковского: Я / На стихи / Все утро угробил - / Но не рифмуется. / Подремать бы / Под урчание урбаутробы, / Окно раскрыв на весеннюю улицу. В стихотворении «Пустота» интертекстуальность проявляется как в тематическом плане: в изображении вулканической силы «громады-любви», так и в самом ритмическом строе стихотворения. Сравните: Мария! / Имя твое я боюсь забыть, / Как поэт боится забыть / Какое-то / В муках ночей рожденное слово, / Величием равное богу… /   Мария - / Не хочешь? / Не хочешь! / Значит – опять / Темно и понуро / Сердце возьму, / Слезами окапав, / Нести, / Как собака, / Которая в конуру / Несет / Перееханную поездом лапу (В. Маяковский «Облако в штанах») и Святая! / Ты для сердца дороже аорты. / Мучишь, мучишь меня до сих порт ты. / Вырвал из сердца, а боль осталась - / Так болит на руке оторванный палец! (С. Осипов «Пустота»).

А. Михайлов, отталкиваясь от характерного для романтизма жанра элегии, создает стихотворение «Времена года». Новаторство поэта заключается здесь в органичном соединении в лирической структуре стиха русских народно-поэтических приемов и якутских образов. В основе композиции стихотворения – традиционный в русском фольклоре прием образного параллелизма: смена времен года и грусть героя без любимой: Нет, не январь расколол дрова во дворе, / Нет, не туман белой плывет кобылицей, / Просто грущу, благодарный далекой поре / Той, где есть ты и которая не повторится. Это стихотворение служит ярким примером того, как происходит процесс творческого взаимодействия двух национальных культур.

В творчестве поэтов литературного объединения «Белая лошадь» интертекстуальность проявляется в использовании стилизованного подражания. Заметное влияние на молодых авторов оказали поэты «лианозовской школы» (Е. Кропивницкий, И. Холин, Г. Сапгир, В. Некрасов), кардинально изменившие художественную точку зрения, сам эстетический ракурс: абсурд окружающей действительности, быт стали самоценными, самодовлеющими, а поэтическими средствами выражения явились стилистическое «косноязычие», гротеск, игровая полиметрия. Сравните: Зимою / разные-разные превращения / например / гостю не скажешь / «замерз почтальон» (К. Алексеев).   

Примеры филиации обнаруживаются в стихотворных «фрагментах» К. Алексеева, М. Григорьевой, А. Абрамовой, М. Савинова, состоящих из одной фразы или двух-шести строк. Этот жанр  имеет давнюю традицию: с одной стороны, он содержит опыт народного юмора с  анекдотично-нравоучительным характером, с другой -  как жанр типичный для восточной поэзии, вмещает в себя представления о кратковременности человеческого бытия и фрагментарности, мимолетности человеческих впечатлений об окружающем. Так, у А. Абрамовой: Жизнь – это скрипка Страдивари / А я ее поломанный смычок. У М. Савинова: Старый актер примеряющий маски одну за другой / Что видишь ты в отражениях зеркал гримерной / Новый провал или восторг бутафорный / Старый актер срывающий маски одну за другой.

Таким образом, в творчестве современных русских поэтов Якутии интертекстуальность находит свое яркое воплощение и как способ порождения собственного текста, и как утверждение своей творческой индивидуальности через выстраивание сложной системы отношений с текстами других авторов.

 Литература:

1. Фатеева Н.А. Интертекст в мире текстов. Контрапункт интертекстуальности. М., 2006.