К.п.н. Седых Т.Н.

Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова, Россия

Евразийство: национальный вопрос или поиск идентичности

В настоящий момент мировое сообщество стоит перед выбором между различными вариантами своего дальнейшего развития, происходит конкурс глобальных проектов. В этом контексте становится актуальным рассмотрение теории евразийства, которая демонстрирует вариант политической теории глобального развития. Важным представляется отметить, что в настоящее время идеи евразийства не просто недооцениваются и не воспринимаются как реальная альтернатива популярным сейчас проектам, но и трактуются не комплексно, а лишь по его отдельно взятым проявлениям (исторический, геополитический, лингвистический и некоторые другие аспекты). В связи с этим возникает необходимость в системном исследовании универсалистского, вселенского проекта глобального развития, сформулированного в работах евразийцев. В своем дисциплинарном выражении эти труды носят по преимуществу культуроцентрический характер, что может составить необходимую методологическую базу для рассмотрения должного места и адекватной роли России в мировой политической истории, в том числе и в современном процессе глобализации. А также способствовать обоснованию одного из вариантов теории именно многополярного мира.

Наиболее распространенные современные монополярные глобалистские теории в духе постмодерна обладают статусом партикуляризма, так как, кроме всего прочего, свои вселенские теоретические посылки выражают средствами специальных дисциплинарных дискурсов. Чаще всего они носят исключительно квантификационный характер. Это на самом деле обусловливает упрощенный, поверхностный анализ существенных качественных характеристик политической жизни общества.

Новый этап развития человечества требует повышенного внимания к культурным факторам в политике, усиление междисциплинарного характера проводимых политических исследований. В этом смысле обращение к теоретико-политическим дискурсам (в данном случае проявленным в евразийстве), детально изучающим культурно-цивилизационные основания политического бытия (на примере России), представляется не только оправданным, но и актуальным в теории политики подходом.

Необходимо отметить, что за глобалистские версии развития человечества в настоящий момент выдаются некоторые частные дискурсы. Многие теории (бихевиоризм, структурализм и т.д.) обладают эффектом одномерного видения политики. Как справедливо отмечает Н.Л. Полякова, сейчас постмодернистские теории во всех своих вариантах существуют как новые разновидности социально-политической критики или, шире, философской рефлексии современности. Однако, по ее мнению, едва ли можно сказать, что они преуспели в своих описаниях современности и попытках вскрыть «природу постмодерна»: ведь даже в наиболее удачных, ярких, броских постмодернистских вариантах социально-политического теоретизирования или эссеистики «вариации на тему алармизма и критики превышают аналитическую составляющую» [19].

Теоретики евразийства предложили системное рассмотрение политических процессов, предполагающее их многофакторное и многоаспектное изучение: с точки зрения права, истории, богословия, экономики, лингвистики, социологии, философии, демографии. Благодаря этому была построена целостная, универсальная политическая теория, которая, в отличие от теорий псевдоглобализма, по сути своей преимущественно квантификационных и экономикоцентричных, пытается дать рекомендации комплексного характера.

Не идеализируя евразийскую концепцию, вместе с тем отметим: только тщательный ее анализ позволяет увидеть те продуктивные разработки, которые теснейшим образом связаны с такими понятиями, как ментальность, убеждение, стереотипы поведения, мировоззренческие, культурные ценности. Без учета последних вряд ли возможно дальнейшее полноценное развитие как глобальных процессов, происходящих в мире, так и реализация тех политических тенденций, которые наблюдается сейчас в России.

В настоящее время в России теория евразийства является предметом исследования многих авторов, которые весьма условно могут быть разделены на три основные группы.

Первую группу составляют авторы, которые при рассмотрении евразийства придерживаются в основном либеральных принципов. Сюда необходимо включить как наследников идей либеральной критики евразийства начала ХХ века, к которым можно отнести О.Д. Волкогонову, И.А. Исаева, Л.И. Новикову, Н.А. Омельченко, И.Н. Сиземскую, так и исследователей, пытающихся рассматривать евразийскую концепцию как составную часть мировой культурологической традиции (Л.В. Пономареву, В.М. Хачатуряна).

Вторая группа – авторы, считающие евразийство закономерным этапом развития русской идеи. Это, прежде всего, С.С. Хоружий, В.В. Кожинов, А.В.Соболев, С.Ю. Ключников, Т.И.Очирова, Р.А.Урханов, Ю.К. Герасимов.

Третья группа – исследователи, говорящие об евразийстве как особом явлении, не вписывающемся ни в традицию западной либеральной мысли, ни являющемся логическим продолжением русской национальной идейно-политической традиции. Причем среди авторов данной группы, заявляющих о себе как о продолжателях классического евразийства, мы можем увидеть А. Дугина, Н.А. Назарбаева, шейх-уль-ислама Талгата Таджуддина и др.

Особое внимание в связи с рассмотрением евразийской теории и ее нового звучания в современной России необходимо уделить теоретическому наследию профессора МГУ имени М.В.Ломоносова А.С. Панарина. По его мнению, России в настоящий момент предложено две глобальные социокультурные программы, и ей необходимо определить верное для себя направление, сделать правильный выбор дальнейшего вектора своего развития: «Сегодня мы находимся в точке исторической бифуркации, перехода системы в новое состояние. В нынешнем состоянии Россия остаться не сможет, поэтому мы либо вернемся к евразийской идее, направим свои усилия на восстановление евразийской идентичности России (союз, прежде всего, с Индией, а также с Китаем – большим гигантом, которого необходимо немного сдерживать), либо войдем в Большую Европу, где России уготована роль нейтрализующей стороны по отношению и к Китаю, и к США. По какому пути пойдет Россия, сказать сложно» [16].

Евразийский путь развития России А.С. Панарин называет «двойственной социокультурной стратегией», когда Россия обладает не единственно евразийским ликом для Запада, но также может показать свой атлантический лик странам Востока. Таким образом, Россия будет продолжать играть роль «второго Рима» на территории Евразии [17].

Важно также сказать, что евразийской проблематике посвящены многие диссертационные исследования по истории, политологии, культурологии, философии. Здесь можно назвать таких исследователей как Хобта В.В. [8], Жданова Г.В. [9], Самохин А.В. [10], Ермаков Д.С. [11], Бе Гю Сонг [12], Сухорукова О.А. [13] Горяев А.Т. [14] и т.д.

Не обошли стороной евразийскую тематику и западные исследователи. В 1961 году вышла работа немецкого историка О. Босса «Die Lehre der Eurasier. Ein Beitrag zur russischen Ideengeschichte des 20. Jahrhunderts» (Wiesbaden), в которой он проводит реконструкцию теории евразийства с целью дальнейшего ее изучения в качестве основы целостной идеологической системы.

Интересными представляются статьи американского историка Н.В. Рязановского [34], не только подробно исследовавшего труды евразийских авторов, но и лично общавшегося с некоторыми представителями евразийского течения и его оппонентами. Одной из первых особенностей евразийства Н.В. Рязановский называет его поразительную новизну. Говоря о том, что евразийство зародилось вследствие исключительных событий, переживаемых в то время Россией (Первая мировая война, Октябрьская революция и т.д.), Н.В. Рязановский делает акцент на том, что евразийство все-таки является европейской идеологией с ярко выраженным негативным отношением к прошедшему и призрачными проектами будущего, в котором России готовится роль мессии.

Американский историк М.Бассин, также посвятивший евразийской теории несколько своих работ [30], высказывал мнение, что евразийство есть логическое завершение философских конструкций теоретиков панславизма, в котором понятие Евразия противостоит традиционному делению России на территорию до Урала и за ним (Европу и Азию).

Немецкий историк Ассен Игнатов, исследуя евразийскую концепцию [31], делает заключение, что, во-первых, появление евразийства и пристальное к нему внимание обусловлены тем, что эта теория, способна избавить Россию от комплекса неполноценности, который постоянно культивируется в ней из-за проигрышей перед «развитыми» странами Запада; во-вторых, отрицая универсальный характер западных ценностей, евразийство тем самым пытается подготовить почву для сближения России с исламскими государствами; и, в-третьих, евразийство пытается подготовить идеологическое основание для построения новой империи, где России отводится одна из ведущих ролей.

Американский исследователь Ч.Гальперин дает критическую оценку теории евразийства, утверждая, что с самого своего образования она представляла собой теорию «безнадежно метафизическую, идеалистическую, телеологическую и детерминистскую. Работы евразийцев были в высшей степени пристрастными, публицистическими, ненаучными, испорченными огромными фактическими подтасовками. Евразийская политика была антидемократической апологией империализма и колониализма. Евразийство было идеологией, которая компенсировала недостаток свидетельств теорией, потому что факты противоречили евразийским верованиям» [32].

Из западных исследователей евразийства необходимо отметить также американского исследователя А.Либермана, особое внимание уделявшего жизни и трудам одного из основателей евразийства Н.С. Трубецкого и даже сделавшего перевод на английский язык нескольких его работ, и немецкого историка Л. Люкса, также посвятившего некоторые свои произведения исследованию евразийства [33].

Необходимо упомянуть два обзора евразийской теории, содержащиеся во французской литературе и принадлежащие Ш. Буржуа и Г. Шкляверу. Известный славист Е. Ло Гатто своей работой «Страницы русской истории и литературы» представляет евразийствоведение в Италии.

По мнению одного из основателей евразийской теории, «Евразийство, как идейное движение, впервые явственно заявило о своем существовании и стало кристаллизироваться в условиях и в среде русской эмиграции» [24]. Последняя, по мнению М.В. Назарова, представляет собой не только политический, но и духовный феномен. Сами евразийцы считали себя представителями нового начала в мышлении и жизни, группой деятелей, «работающих на основе нового отношения к коренным, определяющим жизнь вопросам, отношения, вытекающего из всего, что пережито за последнее десятилетие над радикальным преобразованием господствовавших доселе мировоззрения и жизненного строя» [20].

Великий русский ученый Л.Н. Гумилев, незадолго до смерти назвавший себя «последним евразийцем», дает следующее определение евразийству: «Когда эвакуированные в Галлиополи в 1920 году войска П.Н. Врангеля начали анализировать причины своего поражения, среди наиболее творческой и интеллектуальной части Белой армии возникла проблема осмысления последствий и причин Великой революции 1917 года; одни из эмигрантских мыслителей полагали, что они оказались свидетелями случайного переворота, эксцесса, который пройдет как страшный сон; другие считали, что гибель монархии была неизбежна, но на смену прогнившему строю должна прийти парламентская республика с капиталистическим экономическим строем, копирующая западноевропейские демократии. Третьи, которых было очень мало, пытаясь разобраться в глубоких исторических причинах случившегося в России, пришли к парадоксальным выводам в экономическом, политическом, идеологическом аспектах и категорически разошлись с монархистами-реакционерами и либеральными конституционалистами. Те и другие сочли третье направление близким к большевизму, за исключением вопроса о религии. Новое направление получило название «евразийство» [6].

Отметим, что сам термин «Евразия» имеет свою историю и был заимствован российскими евразийцами у А. Гумбольдта, который обозначал им всю территорию Старого Света, включающую Европу и Азию. Впоследствии этот термин приобрел другое культурно-историческое толкование, обозначающее срединную часть континента, лежащую между Китаем, горными цепями Тибета и «западным полуостровом» Европа: «Самый же термин Евразийство говорит не о «срединной линии», а о срединном между Европой и Азией континенте, где перед Россией стоит творческая миссия приобщения Европы и Азии к началам подлинной жизни» [12]. В качестве границы между Европой и Азией П.Н. Савицким, а затем Г.В. Вернадским было предложено рассматривать изотерму января, которая на западе – положительная, а на востоке – отрицательная. Название «Азия», кстати, первоначально распространялась лишь на небольшую часть, а затем на всю Малую Азию. В том смысле, в каком «Малая Азия» упоминается в Новозаветных текстах (Деян. II, 9; IV, 9; XIX, 10, 22, 26, 27 и др.), оно означает уже Римскую проконсульскую Азию, что составляет только часть Малой Азии. В этих пределах и находились 7 церквей Асийских (Откр. I, 4-11).

Евразийцы считали Россию особой страной – евразийской, которой присущи определенные – своеобразные и неповторимые черты культуры и государственности. Они исходили из того, что русские люди – не европейцы и не азиаты, что и определяет их мировоззрение и образ мыслей. В этой связи ими и предполагался поиск Россией некой высшей «общечеловеческой правды», необходимой для нового общецивилизационного развития.

По мнению В.Я. Пащенко, идеи евразийства имплицитно присутствовали в глубинных пластах русской культуры. Уже в конце 19 – начале 20 века они буквально «носились в воздухе», рождая своеобразное евразийское «мироощущение» и «умонастроение» (Трубецкой Н.С.) у представителей русской интеллигенции [18]. И, действительно, исследуя евразийство, нельзя не обратить внимание на богатейшие истоки формирования концепции. Во многом близкие евразийцам идеи мы находим в работах Н.М. Карамзина, С.С. Уварова. Теория множественности и разнокачественности человеческих натур, авторами которой являются такие мыслители, как О. Шпенглер, П.А. Сорокин, А. Тойнби, по мнению многих авторов, легла в основу историософской концепции евразийства. Идея о бесспорной множественности, неповторимости, особости развития каждой цивилизации присутствовала еще в самых ранних построениях евразийцев. Большое внимание уделяли евразийцы идеям Н.Я. Данилевского о национальной культуре, ее значимости и ценности, вне зависимости от количества и места обитания ее «носителей», и абсурдности выделения какой-либо одной культуры в качестве идеальной, своеобразного лекала, с которым необходимо сравнивать все другие. А «объективный анализ евразийского учения показывает, что целый ряд его основополагающих понятий взят из арсенала славянофилов» [18]. Сами евразийцы называли в числе своих предшественников всех мыслителей славянофильской направленности, куда также включали Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского, некоторую близость которых отдельным идеям евразийства мы также можем констатировать: «Что такое для нас Азия?» - «В грядущих судьбах наших, может быть, Азия–то и есть наш главный исход!» - «Этот ошибочный наш взгляд на себя единственно как только на европейцев, а не азиатов (каковыми мы никогда не переставали пребывать)…» [7]. В определенных своих идеях, основоположники евразийской теории считали себя наследниками могучей традиции русского философского мировоззрения, куда, разумеется, необходимо отнести славянофилов [28], а если подходить к данному вопросу более глобально, не стесняя себя временными рамками, то «к этой же традиции должен быть причислен ряд произведений старорусской письменности, наиболее древние, из которых относятся к концу XV и началу XVI века. Когда падение Царьграда (1453 г.) обострило в русских сознание их роли как защитников Православия и продолжателей византийского культурного преемства, в России родились идеи, которые в некотором смысле могут почитаться предшественницами славянофильских и евразийских» [20]. Также важным представляется отметить еще более глубокие корни некоторых аспектов евразийской теории, видимые нам в политической, культурной традиции Византийской Империи на что следует обращать особое внимание. Однако, говоря о своей связи с предшественниками, евразийцы не считали ее «простым преемством». И связано это с тем, что, во-первых, дальнейшее развитие евразийской концепции, а также ее практическое воплощение обусловлены вовсе не славянофильским наследием, а теми трагическими событиями, которые произошли в России в начале двадцатого века, а, во-вторых, с тем, что возникли и обнаружились новые культурно-исторические и социальные факторы, которые не были учтены при построении теории славянофилов, и, кроме того, «многое, что считалось славянофилами основоположным и непререкаемым, за истекшие десятилетия частью изжило себя, или же показало свою существенную несостоятельность. Славянофильство в каком-то смысле было течением провинциальным и «домашним». В настоящее время, в связи с раскрывающимися перед Россией реальными возможностями стать средоточением новой Европейско-Азиатской (Евразийской) культуры величайшего исторического значения, замысел и осуществление целостного творчески-охранительного миросозерцания (каковым и считает себя евразийство) должны найти для себя соответственные и небывалые образы и масштабы» [20].

Для дальнейшего рассмотрения и правильного понимания евразийства необходимо иметь в виду, что оно никогда не было целостным течением. И мало кто из «первых» евразийцев не изменил своих взглядов и на протяжении всей истории евразийства был его сторонником. Но также очень важным представляется отметить тот факт, что евразийские идеи, и во многом схожие с ними мы можем найти в совершенно различных идейных лагерях, что доказывает универсальность данной концепции. Если говорить об истории евразийства, то целесообразным представляется, вслед за С.С. Хорунжим [29] и также придерживающимся данного подхода И.В. Вилентой [4], поделить ее на три этапа:

1. Первый этап с 1921 по 1925 гг. – разработка теоретической базы евразийства, организационное становление течения. В этот период издается ряд основополагающих трудов евразийства, например, «Исход к Востоку…», «На путях» (Утверждение евразийцев. Кн.II). Важно также отметить основание в Германии Евразийского книгоиздательства. Собственно это период знакомства общественности с концепцией, что принесло евразийству как множество сторонников (особенно среди молодежи), так и достаточное количество критиков.

2. 1926 – 1929 гг. – безусловно, время расцвета евразийства. Именно тогда, в Париже издается «Евразийская хроника», известные евразийцы: Г.В. Флоровский, Л.П. Карсавин читают лекции в Православном Богословском институте Парижа, начинает издаваться газета «Евразия». Но в конце 1928 - начале 1929 гг. внутри течения обнаруживаются непримиримые разногласия, касающиеся восприятия марксизма и его отношений с теорией евразийства, что было озвучено Н.С. Трубецким, П.Н. Савицким, В.Н. Ильиным, Н.Н.Алексеевым. В результате, парижская группа евразийской организации была распущена, а с сентября 1929 г. газета «Евразия» не издается.

3. Третий, и заключительный этап евразийства продлился девять лет (1930 – 1939 гг.) и был ознаменован попыткой объединить разобщенное движение. В этот период вышли такие крупные работы евразийцев, как «Запад, Россия и евразийство» А.Я. Бломберга (1931), «Дело человека. Опыт философии культуры» Иванова В.Н. (1933). Но, наверное, самым значительным событием данного периода может считаться съезд Евразийской организации, состоявшийся 15 сентября 1931 года в Брюсселе, и издание в 1932 году в Праге брошюры «Евразийство: декларация, формулировки, тезисы», где были четко сформулированы основные положения евразийской теории, подведены итоги деятельности евразийства. Начало второй мировой войны ознаменовало завершение деятельности движения евразийцев.

Говоря о теории евразийства, необходимо отметить, что основой реконструкции модели политического бытия для евразийцев является цивилизационный концепт политической теории. По мнению евразийцев, российское политическое бытие определяется, главным образом, геополитическими особенностями России и связанными с месторазвитием страны ее культурными особенностями. И здесь необходимо обратиться, прежде всего, к «теории месторазвития», которая является одним из самых ярких и, казалось бы, бесспорных моментов евразийской концепции, хотя, на самом деле, имеет достаточное количество противоречий, а потому требует правильного прочтения и осмысления на основе использования герменевтических подходов, прочтения в позитивном плане: не с целью поиска свидетельств несовершенства и нереальности этой теории, а с целью выяснения рациональных оснований политического бытия России, как в теоретическом, так и политически-практическом плане.

Россия не является ни Европой, ни Азией – вот ключевое положение теории евразийцев. Потому абсурдно делить Россию на европейские и азиатские части, Россия есть особое, цельное и неделимое географическое образование. И эта особенность месторазвития Российского государства объяснила многие только для него характерные черты.

Следуя логике евразийства можно сказать о том, что «появлению столь специфического типа цивилизации как российская способствовало ее особое географическое положение…, то есть пограничное положение российского социального мира между западным миром и восточным (мусульманским, индо-буддистским, китайско-японским). Это базовое обстоятельство заставляет учитывать действие трех важных факторов:

1. западные социокультурные влияния;

2. восточные, азиатские влияния;

3. собственная логика и специфическая социодинамика этнического, социального и духовного развития российского мира» [3].

Из чего следует, что мы действительно можем согласиться с видным теоретиком евразийства П.Н. Савицким в том, что Россия имеет не меньше, если не сказать больше, причин именоваться «срединным государством», чем какое-либо другое государство: «Россия-Евразия есть центр Старого Света. Устраните этот центр - и все остальные его части, вся эта система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в «рассыпанную храмину». Этот мир, лежащий к востоку от границ Европы и к северу от «классической» Азии, есть то звено, которое спаивает в единство их все» [21]. На протяжении достаточно долгого времени территория от границ Европы до Китая населялась кочевыми народами, которые, имея контакты также с Ираном и Индией, являлись как бы связующим звеном разделенных огромными пространствами европейских и азиатских образований. В качестве доказательства исполнения евразийскими племенами функции посредников между оседлыми культурами, евразийцы говорят о следах взаимодействия китайской и эллинской культур, которые можно обнаружить лишь в кочевом пространстве Евразии, приводят примеры наиболее тесного сотрудничества Индии и Китая именно в период владычества монголов, то есть в XII-XIV вв. «Силой не устранимых фактов русский мир призван к объединяющей роли в пределах Старого Света. Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполняет это свое призвание, может превращаться и превращается в органическое целое вся совокупность разнообразных культур Старого материка, снимается противоположение между Востоком и Западом. Это обстоятельство еще недостаточно осознано в наше время, но выраженные в нем соотношения лежат в природе вещей» [21]. Сравнивая Европу и Азию с Россией, можно сказать, что они представляют собой края Старого Света. И говоря о Европе, чаще всего подразумеваются территории, лежащие западнее границ России, а когда имеют в виду Азию, подразумевается, соответственно, территория восточнее российских границ. Россия же не является ни Европой и не Азией – вот ключевое положение евразийцев. Потому абсурдно делить Россию на европейские и азиатские части, Россия есть особое, цельное и неделимое географическое образование.

Подробно останавливаться на географическом отличии России от европейских и азиатских территорий материка (изрезанность побережий, разнообразие форм рельефа, зональная симметрия, показывающая схожесть географического строения «окраин») в рамках данной статьи представляется нерациональным. Можно лишь сказать, что и этот аспект теории был подробно разработан и освещен теоретиками евразийства. Более важно рассмотреть географические особенности самой России, разделенной евразийцами на две географические зоны, которые вовсе не совпадают с традиционным членением России на территории западнее Урала и восточнее: «Русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. В этой структуре Урал вовсе не играет той определяющей и разделяющей роли, которую ему приписывают (и продолжают приписывать) …». Урал, «благодаря своим географическим и геологическим особенностям, не только не разъединяет, а, наоборот, теснейшим образом связывает «Доуральскую и Зауральскую Россию», лишний раз, доказывая, что географически обе они в совокупности составляют один нераздельный континент Евразии.… На рубеже Урала мы не наблюдаем существенного изменения географической обстановки» [21]. Двумя зонами, составляющими территории России, являются Лес и Степь. Последняя включает в себя как тундру («безлесие севера»), так и непосредственно степные районы России («безлесие юга»). Причем если Лес – это преимущественно северные территории, населенные по большей части оседлыми славянами, то кочевая и южная Степь – территории тюркских племен. И из этих двух элементов и сложилась Россия-Евразия, и этнически, и географически.

 Особенность месторазвития Российского государства объяснила многие только для него характерные черты. Будучи неприспособленной для построения маленьких государств (северные ее пространства, покрытые на сотни квадратных километров лесом, не имеющие достойного участка для земледелия, выращивания хлеба с одной стороны, и скотоводческие степи южных территорий, не имеющие лесных массивов, с другой) евразийская территория всячески способствовала пониманию того, что для выживания необходимо теснейшее политическое, культурное, экономическое сотрудничество, которое, в конце концов, может привести и к объединению: «Недаром в просторах Евразии рождались такие великие политические объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская (XIII-XIV вв.) и др. Эти попытки охватывали не только степь и пустыню, но и лежащую к северу от них лесную зону и более южную область «горного окаймления» Евразии. Недаром над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различнейших рас - от германской (крымские готы) и славянской, до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских народов» [21]. В рамках единого географического пространства постоянно происходило интенсивное взаимодействие, скрещивание, смешение различных этнических и культурных элементов, и исследователи в различных областях констатирует важность подобных контактов: «эти отношения оставили значительный след в этногенезе и культуре, архитектуре и орнаменте, в употреблении предметов домашнего обихода и некоторых деталях быта и обычаев, а также в лексике» [14]. Здесь необходимо кратко сказать о взаимодействии каких народов на территории России-Евразии и ее этническом составе. Согласно одному из основателей евразийства Н.С. Трубецкому, изначально, основная часть современной российской территории занималась уралоалтайскими или «туранскими» племенами, к которым принадлежат следующие группы народов: угрофинские (западные и пермские финны, лопари, мордва, черемисы, угры, окончательно обрусевшие меря, весь и мещеры), монголы (калмыки и буряты), самоеды, манчжуры (гольды, тунгусы и, собственно, манчжуры) и тюрки (татары, башкиры, туркмены, узбеки, алтайцы, якуты, балкарцы, мещеряки и т.д.), которые и занимали здесь господствующее положение, играли ведущую роль на данной территории, а славяне расселились лишь по западным территориям России, а также в речных бассейнах, связывающих Балтийское и Черное моря и даже до монгольского завоевания ни одно славянское образование не могло сравниться по силе, мощи значимости с туранскими, такими как, например, Хазарское царство. Важным представляется также отметить, что, по мнению евразийцев, самому объединению всех земель Россия обязана, прежде всего, татаро-монгольскому игу. «Распространение русских на Восток было связано с обрусением целого ряда туранских племен, сожительство русских с туранцами проходит красной нитью через всю русскую историю. Если сопряжение восточного славянства с туранством есть основной факт русской истории, если трудно найти великоросса, в жилах которого так или иначе не текла бы и туранская кровь, и если та же туранская кровь (от древних степных кочевников) в значительной мере течет и в жилах малороссов, то совершенно ясно, что для правильного национального самопознания нам русским, необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента, необходимо изучать наших туранских братьев» [26]. А мы, по мнению евразийцев, стыдимся своего туранства, хотя оно подчас только и в силах объяснить многие особенности русского мировоззрения. 
 Особое внимание в данном контексте должно быть уделено дальнейшему взаимодействию русских с другими народами, проживавшими и проживающими на территории современной России - непосредственному освоению Россией зауральских территорий, «выходу» России за Урал, так как «Для российского исторического самосознания начатое в 1581 году отрядом Ермака движение русских на зауральские территории было и остается важнейшей предпосылкой осмысления прошлого, настоящего и будущего России» [5]. Многие западные и российские исследователи расценивают российское движение в восточном направлении, подобно плаванью Васко да Гамы в Индию в 1498 году, в качестве очередного этапа борьбы «развитой Европы» и «дикарской Азии». Такой точки зрения придерживался русский историк Д.А. Корсаков. И. Пущин писал о том, что рассматривает Сибирь только в качестве части Американских штатов. Но были и другие точки зрения. А.Герцен в статье «Америка и Сибирь» («Колокол», 1858г.) писал: «Россия расширяется по другому закону, чем Америка; оттого, что она не колония, не наплыв, не нашествие, а самобытный мир, идущий во все стороны… Соединенные Штаты, как лавина, оторвавшаяся от своей горы, прут пред собою все; каждый шаг, приобретенный ими, - шаг, потерянный индейцами… Америка, как переселение не представляет новых элементов, это дальнейшее развитие протестантской Европы, освобожденной от исторического быта и приведенной в иные условия жизни… Россия, напротив, является совсем особенным миром, со своим естественным бытом, со своим физиологическим характером, ни европейским, ни азиатским»… [5]. И вторая точка зрения представляется более правильной, так как «проникновение» русских на территории Урала и Западной Сибири начинается гораздо раньше, нежели завоевания Ермака. И уже к 1897 году, когда состоялась первая всероссийская перепись населения доля русского населения на пространствах Сибири и Дальнего Востока составляла около 80 процентов. Об активном взаимодействии русских с коренным населением данной области, основанном на взаимовыгодном сотрудничестве (отличном от территориальных завоеваний Америки, сопровождающихся уничтожением аборигенов почти в пятьдесят раз) свидетельствует тот факт, что в Сибири прирост населения (исконно проживающего на данных территориях) составил порядка 400 процентов.

Освоение этой богатой природными ресурсами территории укрепило позиции Московского государства, способствовало его утверждению в качестве многонациональной державы, в которой в процессе многовекового этнокультурного взаимодействия азиаты русифицировались, а русские вобрали в себя многие азиатские черты, сформировав тем самым новое национальное образование. Что касается геополитических последствий такого продвижение России за Урал, то можно говорить о том, что данное поступательное движение на Восток явилось событием всемирного значения, усиливающего Россию в отношениях с Западом, а, кроме того, укрепившую ее миссию в качестве связующего звена, «моста», соединяющего различные цивилизации. «Даже при гипотетическом обсуждении возможных альтернатив развития России невозможно отвлечься от фундаментального факта целостности и качественной определенности ее территории. Невозможно обсуждать вопрос о том, чем могла бы быть Россия, если бы ее национально-государственная территория замыкалась Уральскими горами, поскольку исторический путь России, как и сама возможность ее государственного существования, ее влияние на мировые процессы, неразрывно связаны с ее выходом на просторы Азии, с ее продолжением в Азии, достигающим берегов Тихого океана» [1].

В этом смысле можно во многом согласиться с тем, что «только невежество или корысть способны заслонить тот несомненный исторический факт, что именно освоение азиатских территорий позволило Московской Руси в XVI-XVII веках не оказаться вытесненной на периферию мирового развития. И движение России в Азию не было ни цепью произвольных решений власти, ни стихийным «расползанием» национальной территории…» [5].

Таким образом, можно констатировать, что в представлениях теоретиков евразийства, территория России-Евразии являет собой завершенную географическую и этническую целостность, имеющую отличительные особенности, как от своего западного соседа – Европы, так и от восточного – Азии. И «сама природа указывает народам, обитающим на территории Евразии, необходимость объединиться в одно государство и создавать свои национальные культуры в совместной работе друг с другом. Государственное объединение Евразии было впервые осуществлено туранцами в лице Чингисхана, и носителями общеевразийской государственности сначала были туранские кочевники. Затем, в связи с вырождением государственного пафоса этих туранцев и с ростом национально-религиозного подъема русского племени, общеевразийская государственность из рук туранцев перешла к русским, которые сделались ее преемниками и носителями. Россия-Евразия получила полную возможность стать самодовлеющей культурной, политической и экономической областью и развивать своеобразную евразийскую культуру» [25].

В этой связи русская культура обладает особым свойством – бинарностью; более того – параллельностью (по словам П.А. Флоренского – «антиномичностью»), которую вслед за Н.А. Бердяевым можно объяснить особенным характером российской цивилизации: «противоречивость и сложность русской души может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский. Россия есть целая часть света, огромный восток-запад, она соединяет два мира» [3].

Большое значение для формирования российской культуры, характерных только для нее особенных черт, имеет атмосфера, в которой Россия была вынуждена находиться веками – постоянная борьба и война, и именно это, по мнению евразийцев, привело к формированию культурного мироощущения русского человека, из которого в дальнейшем выросла централизованная государственная система, объединившая 1/6 часть суши планеты – Евразию. Сама же система государственности без наличия согласия в гражданском обществе, без постоянного поиска этого согласия была бы просто невозможна.

Говоря о социокультурной составляющей евразийской теории, особое внимание необходимо обратить на вопрос, к которому обращались основатели евразийства при построении собственной теории, о русском языке, как самом устойчивом признаке нации, самом значительном и стабильном компоненте национальной культуры. Ведь язык можно назвать зеркалом культуры, в котором отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей. Но язык – это еще и орудие, инструмент культуры. Он формирует личность человека, носителя языка через заложенные в языке видение мира, менталитет, отношение к людям. Национальный менталитет уже содержится в языке. Когда человек появляется на свет, концепты культуры страны, в которой он живет, закладываются в нем и воспринимаются им непроизвольно. В этом заключается огромный герменевтический смысл евразийского учения. При этом русский язык, его формирование и развитие существенно отличается от других языков. На протяжении всей своей истории русский язык постоянно соприкасается с языками других культур, усваивая влияние совершенно противоположных сторон. И именно русский язык замечательным образом способен показать нам особенности русской культуры как самобытной, евразийской культуры «Срединной Империи». И собственно потому русский язык фактически является, и будет являться орудием культурного, политического и делового общения между народами России-Евразии, что обеспечивает необходимое в условиях такого государства, как Россия, культурное единство, как основу политического сосуществования людей.

Культурное единство российского народа необходимо, неразрывно и органично связано с единым сильным государством: «Государство в таком большом и многонациональном культурном целом, как Евразия – Россия, может быть или только сильным, или совсем не быть» [14]. При этом евразийцы особенно подчеркивали, что в России-Евразии нет примата одной культуры над другой, господства одного над другими, так как это единое целое. Однако, евразийцы подчеркивали, что государство вторично по отношению к культуре, а именно является некоторой формой ее бытия и потому не должно каким бы то ни было образом стеснять ее свободное развитие, но только, в качестве носителя народной воли, направлять ее развитие в соответствии с господствующей идеей, которая «устанавливает основные принципы и задания культуры и ставит их в связь с переживаемым культурным моментом, являясь, таким образом, необходимой базой, на которой производится конкретная государственная работа, и которая сама должна и может служить основанием для индивидуальных построений» [14]. Таким образом, культура, в понимании евразийцев, действительно является основой политики, первична по отношению к ней.

И в этой связи предлагается новый подход к исследованию политики, при котором философы, культурологи, историки, лингвисты, богословы, политологи, работая в одной команде, обеспечивают методологическую возможность «панорамного мышления» как альтернативы технократическим, структуралистским, бихевиористским и прочим постмодернистским подходам к политике.

Подобная модель комплексного, междисциплинарного подхода и анализ ее основных положений позволяет современной политической науке и политической практике вырабатывать способности «панорамного мышления». Последнее - эвристическая предпосылка эффективной политики в условиях современной России, вынужденной отвечать на очередной исторический глобальный «вызов». По мнению идеологов евразийства, в основе такого всестороннего, комплексного исследования политического бытия («панорамного мышления») должны лежать культурные, личностные измерения мира политического, без которых политика, по утверждению евразийцев, теряет смысл и содержание. В этой связи евразийцы формулируют свое понимание модернизационных процессов не как ломки «старого», «отжившего» и построения «нового» по извне данному образцу, а как развитие традиций, составляющих культурно-цивилизационную матрицу общества, что предопределяет успех любой модернизации. В противном случае неизбежен конфликт модернизационного проекта с «цивилизационной матрицей», вырастающий в борьбу на уничтожение самих основ цивилизации и культуры. Оценивая в этом смысле навязываемую современной России западническую модернизационную стратегию, можно констатировать, что вестернизация предопределяет цивилизационную и культурную отсталость России от стран Запада, о чем в свое время писал евразиец Н.С. Трубецкой: «Отсталость – это роковой закон народов, которые вступают на путь европеизации» [24].

Литература

1. Азиатская Россия в геополитической цивилизационной динамике

ХVI-XX веков. Под ред. Алексеева В., 2004.

2. Бачинин В.А. Крест и маятник – символы евразийства российских субцивилизаций // Социальная аналитика ритма. Сборник материалов конференции. СПб, 2001. С. 24.

3. Бердяев Н. Русская идея. М., 1990. С. 44.

4. Вилента И.В. Концепция истории России в научном наследии евразийцев. Автореф. канд. дисс. М., 1996.

5. Восточный свет, М., 2005, №2. С.82.

6. Гумилев Л.Н. Историко-философские сочинения князя Н.С. Трубецкого (заметки последнего евразийца) // Трубецкой Н.С. История, культура, язык. М., 1995. С. 31

7. Достоевский Ф.М. Дневник писателя // Ф.М. Достоевский. Полн. собр. соч. Т. 27. Л., 1984. С. 32, 33, 35.

8. Евразийство как явление российской политической культуры (дисс. канд. полит. наук), Уссурийск, 2001.

9. Евразийство в современных исследованиях, философские аспекты (дисс. канд. филос. наук), М., 2002.

10. Евразийство как идейно-политическое течение в России в ХХ веке (дисс. канд. ист. наук), М., 2004.

11. Евразийская идея и проблема самоидентификации России (дисс. д-ра филос. наук), Волгоград, 2003.

12. Евразийская хроника. Вып. 5. Париж, 1926. С. 73

13. Карсавин Л.П. Основы политики // Мысли о России. Тверь. 1992. С.38.

14. Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. М.. 1991. С. 34

15. Концепция евразийства в России: истоки и современность (дисс. канд. полит.наук), М., 1997.

16. Ностальгические люди (Интервью с А.С. Панариным) // Логика метаисторического времени, сб. статей, посвященных памяти А.С. Панарина. М., 2004. С.16.

17. Панарин А.С., Рябов А.В. «Атлантизм и евразийство: Два сценария для России» // Россия: Опыт национально-государственной идеологии / В.В. Ильин, А.С. Панарин, А.В. Рябов; под ред. В.В. Ильина. – М.: Изд. МГУ, 1994. С.113-217.

18. Пащенко В.Я. Идеология евразийства. М., 2000. С. 229.

19. Полякова Н.Л. ХХ век в социологических теориях общества. М., 2004. С. 356.

20. Савицкий П.Н. Евразийство // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993. С. 99.

21. Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 110.

22. Социально-философские основания евразийской парадигмы (дисс. канд.филос. наук), Владивосток, 2005.

23. Трубецкой Н. Европа и человечество // Трубецкой Н. История. Культура.

Язык. М., 1995. С. 94.

24.Трубецкой Н.С. Мы и другие // Россия между Европой и Азией: евразийский

соблазн. М., 1993. С.65.

25. Трубецкой Н.С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока //

Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С.57.

26. Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре // Россия между

Европой и Азией: евразийский соблазн. М., 1993. С С. 58-59.

27. Формирование концепции государства во взглядах евразийцев: 1920-30-е гг. (дисс. канд. ист. наук), Тверь, 2004.

28. Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С.146.

29. Хорунжий С.С. Карсавин, евразийство и В.К.П. // Вопросы философии. 1992. №2. С. 78-84.

30. Bassin M. Russia between Europe and Asia: The Ideological Construction of Geographical Space // Slavic Review. Vol. 50. No. 1

31. Ignatov A. Der “Eurasismus” und die Suche nach einer neuen russischen Kulturidentität: Die Neubeleburg des “Evrazijistvo” // Mythos. Köln, 1992.

32. Halperin Ch. Russia and the Steppe: George Vernadsky and Eurasianism // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. 1985. Bd. 36. S. 98.

33. Luks L. Die Ideologie der Eurasier im Zeitgeschichtlichen Zusammenhang // Jahrbǖcher fǖr Geschichte Osteuropas 1986.

34. Riasanovsky N. V. Assia Through Russian Eyes // Russia and Asia. Ed. by W. S. Vucinich. Stanford, 1972, Riasanovsky N. V. Prince N. S. Trubetskoy’s “Europe and Mankind” // Jahrbǖcher fǖr Geschichte Osteuropas. 1964. Bd. 12.