Филологические науки / 1. Методика  преподавания языка и литературы

Магистрант 2 курса Крылова Е.В.

Северо-Казахстанский государственный университет им. М.Козыбаева, Казахстан

ВЗГЛЯД «ИЗНУТРИ» НА СИБИРЬ ПИСАТЕЛЯ-СИБИРЯКА Н.А. ПОЛЕВОГО В РОМАНТИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ «СОХАТЫЙ»

Сегодня споры вокруг понятия «сибирский текст» улеглись, и пришло осознание того, что его феномен заключается в бинарной взаимосвязи двух культур: сибирской и общерусской. Глубоко и лаконично высказался по этому поводу профессор А.С. Янушкевич: «Два взгляда на Сибирь (извне и изнутри) – органическое целое сибирского текста» [1]. Внутренний взгляд писателя, рожденного в Сибири, позволял раскрыть в ней то, что не могли уловить и увидеть в ней другие. Особое место среди талантливых сибирских писателей первой половины XIX века занимает личность Николая Алексеевича Полевого, выдающегося деятеля русской культуры, писателя-романтика, журналиста и историка.

Поэты и писатели-романтики 20-30 годов XIX века внесли свой вклад в ментальную составляющую концепта «Сибирь». Романтизм Полевого всегда был наполнен патриотическим чувством к России и родному Иркутску. Писатель раскрыл душу и сердце этого края, ту внутреннюю красоту, которую мог увидеть лишь тот, кто рожден и болен Сибирью. Она возникала в его произведениях и статьях совершенно «неожиданно среди материала, посвященного совсем другим краям отечества, часто как повод для сравнения в пользу нравственной чистоты и благородства сибиряков» [579]. Иркутск – особый сибирский город, который уже с конца XVII века был крупным морским центром России. Здесь находилось российское восточное Адмиралтейство.

В 1830 году писатель опубликовал повесть «Сохатый», посвящённую Сибири конца XVIII века и малой родине писателя. Она открывалась главою «Сибирь», которую без преувеличения можно назвать авторским гимном Сибири. Последующие главы знакомят читателя с историей двух влюбленных, судьба которых свела с благородным сибирским разбойником, чьё имя сохранила народная память.

В памяти писателя сибирская земля запомнилась в потоке солнечного света, в золотистой синеве и зелени её водного пространства. Оно вызывает у автора чувство восторга: «великолепно восходило солнце и золотило лучами своими синие воды Ангары и зеленые берега Иркута…» [2]. Цветовая палитра морского локуса наполнена гармонией и благодатью природного бытия. Водное пространство рек и само Адмиралтейство, воспетое им, создают новый образ – Сибири морской.

Каждая река Сибири – это её внутренне море. Характер сибирских рек отличается от спокойных равнинных рек европейской части России. Они бурные и стремительные. Интересно, что этимология сибирских рек имеет общую смысловую доминанту, вбирающую сему большой воды, ее масштаб и глубину. Даже топоним «Байкал», имея разные варианты толкований, тоже содержит в себе сему большой воды: Байгъал (якут.) – «большая глубокая вода», «море»; Байгаал-Далай – «природное море».

Сибирь Полевого – это «мир очарования» [3]. Его память хранит её в сенсорных пространствах, заполненных светом и цветом, запахами и вкусами, звуками и ощущениями природного мира здешних мест. Вертикаль сибирского пространства вбирает в себя гигантские кедры, горные хребты, небо в золоте солнца. Горизонталь пространства охватывает «необозримые степи», «безмолвные пустыни» и «безмерные сибирские реки». Пространственно-временной континуум природного мира Сибири находится в гармонии. Все выделенные эпитеты подчеркивают не только величие и масштаб сибирского пространства, но и позволяют увидеть её вселенское начало.

Писатель признавался, что видел на своем веку природную красоту других краев России: вершин Урала и Кавказа, степей Тавриды и пашен Украины, берегов Азовского и Балтийского морей. Но красота эта не вызвала в нем такого ликования чувств, какое испытал он от величественной и могучей природы родной Сибири: «нигде уже не волновалась так душа моя, не билось так сильно сердце мое, не горела так пламенно голова моя, как там, в дикой моей родине» [3]. Повторяющееся местоимение «моё» усиливает авторскую градацию нарастающего эмоционального миропереживания. Сибирь Полевого – неповторимая вселенная.

Отчий край предстаёт в воспоминаниях автора как неисчерпаемая кладовая, «богатая золотом, дремучими лесами, морозами и дивными явлениями природы» [3]. Сибирь Полевого – это и «золотое дно» [3]. Используемое писателем словосочетание «золотое дно» означает в русском языке «доходное дело», «богатое место». Однако его семантический смысл выходит у автора за рамки очерченного и обладает широким контекстом, связанным с золотом сердец и душ сибирского народа. Данное выражение становится авторской метафорической номинацией Сибири.

Приняла душою Сибирь и героиня повести Амалия – племянница иркутского коменданта. Обладая романтическим мироощущением, героиня без сожаления оставила солнечный и вечно цветущий Крым. Его утомленный солнцем пейзаж не вызвал у неё сильных впечатлений и чувств. Автор не дает в повести описания крымского пейзажа, но можно перечислить его ключевые природные локусы. Крым – это бескрайняя равнина, поперёк которой располагались горы, сглаженные временем. «Мягкая лепка гор, ясность очертаний, приближенность далей, солнечная прозрачность воздуха придает Крыму классичность», - отмечал исследователь пейзажа М.Н. Эпштейн [4]. Известно, что классическое бытие природы противоположно романтическому с его таинственностью, отчетливостью и осязаемостью.

Сибирь, находящаяся «на краю света, в глуши Азии», пленила Амалию [3]. Сибирские ландшафтные и климатические контрасты волновали её взор и сердце. Она почувствовала, что её «душа ожила в Сибири» [3]. Именно здесь героиня обретает большую и настоящую любовь.

В последующих главах автор знакомит с образом острожной Сибири. В общественном сознании Сибирь воспринимается «местом наказания» [3]. Полевой убеждён, что Сибирь – это не место, «где сбираются пороки и преступления» из всей России [3]. Писатель отмечает целительную силу этой земли: «изгнанники же в Сибири часто становятся добрыми гражданами» [3]. Это утверждение высказано писателем задолго до появления «Мертвого дома» Ф.М. Достоевского и «Воскресения» Л.Н.Толстого. Сибирь учила и в преступнике видеть человека.

Сибирские предания хранят имена двух благородных разбойников – Бузы и Сохатого. История первого подкупает благородством поступка к ближнему человеку. Он добровольно пошел этапом в Сибирь, узнав, что туда сослана его жена. Прозвище Буза дана герою не случайно. На Руси бузой называли не только шумный беспорядок, скандал, но и русское боевое искусство, основанное на традиции деревенских кулачных боёв. Это был непревзойденный по силе, стойкости и смекалке человек. Народное поверье мифологизировало его образ, наделив силами тайными: умением заговаривать ружья и пули, скрываться под водой, когда за лодкой его начиналась погоня. Миф рассеялся, как только деревянная стрела бурята лишила его жизни.

Судьба второго разбойника до ссылки в Сибирь осталась никому неизвестной. Народная молва утверждала, что Сохатый пришёл из пермских лесов и на душе его много кровавых дел. Это был человек богатырского склада, которого не могли удержать тюремные цепи и замки. Писатель дает краткое лаконичное описание портрета разбойника: «черная густая борода, всклоченные волосы и великанский рост» [3]. В этом описании ключевой деталью, поражающей и изумляющей окружающих, является его исполинский рост героя, которым он отличался его от здешних жителей. Пермяк-исполин не случайно стал атаманом шайки разбойников. Он напоминает могучего и матерого лося из дремучих пермских лесов, идущего напролом.

Впервые его, полуживого и закованного в телеге, увидели у комендантского дома молодой Флахсман офицер и Амалия. Несчастный высохшим горлом умолял дать глоток воды, он умирал от жажды [3]. Злорадством и издевательским смехом отвечала толпа на мольбу. Только кроткая Амалии, обладая «сердцем великана», понимала страдания отверженного разбойника – великана. Она была убеждена, что «и в злодейской душе всегда остается след Божьего образа, и среди ночной тьмы светят звезды, хотя и нет солнца» [3]. Антитеза «злодейская душа» и «след Божьего образа» высвечивает внутреннюю борьбу, которая идет между Сохатым-разбойником и Сохатым-жертвой правосудия. Герой не может смириться с лютостью пыток беглых бродяг. Казаки поджигали тайгу, чтобы пеклом огня вызволить прячущихся разбойников.

Судьбоносной стала для Сохатого вторая встреча с Флахсманом. Атаман проявил благородство по отношению к офицеру, назвав ему имя истинного убийцы священника. Во время их спора о Божьем суде Флахсман говорит о том, что грех – дело человеческое, но упорствование во грехе – дело дьявольское. Проникнутый этой мыслью, Сохатый признается, что он уже устал разбойничать. Проснувшееся в герое чувство совести и раскаяния свидетельствует о том, что процесс его духовного воскресения уже начался. Не с каждым разбойником может произойти такая духовная метаморфоза, как с Сохатым. Бродяжничество и разбой не смогли задушить в нем совесть и сострадание. Он вернется в Иркутский острог и понесет наказание за все преступления. Для Сохатого Сибирь стала местом очищения от преступной скверны и местом будущего духовного перерождения.

Таким образом, взгляд писателя «изнутри» позволил увидеть новые грани Сибири. Полевой раскрыл душу и сердце этого края, ее внутреннюю красоту. Поэтому она для него и «золотое дно», и вселенная, и историко-культурное пространство, которое сформировало особую породу людей с богатым ценностно-духовным потенциалом.

Литература:

1. Янушкевич А.С. «Ермаков сюжет» в русской литературе 1820-1830-х годов // Мотивы и сюжеты русской литературы. Томск, 1997. - С. 40-48

2. Азадовский М.К. Очерки литературы и культуры Сибири. - Иркутск, 1947

3. Полевой Н.А. «Сохатый» http://fb2books.net/read/47136-sokhatyj.html

4. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной…». Система пейзажных образов в русской поэзии. — М.: Высшая школа, 1990. — 304 с.