Филологические науки / Язык, речь, речевая коммуникация

Д.ф.н. Рогожникова Т.П.

Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского

ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ В ДИСКУРСИВНОЙ ПАРАДИГМЕ: К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ

В современных отечественных гуманитарных исследованиях текст становится актуальным объектом анализа не как статичная единица языковой (или какой-либо другой) системы, а как динамичный процесс и в момент порождения, и в момент перцепции [Конявская 2002: 149]. Явившееся следствием развития когнитивной лингвистики понимание процессной организации дискурса, то есть того, что дискурс является воплощением речевой деятельности, позволяет исследователям ввести в современную научную парадигму термин дискурс применительно к деловым памятникам. Мир как совокупность дискурсов включает в себя и такой модусный дискурс, в основе которого лежит ценностное сознание, как аксиологический политический и правовой, административный, деловой, теория которого является одним из активно развивающихся направлений лингвистики. Вспомним в этой связи рассуждения М. М. Бахтина о памятниках деловой письменности, традиционное изучение которых как “мертвых текстов” противоречит самой сути создания письменного документа — памятника, который “продолжает труд предшественников, полемизирует с ними, ждет активного, отвечающего понимания, предвосхищает его и т.п. Всякий памятник есть реально неотделимая часть или науки, или литературы, или политической жизни. Памятник как всякое монологическое высказывание установлен на то, что его будут воспринимать в контексте <...>, т.е. в становлении той идеологической сферы, неотрывным элементом которой он является” [Бахтин 2000: 408]

Таким образом, “дискурсное” обращение к памятникам местной деловой письменности, воспринимаемым в качестве фрагмента общегосударственной системы делопроизводства, перспективно для решения многих задач, и одна из важнейших на современном этапе гуманитарных исследований может быть последовательно сформулирована следующим образом: применяя принципы лингвистического анализа текста к документу, воспринимаемому и как отдельный законченный, цельный связный текст, и как фрагмент “сверхтекста” (в отношении к жанровому образцу), и как элемент документооборота (ср.: первичный, вторичный и т.д. тексты, предназначенные для свертывания и хранения информации), определить лингвистические средства представления информации, актуальной на момент создания документа.

Изучение локально привязанных текстов делового содержания имеет значение для создания объективной картины состояния языка на периферии. Эти тексты отражают различные сферы человеческой деятельности, от общегосударственных до частно-бытовых. Изучая тексты XIX века, хранящиеся в Омском областном архиве, можно заметить, что материалы делового содержания неравноценны по лингвистической содержательности. Все они могут служить источником изучения развития приказного языка.

Интерес к региональным документам XIX века не случаен. Именно в XIX веке Омск стал политически и экономически развитым городом. До проведения железной дороги это был тихий получиновничий и полувоенный город с несколькими учебными заведениями. Промышленность отсутствовала, торговля носила местный характер. Кредитных учреждений почти не существовало, а существовавшие имели самые незначительные обороты. Строительство дороги сделало Омск значительным торговым пунктом. Появились новые люди, привезшие новые знания, новые промыслы, новые капиталы. Одно за другим открываются кредитные учреждения, торговые предприятия. Сибирский банк, пионер банковского дела в Сибири, Волжско-Камский, Русско-Китайский и Торгово-Промышленный. Занимая положение центрального рынка для Степного края, с одной стороны, и Барабинской и отчасти Кулундинской степи – с другой, Омск быстро сделался центром значительной торговли маслом и жировыми товарами. По количеству скупаемого и экспортируемого масла, идущего за границу, Омск не имел соперников. Таким образом, с начала XIX века памятники деловой письменности Омского градоуправления характеризуются, прежде всего, тем, что они создавались в период культурного расцвета города. Купцы, ремесленники, просветители, врачи, градостроители вносили живой колорит в речь горожан.

Источники богато представляют различные пласты лексики. Прежде всего, это канцелярские, судебные, административные, торговые, сельскохозяйственные термины. Также деловая письменность позволяет проследить процесс формирования собственно русской терминологии и влияние на нее иностранных заимствований и диалектной лексики.

Приказной язык региональных документов второй половины XIX – начала XX века представляет двухслойное соединение стилистически специфических языковых элементов (соединение штампов делового языка с отражением обиходно-разговорной речи).

Жанры деловой письменности второй половины XIX века – начала XX века достаточно разнообразны. Самыми многочисленными являются указы, приказы, рапорты, доношения, деловое письмо. Рассматривая приказы Омского городского полицейского управления Губернаторам, градоначальникам и Варшавскому Обер-полицмейстеру о розыске, отмечаем, что они имеют строгую композицию, характерную для каждой части документа. Пример начальной клаузулы, характерной для всех этих приказов: Подлежащий безвовзратной высылкэ за границу ‹греческiй› подданный ‹ › неизвэстно куда скрылся изъ города ‹ ›. Далее следует основная часть, в которой излагается содержание приказа.

Лингвистический анализ текста документа, направленный на обнаружение “каузально обусловленной” лингвистической составляющей документа, зависим, таким образом, от требований трафарета (формуляра), на следование которому при составлении конкретного документа влияла канцелярская выучка писавшего; от “возраста” того или иного жанра документа в системе делопроизводства; от личных особенностей писавшего; но в первую очередь от цели, “ввиду которой акт составлен”, определяющей, как считал А. С. Лаппо-Данилевский, “то, а не иное соотношение его элементов”, и от “интереса, удовлетворению которого он служит” [Лаппо-Данилевский 1920: 164]. Как показывает анализ, варьирование (фонетико-орфографическое и морфонологическое) представлено в приказах крайне редко. Это зависело от того, какой делопроизводитель оформлял документ: примэты слэдующjу - примэты слэдующiя, глаза карiе - галаза карiе, роста средняго - росат средняго. Выявлены терминологические синтаксические сочетания, функционирующие как словесные формулы: Подлежащий безвовзратной высылкэ, сдэлать распоряженiе, в прэдэлахъ ввэранной Вамъ мэстности, своевременно войти Въ вношенiе. В плане изучения морфологического строя русского языка можно отметить оправданно широкое употребление причастий совершенного и несовершенного вида (эта тенденция прослеживается и в современном языке приказов)

В делопроизводстве этого периода прослеживается четкая система регламентации характера слушания, исполнения и записи дела. Развитие местного «подьяческого» языка постепенно приостанавливается: его эволюция далее происходит в рамках канцелярской разновидности и государственно-делового обихода. «Государственная словесность» активнее внедряется в систему формирующегося литературного языка нового времени [Зиновьева 2001: 391—393]. Усиливается различие между нормами делового текста и разговорной речью. Сближение (в ряде случаев — нивелировка) местных деловых традиций с официальными, их подчинение стилю и языку центральных учреждений способствует утверждению единых канцелярских норм утилитарного текста.

ЛИТЕРАТУРА

Бахтин М. М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка: Статьи. М., 2000.

Зиновьева Е. И. Языковая картина мира и инвариантная часть национального русского языка // Русский язык на рубеже тысячелетий. Материалы Всерос. конф. 26—27 октября 2000 г.: В 3-х т. Т. 2. Динамика синхронии. Описание русского языка как этнокультурного феномена. Язык художественной литературы. СПб., 2001.

Конявская С. В. Древнерусская словесность и понятие дискурса // Аванесовские чтения. Междунар. науч. конф., 14—15 февраля 2002 г. Тезисы докл. М., 2002.

Лаппо-Данилевский А. С. Очерк дипломатики частных актов: Лекции, читанные слушателям “Архивных курсов” при Петроградском Археографическом Институте в 1918 г. Пг., 1920.