К. филол. н. Абузова Н.Ю.

Алтайская государственная педагогическая академия, Россия

МОДЕЛЬ ВРЕМЕНИ В ЛИРИКЕ А. ТАРКОВСКОГО

Модель мира в стихотворениях А. Тарковского, по замечаниям исследователей, тяготеет к классической: ветвь, к которой принадлежит Тарковский, «замыкается» в «неоклассике» 20-х годов ХХ века (В. Кожинов). Следует отметить, что «неоклассика» предполагает культивирование классических мотивов, сюжетов, мифов, имен. По мнению исследователя, «неоклассика» - «сплав» заведомо несовместимых тенденций – современных и классических. Среди поэтических пристрастий Тарковского выделяются В. Ходасевич и Г. Шенгели, творческим требованием которых было следование традиции от античности до Пушкина. В лирике поэта сформировано отношение к категории времени как форме восприятия мира, когда время обретает характеристику лично переживаемого. Тарковский принимает обращение ко множеству традиций как специфический способ художественного создания модели мира. Следованием традиции определяется специфика поэтической картины мира Тарковского: слияние натурфилософии и романтизма; романтическое начало проявляется гораздо сильнее натурфилософского, доминирует над ним и побеждает [Чаплыгина]. «Неоромантизм» определяет острый интерес поэта к проблеме взаимодействия человека и времени. Стремление восстановить «распавшуюся связь времен» побуждает художника творчески экспериментировать с временными моделями, создавая неповторимую модель мироздания и онтологию. Уже в раннем творчестве поэта определяется ядерная временнáя модель, которая и развивается в дальнейшем.

Ю.М. Лотман, говоря о модели мира, отмечает, что «проблема времени связана с двумя вопросами: памятью и реальностью. Реальность человека – в его способности помнить. Там, где нет памяти, нет и времени» [Лотман, 190]. У Тарковского время и память/воспоминания взаимосвязаны, и основа временных моделей определяется данными доминантами: воспоминания о детстве и юности, душевный опыт военной поры и мирных дней, обращение к лично значимым культурным реалиям.

Рефлексия времени лирическим субъектом Тарковского отчетливо выражена, герой остро чувствует себя существующим – мир открыт в пространстве и времени: прошлое – «кожа вчерашнего дня», будущее – «я читаю страницы неписаных книг» [Тарковский, 1, 73]. Так, в модели мира в раннем стихотворении Тарковского «Перед листопадом» (1929) проявляется классическое мировидение – человек приобщен к бытию, его частная жизнь соотнесена с бытием природы, которое окончательно, сформировано и неколебимо. Время жизни человека вплетено в общий круговорот природного времени, при этом автор не абсолютизирует общие бытийные начала, а обращается к тем, которые связаны и созвучны с его жизнью. Поэтому основные приоритеты в модели мира – мгновение перехода природы от лета к осени - коррелируют переход лирического субъекта из одного состояния в другое – от единства к одиночеству. Так, лирический субъект переживает мир и свое состояние «накануне»: «Выпало лето холодной иголкой / <…> / И запропало…». Возникает образ времени – «холодная иголка». Истекшее время завершившегося лета позиционируется как «малость»: «Все разошлись <…> / <…> /Вот и осталась мне самая малость / Шороха осени в доме моем» [Тарковский, 27]. Причастность человека к жизни мира понуждает переживать мир как понятный, доступный познанию. Мир автоматически явлен как ценностная структура, в которой высочайшими ценностями являются гармония, порядок, что у Тарковского проявляется в цикличности природного времени. Лирический субъект же переживает невозвратность личного времени, поэтому намеченная в стихотворении тема одиночества акцентирует прощание с уходящим временем. Прошлое - лето – холодная иголка, потеря, запропавшая «в потемках за полкой…»; настоящее - осень – пожар за окном. Резкий переход от холода к жару – время переживается на уровне телесных ощущений. Момент исхода лета и наступления осени – природное явление – коррелирует мгновение ухода возлюбленной из жизни лирического субъекта: «Верно, еще рассыпается гравий / Под осторожным ее каблуком» [Тарковский, 1, 27]. Память и мгновение в стихотворении переживаются как равноценные для лирического субъекта – это одно из проявлений классического видения мира. Кроме того, само стихотворение – фиксация процесса аксиологической «перекодировки» мгновения в память. Бытовое обретает ценностный статус бытийного. Поэт допускает равенство личного и природного времени, закрепляя за собой линейное время, а за природой – вечность. Время в стихотворении – это прошлое (прекрасно, как лето), настоящее (уныло по ассоциации с осенью), будущее (соположено с вечностью, соотносящейся с тревожным покоем – т.е. неизвестностью) и память как результат переживания времени. Дважды повторенное в финале память латентно напоминает о том, что именно человек связует существующие порознь/несуществующие вовсе времена («Вне моего бытия и жилья…») [Тарковский, 27], и вне его памяти и чувствования время не имеет ценности: «Я Нестор, летописец мезозоя, / Времен грядущих я Иеремия. / Держа в руках часы и календарь, / Я в будущее втянут…/ <…>И прошлое кляну… » («Посредине мира», 1958) [Тарковский, 172]. Всякое событие настоящего времени сравнивается и соотносится с прежними – поэт постоянно утверждает аксиологичность категории времени. Линейную модель в творчестве Тарковского можно определить в качестве базовой, которая постоянно осложняется и дополняется элементами циклической, исторической, спиралевидной моделей.

Линейная модель проявляется в стихотворениях Тарковского, где время необратимо. Лирический же субъект ищет разрешение этой ситуации. Изначально подобное эстетическое переживание времени возрождает претекстовую ассоциацию - «время - река» - с ее пониманием времени как вечности. Так, показательно, что в стихотворениях «Река Сугаклея уходит в камыш…» (1933) и «Ялик» (1940) модель мира организована образами реки и ребенка. Оба образа несут временнόе значение: ребенок – как ушедший детский возраст, подвластный лишь воспоминаниям (идеальный локус - золотое, радужное; …всё навсегда остается таким; …качался ялик твой белый); река – в ее традиционном значении невозвратного течения времени и подверженности всего земного коррозии времен: «А где стрекоза? Улетела. А где / Кораблик? Уплыл. Где река? Утекла» [Тарковский, 31]. Финал стихотворения «Река Сугаклея уходит в камыш…» вполне аллюзионирует с державинским: «Река времен в своем стремленьи / Уносит все дела людей…». Важно, что название реки в стихотворении (СР: в других стихотворениях: Ингул, Кама) отсылает к биографии поэта, тем самым усиливая акцент личностного переживания времени и, в то же время, привнося в сферу интересов поэта историю и позволяя говорить о нумерологическом коде стихотворений Тарковского, принципиально важном для поэта на протяжении всего творчества. Метафора «время - река» в стихотворениях определяется как главная. Кроме того, в метафоре возникает собственно авторский смысл: река определяется как непреодолимая граница между временами, пространствами (отметим аналоги реки-границы у поэта: зеркало, стекло, дождь, море, глаза – всё, что воспринимается в качестве наделенных отражающей функцией) и в то же время создает непрерывность мира, его единство («люди, рыбы и камни, листва и трава» [Тарковский, 73]). Время создает формулу «вечного возвращения», маркируя пространство мира и возраст лирического субъекта: сегодняшнее и прошлое, «я» и «ребенок». В названных стихотворениях формула возвращения позволяет наблюдать метаморфозы зрения и слуха лирического субъекта: мир приближен к его глазам («покрытое радужной сеткой крыло»), ему слышно, как «звенит» крыло стрекозы, как «ветер в песке шелестит» – мир доступен чувственно-рациональному познанию. Опредмеченность мира знаменует прочность, неисчерпаемость жизни, поэтому мир переживается статичным, вечным – «И всё навсегда остается таким…». И в то же время у Тарковского временная модель отмечена экзистенциальной идеей необратимости, характерной для линейного времени. Поэтому закономерно использование поэтом отрицательных частиц: «Не качается лодочка-ялик, / Не взлетает птица-нырок», «Не хотел возвращаться домой».

Осознание линейности времени у Тарковского осложнено пониманием одновременной его цикличности и «идеей приобщения человека к надэпохальным (фундаментальным) ценностям культуры» [Хализев, 4], что находит отражение в поэтической модели мира. Тарковский «объясняет» мир посредством мифологического кода, обращаясь к сакральным временам: в его стихах возникает каталог античных мифологических имен (Кόра-Персефона, Марсий, Сократ, Прометей, «атлантова тяга»). Древние имена вновь утверждают идею причастности человека к космосу и выражают отношение поэта к времени – оно закон существования вселенной («Руки», 1960, «Только грядущее», 1960). Мифологическому коду вторит код культуры. Соответственно, время обретает новые антропоморфные образы: Гёте, Андрей Рублёв, Н. Заболоцкий («Не человек, а череп века…» [Тарковский, 97]), Марина Цветаева, Сократ, Данте, Скиапарелли, др. – в качестве лица своей эпохи («герой своего времени»). Лирический субъект обладает способностью ясно видеть былое: как «горький Игорь» «не умер в плену от печали» [Тарковский, 116], переживать время как действительность «тогда и сейчас»: «А как мы рубились на темной Каяле…» [Тарковский, 116], «знать больше мертвецов о смерти» [Тарковский, 172]. Поэт не только опредмечивает время, но и персонализует его, утверждая константные ценности. Каждое упомянутое Тарковским имя наполнено особым – родственным – смыслом: «кровная родня» (80), что поддерживает модель мира, в которой человек – «посредине мира», вокруг него закручиваются все времена: лирический субъект Тарковского имеет полную власть над временем: «Я человек, я посредине мира, / За мною мириады инфузорий, / Передо мною мириады звезд. / Я между ними лег во весь свой рост - / Два берега связующее море, / Два космоса соединивший мост» [Тарковский, 172].

Главное свойство и качество времени у Тарковского – непрерывность, при этом его границы диффузны. Воплощенное в поэтической модели мира поэта время – своеобразный палимпсест, основа которого – постоянно и присутствующая в мире вечность.

Литература:

1. Чаплыгина Т.Л. Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века: автореф. дис. канд. филол. наук / Т.Л. Чаплыгина. – Иваново, 2007. [Электронный ресурс] / Т.Л. Чаплыгина. – Режим доступа: file://localhost/C:/Documents

2. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб.: Искусство, 1996.

3. Тарковский А. Собрание сочинений: В 3-х т. Т.1.- М.: Худож. лит., 1991. – 462 с.

4. Хализев В.Е. Наследие М.М. Бахтина и классическое видение мира // Филологические науки, 1991 - № 5. С. 3 – 13.