“Филологические науки”/ 7. Язык, речь,
речевая коммуникация
Д. филолог. н. Бешукова Ф.Б., к. филолог. н. Хаткова И.Н.
Адыгейский государственный университет, Россия
Вопросы литературной коммуникации в условиях информационного общества
Переход к новой модели экономического и политического устройства общества
объективно ведет к серьезным изменениям в системе массовой коммуникации,
подсистемой которой является
литературная коммуникация. В российском обществе после 90-х годов –
периода перестройки – в связи с переходом к демократической модели и рыночной
экономике отмечаются глобальные изменения в массовом сознании, что, в первую
очередь, отображается в художественном дискурсе.
Сегодня сложность и своеобразие социокультурного пространства России
обусловлены множеством серьезных факторов как, например, столкновение влияния
художественного опыта Запада и устойчивых стереотипов массового сознания и
культурного производства эпохи социалистического реализма, еще сохранившихся у
поколения среднего возраста. Отмеченная многими зарубежными и отечественными
литературоведами эпатажность и жестокость постперестроечной литературы России
имеет свои причины,основополагающей из которых оказалась резкая ломка
стереотипов сознания при переходе от замкнутой системы – социализма – к открытому демократическому обществу.
Глобальное расширение информационного
пространства после более чем полувековой истории существования в изоляции от общемировой
культуры, когда все инакомыслящие художники либо эмигрировали, либо работали в
недрах андеграунда, не могло не наложить свой отпечаток на дискурсивные
практики постсоветской литературы.
Важнейшей
функцией литературы является роль
посредника между духовным состоянием общества и внутренним миром
личности, что позволяет включить её в общую систему информационного
пространства эпохи постмодерна.
При этом следует
понимать, что российская литературная коммуникация имеет свои специфические
черты, обусловленные
социально-историческими и культурологическими факторами: отход от литературоцентризма
эпохи социализма; наступление ситуации постмодерна вне преемственности
модернизму, который не получил развития в России в отличие от зарубежных стран
в силу исторических причин; неизжитая актуальность проблемы национальной идеи
на государственном уровне и др. – все
это привело к практике экспериментаторства, в основном нацеленного на
деконструкцию соцреалистического и классического дискурса. Почему деконструкции
в духе В. Сорокина, В. Пелевина, Т. Кибирова, Дм. Пригова и др. подверглись
реалии и ценности советского строя
вполне объяснимо – жесткая нормированность и идеологическая доминанта
соцреализма ограничивали творческую свободу художников, а социалистическая
действительность оказалась грандиозным симулякром, который при первой возможности
стал объектом постмодернистских рефлексий. Советская идеология, пресса,
статистика, литература фабриковали действительность, создавая идеальные объекты
и образы, не имеющие аналогов в действительности (причем практика создания
«симулякров» активно действовала в социалистическом государстве первично на
бытийном уровне, а затем перемещалась в мир художественный), задолго до того,
как этот прием проявился в западноевропейской и американской культурах.
Классическая
литература, как это ни парадоксально в восприятии культурного читателя, в свою
очередь, не избежала этой участи, особенно в творчестве В. Сорокина, но здесь,
скорее всего, причиной стало то, что русская классика в период вертикального/древесного развития
культуры (к этому типу относится соцкультура), устанавливающего иерархию
артефактов, объявлялась непревзойденным образцом и идеалом для подражания.
В советском
литературоведении существовали четкие установки по интерпретации того или иного
художественного текста. Резкий переход к
свободе слова и художественного творчества, а также снятие цензурных запретов
привели в 90-е годы к ситуации кризиса в литературе, искусстве и культуре в
целом: смешение стилей и норм, мировоззренческих
принципов и эстетических установок, явный конфликт интерпретаций в трактовке
одних и тех же явлений, активное проникновение в литературу табуированных тем,
лексики, оценочных суждений и мн. др.
Задачей современных
гуманитарных метатеорий является определение специфики процесса коммуникации в
постмодернистском пространстве. Важнейшими составляющими системы коммуникации
являются язык, способ трансляции информации, мировоззренческие установки,
образующие стиль культурологической парадигмы эпохи постмодернизма. Так как литература является известнейшим и влиятельным
коммуникативным каналом, то, вне всякого сомнения, сегодня, в эпоху
глобализации ее изучение является актуальнейшей проблемой.
Целью любого
сообщения, произведения, любой текстовой деятельности является процесс
коммуникации, информационного диалога между автором и адресатом. Сегодня, в
связи с разрушением советской системы
литературоцентризма, художественная словесность в России теряет ореол
элитарного вида творчества, что переводит её в систему массовой коммуникации. И
здесь возникают другие проблемы. «Вопрос
о массовой и элитарной литературе не теряет своей актуальности с начала
образования общества массового потребления на Западе, то есть с середины 50-х
годов XX века.
Современный подход, предполагающий включение
отечественной постмодернистской литературы в общее медийное пространство
культуры постмодерна, выдвигает основной вопрос – необходимость
интегрированного междисциплинарного комплексного подхода к изучению специфики
функционирования художественного текста в общекоммуникативной системе» [1].
Первая фаза
информационного общества резко актуализировала прагматическую и аксиологическую
проблематику, выдвинула трудные задачи выработки критериев знаний, выступающих
в форме оценочных утверждений, открыла неведомые ранее области
неопределенности, прежде всего в коммуникативной сфере. Д.И. Дубровский отмечал:
«Она по-новому поставила вопросы о производстве, передаче и потреблении
информации, о ее оценках, использовании в качестве фактора управления. В свете
этого обострились давние проблемы лингвистической относительности, языковых
игр, дезинформации, обмана и самообмана, манипуляций личностью и массами,
изощренной полуправды как средства защиты интересов, многие другие проблемы,
касающиеся межличностных отношений и социальных взаимодействий» [2].
Переход к
новому мышлению всегда драматичен. Э Тоффлер предсказывает информационные
войны, глобальные конфликты, парадоксы стандартов [см.: 3] и создает метафорический образ многоканальной
системы получения информации: «Информационная бомба взрывается в самой гуще
людей, осыпая нас шрапнелью образов и в корне меняя и восприятие нашего
внутреннего мира, и наше поведение. Переходя от информационного пространства
Второй волны к Третьей волне, мы изменяем свою психику.
Каждый из нас
создает ментальную модель действительности, у нас в голове существует как бы
склад образов» [4, с. 263]. Процесс,
описанный Э.Тоффлером, не приведет к глобальным социальным конфликтам при
условии, если будет осмыслен и понят, данная роль проводника информации,
несомненно, отводится средствам массовой информации, и, соответственно, –
массового воздействия и художественному творчеству. «Всякий раз, – пишет
Тоффлер, – когда в том или ином обществе доминирует единственная волна перемен,
относительно легко предвидеть структуру будущего развития. Писатели, художники,
журналисты и люди других профессий открывают “волну будущего”» [4, с. 41].
Литература:
1.
Бешукова, Ф.Б. Медиадискурс
постмодернистского литературного пространства / Ф.Б. Бешукова. – Майкоп, 2008.
– 240с.
2.
Дубровский, Д.И. В диапазоне
гуманитарного знания: сб. к 80-летию профессора М. С. Кагана / Д.И. Дубровский
// Серия «Мыслители». Вып. 4. – СПб.: Санкт – Петерб. философ. общество, 2001.
3.
Тоффлер, Э. Метаморфозы власти / Э.
Тоффлер. – М.: АСТ, 2003. – 672 с.
4.
Тоффлер, Э. Третья волна: пер. с англ. /
Э. Тоффлер. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – 781 с.