Климков О.С.

Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург

Гносеология Максима Грека

Задачей данной работы является краткое исследование гносеологических представлений мыслителя. Здесь важно сразу же подчеркнуть христоцентризм его позиции и особое вниманию к сердцу человека и его способности к высшим актам познания. Акцент на кардиогносии присущ всей восточно-христианской традиции в целом, особенно же тщательную разработку это учение получило в афонском исихазме на психологическом уровне борьбы со страстями и в паламизме – в плане его теоретического осмысления и концептуализации, как я уже писал ранее [5, с. 177]. «В средневековой литературе часто употребляется слово сердце в гносеологическом плане… особое представление о процессе познания, в котором эмоциональному началу отводится значительная, если не доминирующая по сравнению с рассудком, роль. Эта концепция, малоисследованная в нашей философской литературе, имеет немалое значение для понимания особой линии в гносеологии… В Новое время ее яркими представителями являются Паскаль и Фейербах» [1, с. 162]. Это познание совершается через любовь, осмысленную в качестве главной связующей силы всего мироздания. Так гносеология смыкается с этикой и аскетикой [3, с. 11]. В данном пункте можно усмотреть непосредственную связь и преемственность воззрений Максима с исихазмом, придающем важнейшее значение безмолвию – исихии [4, с. 14]. Хотя мы не найдем в писаниях Максима упоминания имени Григория Паламы или ссылок на исихастские споры, бушевавшие в Византии незадолго до этого, можно быть уверенным, что Грек в полной мере впитал в себя дух этого духовно-мистического движения, нацеленного на познание глубин человеческого сердца, в лоне которого была проделана гигантская многовековая работа по разработке соответствующей духовной практики. Об этом также свидетельствует факт принадлежности философа и монаха к партии нестяжателей, вдохновлявшейся идеалами подлинно монашеской жизни, целью которой призвано быть богопознание, осуществляемое в тишине и свободе от стяжания мирских благ. «В этих условиях получает особый гносеологический и социальный смысл безмолвие. Афонец пишет, что нужно «молчание любити», «сокрывать в мысли своей» самые заветные думы, но «делом всегда исполняеши та прилежно» [1, с. 164]. «Непосредственно к нестяжателям примыкал знаменитый Максим Грек, оказавший большое влияние на многих восточнославянских книжников XVI-XVII вв. … На его долю выпали тяжелые испытания: он во всем разделил участь гонимых нестяжателей… Созданное им огромное литературное наследие доставило ему широчайшую известность в славянском мире, вошло в золотой фонд русской духовной культуры» [2, с. 63]. «Призывая монахов отложить «дела тьмы», – пишет Замалеев, – т.е. «всяко преслушание и преступление божественных заповедей», он выдвигал в качестве моральной альтернативы учение о «четырех добродетелях» - мужестве, целомудрии, надежде и любви. Их исполнение предполагало исключительное сосредоточение на божественном, аскетическое самоограничение. В философском плане наибольший интерес представляют рассуждения Максима о мужестве. Эту добродетель он связывал прежде всего с присущей человеку свободой воли. … Для Максима мужество сопряжено с выбором, который определяется свободой воли. Но чтобы этот выбор не склонился в сторону греха, свобода воли нуждается в опоре на «богодарованную философию», веру. Ее он отличал от «внешнего диалектического ведения», разума. … И все же, несмотря на свою мистическую ортодоксальность, святогорский старец не отвергал «внешние учительствы» - мирские знания, философию; напротив, он призывал «умудрится всяким разумом и ведением и священною премудростию», всему отводя свой предел, свое место в иерархии духовных ценностей» [2, с. 64]. Однако же человеческое познание, как свидетельствует христианское учение, не всесильно, ибо радикально повреждены ум и душа человека. Катастрофа премирного грехопадения закрыла путь к созерцанию глубин бытия неочищенному сердцу. В «Беседе души с умом, в вопросах и ответах, о том, откуда рождаются в нас страсти» Максим Грек следующим образом пытается осмыслить нынешнее состояние человечества: «Прародители наши, по причине несовершенства разума… лишились блаженства и божественного пребывания в раю. Лишившись же прежнего божественного просвещения и подвергшись немедленно внутренней смерти, они прежде всего приняли в себя два наиболее вредных душевных недуга: забвение и неведение, от которых страшно повредились их умные очи, и они сделались вместилищем многообразных страстей» [8, с. 40]. Отсюда произрастает возможность различной направленности познающей способности человека или, как говорил Григорий Палама, теория двойственной истины [7, с. 5].

Список литературы.

1. Громов М.Н. Максим Грек. – М.: Мысль, 1983. – 199 с.

2. Замалеев А.Ф. Лекции по истории русской философии (XI-XX вв.). Изд. 3-е, доп. и перер. – СПб.: ИТД «Летний сад», 2001. – 386 с.

3. Климков О.С. Боговидение и апофатическая теология в диспуте Паламы с Варлаамом // Философия и культура. 2017. № 4. С. 1-19. DOI: 10.7256/2454-0757.2017.4.22957. URL: http://e-notabene.ru/pfk/article_22957.html

4. Климков О.С. Исихия и философия в доктрине Григория Паламы // Философская мысль. 2017. № 5. С. 14-30. DOI: 10.7256/2409-8728.2017.5.22444. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_22444.html

5. Климков О.С. Проблема телесности в антропологии исихазма // Новые идеи в философии. 1998. № 7. С. 176-178.

6. Климков О.С. Рецепция византийско-афонского исихазма в учении Нила Сорского // Философия и культура. 2017. № 8. С. 49-61. DOI: 10.7256/2454-0757.2017.8.23887. URL: http://e-notabene.ru/pfk/article_23887.html

7. Климков О.С. Теория двойственной истины и проблема бесстрастия в исихастской полемике // Философская мысль. 2017. № 6. С. 1-18. DOI: 10.25136/2409-8728.2017.6.23163. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_23163.html

8. Максим Грек. Слова и поучения. / Предисл., сост. и коммент. проф. А.Ф. Замалеева. – СПб.: Изд. «Тропа Троянова», 2007. – 374 с.