К.и.н. Шушканова Е.А.

Сибирский государственный аэрокосмический университет, Россия

К вопросу о трактовке крепостного права в России

В настоящее время институт крепостного права в истории России трактуется в литературе по большей части, как абсолютное зло. Не последнюю роль в этом сыграла советская историография, в которой неизменно присутствовал тезис о глубочайшей несправедливости крепостной системы и прямо проистекающих из неё российских революций. Однако представляется, что такая трактовка означает отступление от принципа историзма, когда оценка крепостничества осуществляется исключительно с классовых позиций: либо марксистского, либо современного либерального мировоззрения.

Само прикрепление к земле не являлось чем-то экстраординарным в средние века, когда уровень социальной мобильности был не высоким. А в России, кроме того, корпоративные отношения были средством социальных гарантий. В этом плане весьма интересно изучение общинного крепостного права. Зависимость от общины была добровольной, и законодательное оформление этого института произошло в середине 17 в. по инициативе не «сверху», а «снизу». Многовековое существование крестьянской передельной общины – это не только важнейшая особенность русской деревни, но и объяснение длительности существования крепостного права. Община представляла собой особый внутренний мир, особую культуру, защищающую крестьянина. Флоровский Г.В. замечал, что «община и церковь – это не учреждения. Их строй определяется не извне, не сознательным осуществлением общеобязательного плана каких-нибудь всеобщих правил, а только изнутри, постоянно творчески возникая и изменяясь. Отсюда вытекает «безвластность» этих социальных типов» [1. С.832.]

Крепостное право было необходимым и неизбежным следствием русской истории. В силу различных факторов (природно-климатического, внешнего, религиозного) без прикрепления населения к местожительству российское государство не обладало бы устойчивостью. Примечательно, что именно вассальные отношения на Руси сопровождались постоянным кризисом государственности, и становление московского царства и оформление крепостничества совсем не случайно совпали во времени. Важно также заметить, что прикрепление к земле касалось не только крестьян, но всех без исключения сословий, хотя в разной степени. К примеру, власть могла переселять дворян с одних земель на другие: так при Иване III московские дворяне испомещались в новгородских землях в целях контроля над мятежным севером. А при Петре I дворяне переселялись в новую столицу и её окрестности. Признаки закрепощения легко обнаруживаются и у посадского населения, и у духовенства. Таким образом, существовала система государственного прикрепления всех сословий.

Ещё одна проблема: отношение самого населения к крепостному праву. Причём именно к праву крепости, а не к праву торговли людьми оптом и в розницу, как было в веке 18. Анализ крестьянских челобитных в 17 в. даёт очень интересную картину. В первом издании комплекса челобитных крестьян всех социальных категорий, проживавших в разных регионах России (из собраний Государственного исторического музея) представлено 291 челобитная. Мы классифицировали их по характеру обращения, и получили только 4 челобитных о злоупотреблении помещика или приказчика [3]. Совершенно очевидно, что в 17 в. власти не были завалены жалобами на помещика. Можно согласиться с Мироновым Б.Н., что «даже помещичьи крестьяне, в том числе после первой ревизии, уравнявшей их с холопами, не были столь бесправны ни юридически, ни фактически, как часто изображается в литературе» [2.С.376]. Итак, не следует изображать крепостничество, как рабство: крепостные платили налоги, служили в армии, имели право обращаться в коронный суд, жаловаться на помещика.

Бесспорно, что в 18 в. положение крестьян значительно ухудшилось: помещики получили право ссылать крестьян на каторгу, отдавать в солдаты, появились даже вотчинные тюрьмы. Но и тогда власть помещика над крестьянином вовсе не была неограниченной. Убийство крестьянина и в 18 в. оставалось тяжким преступлением. А с начала 19 в. пошёл процесс ограничения власти помещиков. Не следует также забывать, что у помещика были не только права на использование труда крестьян, но и обязанности перед ними. Даже авторы, критически оценивающие крепостную систему, указывают, что в России были распространены такие виды попечительства в отношении крепостных, как систематическая выдача хлебных ссуд; помощь сиротам, старцам, увечным; обучение детей.

Демонизируя крепостное право в российской истории, мы совершаем недопустимое для исторической науки: мы упрощаем период примерно в 250 лет (время существования крепостной системы), сводя её исключительно к оси: расчётливый гедонист – помещик и трудяга – раб крестьянин. Классовый подход к проблеме крепостничества не даёт полной её картины. Ведь именно дворянская просветительская мысль подняла крестьянскую проблему, причём на очень высокий уровень обсуждения. Хотя, с другой стороны, кризис дворянства, порождённый утратой им былой служебной доблести, вполне себя обнаружил и в экономическом, и в духовном выражении к концу 18 в. Равно же, не следует ставить размашистый классовый штамп и на всё крестьянство. Крестьяне шли на бунты, которые кроме всего прочего, сопровождались жестокими казнями, поруганием храмов и разбоями. При этом именно русский крестьянин составлял основу армии и участвовал в колонизации новых земель.

Литература:

1. Флоровский, Г. Вечное и преходящее в учении русских славянофилов/ О. Георгий Флоровский// Славянофильство: pro et contra. СПб: РХГА. 2006. С.832.

2. Миронов, Б.Н. Социальная история России (XVIII–началоXX в.) /Б.Н. Миронов// в 2 т. Т.1 СПб.2003. С.389.

3. Крестьянские челобитные XVII в.: Из собраний государственного исторического музея. М., 1994.