Исторические науки./ 4. Этнография.

К.и.н., ст.н.с. Фадеева Елена Викторовна

Федеральное Государственное бюджетное учреждение науки

Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (г. Владивосток, Россия).

Семья негидальцев: традиции и современность.

Негидальцы – небольшая тунгусо-маньчжурская народность Дальневосточного региона, проживающая, главным образом в нескольких селах Ульчского (села Тыр, Кальма, Белоглинка), Николаевско-на-Амуре (с.Овсяное поле) районов и района им. Полины Осипенко (с. Владимировка и село имени Полины Осипенко) Хабаровского края. Основное отличие в хозяйственной деятельности двух групп данного этноса состоит в том, что негидальцы Ульчского и Николаевского районов, находясь в окружении ульчей, нивхов и нанайцев, занимаются, главным образом, рыболовством, тогда как негидальцы района им.Полины Осипенко, контактируя с эвенками и эвенами, основное внимание уделяют своему исконному занятию - охотничьему промыслу. Этническое окружение того или иного этноса играет важную роль во всех областях его жизнедеятельности, в том числе и семейно-брачной сфере.

Экономической ячейкой общества негидальцев была семья, которая вела свое отдельное хозяйство. В домике «дауро» обычно проживала одна семья, состоящая из 3-4 человек.

В конце XIX в. у негидальцев преобладали малые семьи со средней численностью 4-6 человек, но иногда женатые сыновья не уходили от родителей. Полигамные семьи (13,5%) сохранялись, в основном, благодаря бытованию обычая левирата.

Главами неразделенных семей являлись отцы, собственники орудий труда. Взрослые сыновья рыбачили вместе с отцом, а если и охотились отдельно, то заработок от продажи пушнины отдавали матери, ведавшей общесемейной кассой. Свою собственную, отдельную от общесемейной, кассу малая семья, входящая в неразделенную, заводила лишь после появления ребенка. В малых семьях практически всегда заправляли мужчины: отцы, мужья. В полигамных и больших семьях главой семьи был старший мужчина, который распоряжался общесемейной кассой вместе со старшей женой. Последняя выступала в роли советчицы; хранила деньги, и нередко расходовала их по своему усмотрению, делая для семьи необходимые закупки. Во многих семьях жёны глав семей самостоятельно вели хозяйство, пока их мужья отсутствовали – уезжали на 3-4 месяца на промысел в тайгу, а порой на столь же длительный срок на ярмарку.

В конце XIX в. во всех семьях существовала частная собственность на орудия труда и транспортные средства. Каждый женатый мужчина – трудоспособный член семьи – стремился иметь непременно свое собственное имущество – орудия лова и охоты, лодку, собак, оленей – свою собственность, которую можно было бы приумножить и передать в наследство своим детям, и которая делала его положение независимым. Живущие вместе женатые братья, женатые сыновья обзаводились собственными амбарами, в котором хранили свое имущество и запасы пищи. Неразделенные семьи продолжали жить вместе в силу традиций, привычек, авторитета стариков, однако более важными причинами была экономическая неустойчивость охотничьего и рыболовецкого промысла, частые голодовки, особенно в конце XIX - начале XX в. В большой семье был возможен раздельный промысел, своеобразное разделение труда, и если одни промысловики терпели неудачу, у других дела могли идти более успешно; в совместном хозяйстве с помощью близких родственников было легче прожить. Основатель семьи – глава - распределял работы всех членов большой семьи, он же сбывал добытую всеми охотниками семьи пушнину, приобретал на полученные деньги продукты и товары для всей семьи. Питались все обычно сообща, вместе выходили на неводный лов, а также в тайгу за лосем, кабаном, соболем и другим зверем. Стоит отметить, что коллективный труд и равное распределение добычи в это время существовали преимущественно не между родственниками, а между соседями, жившими в одном селении. Соседские связи в ряде случаев занимали место прежних родовых.

Семья, в силу ряда причин (природно-географического и исторического характера) отличалась усложнённым составом и длительным сохранением и устойчивостью бытовых традиций. В традиционной семье место каждого её члена определялось не столько его личными качествами, сколько сложившейся в соответствии с обычаями иерархией взаимоотношений. На этой основе складывались права и обязанности членов семьи, как по возрасту, так и по полу.

Так, например, положение женщины регламентировалось вековыми обычаями и зависело от её семейного состояния – дочери, жены, матери. Ей запрещалось заходить на мужскую половину малу, она не приступить к еде раньше мужа. К мужьям жёны относились с глубоким уважением, стараясь угодить им и исполнить все их желания. На улице женщина всегда шла позади мужа, не смея забегать вперёд. Если в доме появлялся гость, его старались принять как можно лучше. Муж развлекал его, курил с ним трубку, жена вначале подавала чай и талу, а затем готовила хороший обед. Угощались гости на мужской половине, мать с детьми располагалась отдельно. Они, если их не спрашивали, не вмешивались в разговор мужчин. Однако стоит отметить, что жена, особенно уже пожилая, могла браниться на своего мужа, указывая ему на те или иные проступки. Её несогласие с мнением мужа, если только оно было разумным и обоснованным, могло иногда определить конечный итог обсуждения. Она могла также наложить свое veto на решение, принятое без её согласия. Женщина выказывала свою обиду мужу тем, что в течение целого дня сидела, молча, на своём месте, отвернувшись лицом к стене. На практике же супруги практически никогда не вмешивались в дела друг друга.

В полигамных семьях все жёны, согласно обычному праву, должны были одинаково подчиняться своему мужу, и он к ним должен был относиться одинаково, регламентировался даже раздел супружеского ложа. Отношения между жёнами нормировались таким образом, что первая жена должна была быть старшей среди них, а все остальные должны были её уважать и слушаться. Но в реальности во многих случаях хозяйкой в доме становилась либо самая работящая, либо самая красивая из жён. Ей-то мужчина и приносил все добытое на охоте, а она, по своему усмотрению, могла выделить кое-что и другим женам; изредка это делал и сам муж. Общаться с остальными женами мужчина мог в любое время, когда хотел, без особого порядка. Большое значение имело имущественное положение каждой жены, величина материального вклада, внесённого ею в семью. Младшие жёны были бесправны, они и их дети плохо питались, им отводились самые неудобные и холодные участки нар (близ дверей). Очень тяжёлым было положение бездетных женщин и женщин, у которых рождались одни девочки: мужья брали себе других жён, которые быстро занимали ведущее место в семье. Муж имел право наказывать жену за любые провинности, попрекая тем, что пришлось долго зарабатывать на выплату калыма – тори. Плохо обращались мужья и с женами, полученными в качестве платы за убийство, которые нередко подвергались издевательствам и избиениям самыми извращенными способами, их могли даже и убить. Отметим, что родственники жены, согласно нормам обычного права, могли отомстить роду мужа за обиду, нанесённую женщине их рода, в том числе, например, если женщина умирала без оказания помощи шамана, не приглашённого её мужем или членами его рода. Мстили по принципу - жизнь за жизнь. В случае смерти мужа невестка теряла все свои права и вновь попадала в зависимость от его родственников, стремившихся женить на ней младшего сына (по обычаю левирата). В противном случае, у неё отбирали детей. Отметим, что когда вдова переходила в семью своего шурина со всем своим имуществом и детьми, то, как правило, она становилась «старшей» женщиной в семье, если не было матери мужа.

Развод супругов не был их личным делом, общество вмешивалось в их взаимоотношения не только в связи со спорами из-за калыма или приданого, но и по существу дела. Основополагающей нормой расторжения брака (как по обоюдному согласию, так и по инициативе одного из супругов) было возвращение калыма мужу, а приданого – жене; то есть происходило расторжение брачного договора путём аннулирования его условий. Эта норма варьировалась в зависимости от обстоятельств и причин развода: если был виноват муж, ему могли отказать в возвращении калыма; если же жена – право мужчины на калым сохранялось. В случае ухода жены от мужа к своим родителям из строптивости, если отец принимал ее обратно, последний обязан был возвратить зятю, либо калым, либо дочь. Если женщина уходила для сожительства к другому с согласия родителей, последние также должны были вернуть калым. При повторном замужестве женщины её новый муж возвращал прежнему супругу калым, причем большего размера, а жена получала своё приданое. Дети, согласно обычному праву, после развода родителей оставались в роде мужа, за исключением тех случаев, когда они ещё не могли обходиться без матери. Тем не менее, позднее ребёнка всё равно отдавали отцу. Также если отец выгонял их, мать брала детей к себе. Добрачный ребёнок оставался у родителей девушки, когда она выходила замуж, и они воспитывали его, как своего ребенка.

После развода женщина не могла претендовать на часть семейного имущества. Разводы, хотя и не запрещались обычаем, были крайне редким явлением. Большую роль в этом играла материальная сторона дела: мужья теряли необходимую в семье пару рабочих рук, плюс к этому, на приобретение новой жены требовались большие средства, которые были не у каждого мужчины. Женщину останавливало то обстоятельство, что муж мог потребовать возвращения уплаченного родителям жены калыма, если развод произойдёт по инициативе, или «вине» женщины. Брак мог быть расторгнут тотчас же, если мать невесты оказывалась недовольна поведением своего зятя. Измена жены очень редко приводило к разводу. В случаях, если муж дурно обращался с женой, бил, не обеспечивал пищей и одеждой, пьянствовал, удалялся от неё или совсем бросал её и жил с другой женщиной, жена сначала просила о вмешательстве род мужа. Если это не помогало, она могла просить официального развода, и в таком случае калым не возвращался. Род мужа в этом случае мог попросить её, в силу принципа левирата, остаться в роде мужа в качестве жены какого-либо младшего родственника мужа. В случаи доказанности вины мужа суд присуждал отцу жены определённое количество денег или вещей, который, возвращая дочь зятю, брал их в качестве залога за хорошее поведение последнего. В случае виновности жены калым подлежал полному или частичному возвращению, а жена при этом теряла и своё приданое. Дети оставались у мужа. Бесплодие жены не давало мужу повода для развода, но позволяло ему приобрести вторую жену. В случае обоюдного желания развода вопрос передавался на рассмотрение родов мужа и жены.

Согласно институту левирата вдова с детьми и имуществом умершего, по истечении малых поминок, переходила в качестве законной жены к следующему (как правило, младшему) родному или двоюродному брату. Как мужчина не имел права отказаться принять вдову брата, так и для женщины считалось позором уйти в другой род. Согласно этому закону женщина была куплена родом мужа навечно и должна была ему служить. Если самый младший брат, к которому перешли все жёны старших братьев, был ещё незрелым и неженатым пареньком, то самая младшая из старших вдов становилась его попечительницей, а старшая вдова – главной хозяйкой в доме. Дети, рождавшиеся у вдовы, считались принадлежавшими не фактическому мужу, а умершему его брату. Если вдова всё же выходила замуж за чужеродца, то детей и имущество разбирали родственники мужа; женщина могла взять с собой только приданое. В случае, когда женщина, потеряв мужа, не могла содержать семью и не выходила замуж, опеку над детьми брало более сильное хозяйство родственников мужа.

Как следствие организации рода на принципе агнатства, дети-сироты и их имущество поступали под опеку дяди-вотчима, а мужчина, вступивший в брак с вдовою брата, получал права и обязанности опекуна не только по отношению к личности детей брата, но и в отношении их наследственного имущества. Также существовал обычай приёма в свою семью племянников – детей их многодетных родственников, а также малолетних детей бедных родителей в целях воспитания в девочке жены для сына и мальчике мужа для дочери. Возрастная опека прекращалась обычно с достижением подопечными зрелого возраста, то есть, для девушки—с выходом её замуж, а для юноши – с наступлением начального брачного возраста, когда он мог вступить в брак, отделиться от отца и вести самостоятельное хозяйство. В связи с таким порядком прекращения опеки отсутствовал институт попечительства.

С конца XIX века, в результате интенсивных контактов коренных народов со славянским населением, многие элементы новой культуры стали проникать не только в материальный, но и в юридический быт. Во многих случаях кровная месть была заменена системой штрафов, смягчились наказания женщин, ужесточились санкции против насильников, мужей-пьяниц и дебоширов. Тем не менее, старики отмечали, что под влиянием русских участились случаи бегства жён от своих мужей.

Семья всегда состояла из двух активных членов - охотника-мужчины и работницы-женщины, причем мужчины играли в ней активную, главную роль, а женщины - пассивную, второстепенную. Для мелкого натурального хозяйства вполне естественным было существование четкого разделения мужского и женского труда, основанного на принципе наилучшего использования человеческой энергии, значимость того и другого было примерно равной. В связи с этим, каждый член семьи был относительно независим в своей сфере деятельности и старался не лезть в дела другого. Всё, что относилось к добыванию и приобретению, находилось в руках мужчины, а что касалось обработки добытого, - лежало на обязанности женщины. Так, добыть рыбу, какого-нибудь зверя, заготовить бересту, корья, дрова, создать предметы промысла и обихода из твердых материалов (дерева, кости, оленьего рога, металла) и шаманские атрибуты (бубны, колотушки к ним, различные амулеты и т.п.) – это дело мужчины, приготовление же рыбы во всех её видах, выделать кожу, сделать из неё одежду, выварить бересту и употребить её на различные поделки – это обязанность женщины. Женщины не имели свободного времени. Кроме домашних работ, жена помогала мужу и на промысле: толкала шестом лодку, зимой на лыжах помогала мужу загнать лося. Замужняя женщина, кроме обязанности матери, ходила за скотом, устраивала юрты при частых перекочевках, осенью (в отсутствии мужчин, которые были на охоте за белкой) рубила дрова и исполняла все мужские обязанности. Ради справедливости отметим, что и мужчина, в случаях болезни жены или ее неспособности выполнить ту или иную работу, старался помочь ей во всем, за исключением тех обязанностей, которые требовали специальной сноровки, например, выделки шкур или шитья, а также ухода за маленькими детьми. К тому же, во время охотничьих сезонов мужчине приходилось исполнять работу, обычно ему не свойственную, а именно шить и варить пищу. Если в семье были еще старики, занимающиеся охотой, или старые, еще трудоспособные женщины, то они помогали главным работникам, делая только ту работу, которую были в силах выполнить. Дети также начинали помогать взрослым: мальчики – охотникам, девочки – работницам. Детей воспитывали, передавая им множество необходимых для жизни знаний и навыков, стараясь не столько загружать их многочисленными видами мужской и женской работы, сколько подготовить к ним, чтобы, создав семью, они могли взвалить на себя всю тяжесть тех или иных занятий в домашнем хозяйстве. В целом, деятельность главных работников в семье всегда была совместной, и мужчине приходилось считаться с мнением женщины, особенно если вопрос касался собственного поля деятельности последней.

Воспитание детей обусловливалось в первую очередь тем, что мужчины в родовом обществе были главенствующим и постоянным элементом рода, а женщины - подчинённым и переменным. Девочек с раннего детства приучали к тому, что они «чужеродки» и после замужества уйдут в другой род; это накладывало отпечаток на взаимоотношения внутри семьи. Отнесение сестёр к категории чужеродцев объясняется тем, что род у народов Нижнего Амура был строго экзогамным, и браки внутри него были категорически запрещены.

В младенчестве и младшем возрасте в воспитании и обучении мальчиков и девочек не было заметных отличий. Они находились вместе под присмотром матери и другой женской родни, вместе играли, только мальчики с самодельными луком, ружьём, стрелами, а девочки – с куклами или маленькими предметами утвари. Подрастая, дети, подражая родителям, делали из дерева или бересты различные игрушки: животных, хозяйственные и домашние постройки, посуду и пр., зачастую эти предметы им делали взрослые. С помощью этих самодельных игрушек они выполняли несложные трудовые действия, при этом мальчики выполняли мужские, а девочки – женские работы. Таким образом, постепенно происходило разделение труда между полами и распределение обязанностей между членами семьи.

С 3-4 лет дети начинали помогать родителям, подавая или убирая ту или иную вещь. Негидальцы запрещали маленьким детям ходить в тайгу, а чтобы они не потерялись, им на спину привязывали колокольчики. С 6-7 лет ребятишки ходили с котелком за водой, вносили в жилище наколотые дрова. Родители во время мелкой работы рассказывали им сказки, задавали загадки, сообщали о жизни разных зверей, о тайге, охоте и других сторонах жизни народа. К охоте приучали постепенно. 6-7 летним мальчикам делали маленький лук и стрелы для охоты на бурундуков и белок вокруг жилища. 8-летние мальчики и девочки уже могли грести. Девочки в этом возрасте помогали матери по хозяйству, носили воду в маленьких ведёрках, присматривали за младшими детьми, учились шить и вышивать. Мальчики с 10-11 лет начинали помогать матери на охоте таскать мясо в стойбище, а во время самой охоты они стояли в стороне и наблюдали за действиями взрослых. С 11 – 12 лет мальчики получали ружьё для охоты на пушного зверя. В этом возрасте они уже умели бить острогой рыбу. Мальчиков постарше отцы и братья брали с собой на охоту и рыбалку. В походе или дома отец старался развить у своего сына такие черты характера, как силу воли, щедрость, бескорыстие, приветливость, отсутствие страха перед темнотой, одиночеством и опасностью. Отец в игровой форме давал мальчику жизненно важные знания: обучал разным охотничьим секретам и приемам, показывал, как читать следы, объяснял повадки зверей и их характеры. С 17 – 18 лет юноши начинали охотиться на крупного мясного зверя, осваивали установку петель.

Деятельность женщины начиналась в том же возрасте, что и деятельность мужчины. Девочки учились всему, что полагалось уметь женщине – матери и хозяйке дома: шить одежду, искусно вышивать, вырезать трафареты орнамента, готовить пищу, делать посуду из бересты. С малых лет они помогали матери, таская воду, нося дрова, чистя рыбу, выделывая кожу и приучаясь владеть иголкой, ведь нередко девочку в 5-7-летнем возрасте отдавали замуж, а к 13-14-и годам она уже становилась матерью. В 11-12 лет девочка начинала шить, а в 14 лет она уже выполняла всякую мелкую работу, в том числе и обработку шкур, но выделывать шкуры мать давала только подросткам, имевшим силу в руках. Каждая мать приучала свою дочь к ножницам, иголкам, ниткам очень рано, и первый шов дочери было событием для матери. Помимо этого, старшие женщины передавали девушкам и молодым женщинам свои знания по использованию разнообразных рациональных действий, направленных на охрану здоровья и лечения детей. Также старшие по положению и возрасту женщины передавали младшим опыт ведения и организации хозяйства, оказывали помощь в воспитании детей. Таким образом, задача воспитательниц девочки (обычно это была мать и другие старшие родственницы семьи) сводилась, прежде всего, к тому, чтобы заложить в ней качества и передать практические навыки, необходимые для дальнейшей семейной жизни.

Отметим, что дети у негидальцев пользовались любовью старших и не были подавлены их авторитетом, держались смело и свободно.

Изменения, произошедшие за годы Советской власти, затронули все стороны жизнедеятельности негидальцев: их родовую организацию, традиционные социальные отношения, преодоление старых традиций, унижавших женщин и др. Семья в прошлом являлась наиболее замкнутым, консервативным институтом, сферой, в которой дольше всего сохранялись традиционные обычаи. С первых дней советского строительства особое внимание обращалось на архаичность семейно-брачных отношений у этих народов, на изживание пережитков прошлого. Несмотря на проводимую культурно-просветительскую работу, старые традиции, связанные с семьей и брачными отношениями, преодолевались с большими трудностями. Преодоление этих традиций происходило не за одно десятилетие и определялось многообразной целенаправленной работой, проводимой Советским правительством с 1920-х годов.

Новые советские законы о браке и семье обеспечивали право вступления в брак без принуждения, запрещали браки несовершеннолетних, многоженство, подтверждали равноправие мужчин и женщин, провозглашенное уже в первых декретах Советской власти и утвержденное в Конституции РСФСР 1918 г. Внедрение этих принципов в жизнь было сложной задачей. Созданные на местах органы Советской власти призывали к перестройке семейных отношений, проведению в жизнь новых законов о браке и семье, к активному участию женщин в общественной жизни и труде.

Одним из первоочередных мероприятий, направленных на улучшение и оздоровление быта народов Севера, явилось запрещение давать и принимать калым при заключении брака, а также отдавать детей замуж или женить в раннем возрасте. Так, например, в июне 1925 г. «подрайонное собрание представителей тунгусов и негидальцев рек Амгуни и Тугура» вынесло следующее решение: 1) совершенно уничтожить калым, подвергнув наказанию за проступки в этой области как берущего, так и выплачивающего калым; 2) строго запретить выдачу замуж девушек и вдов без их согласия и т.д. Аналогичные шаги предпринимала общественность и в других районах расселения негидальцев и эвенков. С женщинами, которые в детстве были выданы замуж или отданы за долги «на воспитание» в другую семью, члены Советов, активисты проводили беседы, в случае необходимости главу семьи, в которой они жили, обязывали выделить им часть имущества из своего хозяйства. Велась борьба и с многоженством, когда туземные суды предлагали мужчинам оставить себе одну жену, а с остальными развестись.

Культурная революция 1920-1930-х годов, проводившаяся на Севере с укрупнением селений, созданием колхозов, преобразованием хозяйства и быта, привела к тому, что дисперсное расселение малых народов, особенно оленеводов, уступило место концентрации их в новых хозяйственных и культурных центрах. В тот период значительная часть неразделенных семей начала дробиться на малые, появилось много межэтнических семей.

В конце 1920-х годов среди негидальцев низовьев Амура преобладали смешанные браки (они составляли 59,6%), среди которых основное место занимали браки с гиляками (нивхами) (83%), причем мужчины в подобные браки вступали более охотно (63,6%), нежели женщины. Среди амгуньских негидальцев основное место занимали однонациональные браки, среди смешанных преобладали браки с эвенками. Ни в одной группе негидальцев не были отмечены браки с русскими, украинцами или белорусами. Национальность детей практически повсеместно, за исключением гиляцко-негидальских браков, определялась как «негидалец», то есть, по отцу. Даже в браках негидалок с китайцами и корейцами дети получали национальность матери.

В качестве отголосков обычая левирата можно отметить тот факт, что в 19% семей жены были старше мужей, в 5,6% семей у мужчины было по две жены, причем одна из них по возрасту значительно превосходила супруга, в 8,3% однонациональных негидальских семей совместно с супругами проживали жены (вдовы) старших братьев мужа. Возможно, страх перед новыми советскими законами не позволял мужчине официально признать этих женщин своими женами согласно обычаю левирата. Также обращает на себя внимание такая интересная деталь: в 6,7% семей вместе с супругами проживали родственницы жены, главным образом, мать. На наш взгляд, подобное положение вещей отражает перемены в семейно-брачных отношениях негидальцев, поскольку ранее подобного рода явлений в быту этноса не наблюдалось.

С 1930-х годов началась эпоха коллективизации, приведшая к дальнейшим изменениям традиционного уклада. Женщины стали выполнять мужскую работу – корчевать лес, ловить рыбу, вязать сети. С детских лет дети были оторваны от семьи. В результате в их сознании закрепилась не традиционная модель поведения, а стандарты, привнесенные новым укладом общества. Все изменения они принимали как необходимость. Именно на 1930-е годы приходится слом механизма передачи традиционного общества через семейные ценности.

Также оказалось, что детская смертность с переходом на оседлость от оленно-кочевого хозяйства увеличилась, как увеличилось и число туберкулезных больных, уменьшилось число женщин, на которых легли непривычные заботы «по домашности», в связи с чем общее число едоков уменьшилось в три раза. В 1930-е годы многие национальные тузсоветы были недостаточно охвачены медпомощью в связи с отдаленностью от Красного Яра и других крупных центров и разбросанностью населения. Фельдшерица с.Гарпо (ныне - с.Владимировка) П.Н. Яковлева указывала, что на первых порах ее требования содержать в чистоте жилище, одежду, пищу, соблюдать правила личной гигиены встречали сопротивление со стороны части населения, зато впоследствии к ней обращались за помощью и днем и ночью. В случаях тяжелых заболеваний, требующих госпитализации, или при родах, больных отправляли в районные больницы.

Великая Отечественная война еще более осложнила демографическую ситуацию. На фронт ушли молодые и здоровые мужчины, что не могло не нарушить систему естественного воспроизводства населения. Отправив мужчин на фронт, многие семьи оказывались в критическом состоянии. Кроме того, до минимума сократилась государственная помощь. Из-за нехватки промышленных товаров, продовольствия, медикаментов и квалифицированной врачебной помощи, в районах наблюдались эпидемии и голодовки. Во многих селах смертность значительно превышала рождаемость. Много семей осталось без отцов, старших братьев и сыновей, в результате чего воспитание мальчиков легло на плечи женщин, и преемственность традиционного опыта по мужской линии была утеряна.

В конце 1950-х годов у амгуньских негидальцев преобладали однонациональные браки (59,7%), среди смешанных браков, как общее правило, женщина была другого племени: нанайка, ульчанка, эвенкийка, только в одном случае нанаец пришел в семью негидалки, а председатель местного колхоза был женат на украинке. Пальму первенства держали негидальско-эвенкийские (56%), имели место браки между дальжинскими негидальцами и кальминскими гиляками. Вместе с тем стали заключатся браки с украинцами, русскими, мордовцами и даже поляком. Последний, женатый на негидалке и имевший пятерых детей-негидальцев, владеющих языком матери и ведущих негидальский образ жизни, жил как негидалец. Все дети от браков с негидалками были учтены как негидальцы.

В 1950-1960-е годы в районе проживания негидальцев, согласно постановлению ЦК КПСС и Советского правительства «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры народностей Севера» (март 1957 г.), появились начальная школа, которой были охвачены все дети соответствующего возраста, клуб, фельдшерско-акушерский пункт. Вместе с этим, стала увеличиваться естественная миграция населения. Так, многие негидальцы, получив образование, уезжали на работу в другие места, например, в центр Ульчского района (с.Богородское), в Маго, Кальму и другие. В то же время негидалки, выйдя замуж, покидали свои исконные места и выбывали из учета, как негидальцы.

В целом к концу 80-х годов ХХ столетия у негидальцев наблюдались некоторые положительные сдвиги в демографической ситуации в целом: общая смертность в сравнении с концом 1970-х гг. снизилась, достаточно высокой оставалась рождаемость, вырос естественный прирост. Уменьшилась заболеваемость туберкулезом, произошло общее снижение заболеваемости кишечными инфекциями и другими болезнями. Вместе с тем, появились и новые проблемы. Выросла смертность мужчин трудоспособных возрастов, доля смертей от несчастных случаев, травм и отравлений на почве пьянства. Началось уменьшение продолжительности жизни.

В настоящее время большинство опрошенных негидальцев состоит в браке (59,3%), а состояли в браке (разведены) – 8,1%; вдовы (вдовцы) – 8,7% и вообще не состояли в браке 21,2%. Обнадеживающим можно считать тот факт, что по шкале ценностей хорошая семья монопольно занимает высокую позицию: для 78% опрошенных, хорошая семья – самое важное в жизни; при этом другие ценности набрали от 0 до 5%.

Общая тенденция современных браков характеризуется брачным возрастом от 17-18 лет до 25-26 лет, как для женщин, так и для мужчин. Исследования похозяйственных книг, материалов загсов и других документов показали, что и теперь у негидальцев нередки семьи, в которых жены старше мужей. Возможно, это отголоски прежнего существования у них обычая левирата. В 1/3 браков девушкам только исполнилось 18 лет или они только приблизились к 19-летнему возрасту. Было несколько случаев, связанных, как правило, с беременностью невесты, когда в брак вступали девушки моложе этого возраста. Это говорит о том, что молодые люди вступают в близкие отношения, не задумываясь о последствиях.

На сегодняшний день однонациональные семьи составляют 35,3%; смешанные - 64,7%, в том числе 40% из последних - это семьи негидальцев-мужчин с представителями других коренных этносов; женщины-негидалки вступали в подобные браки в 50% случаев; 10% от общего числа всех семей составляют браки со славянским населением. Для мужчин характерны однонациональные браки, браки с эвенкийками и представительницами других народов Севера. Женщины выходят замуж часто за приезжих различных национальностей. Например, появились браки с азербайджанцами, евреями, тувинцами, цыганами и др., однако преобладают все же браки местных женщин с русскими и украинцами, как со старожилами, так и с прибывшими недавно. Подобная тенденция во многом объясняется и неблагоприятным соотношением полов у негидальцев. Все жизненные процессы, в том числе и воспроизводство, ограничиваются рамками сел, что создает большие проблемы для потенциальных женихов и невест. Помимо этого, при заключении браков в настоящее время важную роль играют психологические и культурные факторы. В целом социальный статус женщин у негидальцев выше, чем у мужчин, и далеко не каждая негидалка соглашается связать свою жизнь с человеком, социально-культурные характеристики которого не соответствуют ее ожиданиям. Все это еще более усугубляет диспропорцию полов.

Примерно половина смешанных семей живет гражданским браком. Процент гражданских браков высок и в однонациональных семьях. Распространение гражданских браков, принявших в последнее время характер поветрия, объясняется тем, что на селе проще относятся к юридическому оформлению браков (и разводов тоже), только в случае крайней необходимости. Вторая причина роста гражданских браков – неустроенность и нестабильность жизни. Доля гражданских браков выше в этнически смешанных семьях, особенно с русскими, но не существенно. Объясняется это тем, что многие такие брачные союзы супруги (особенно это характерно для мужчин) воспринимают как временное явление и не всякая женщина в таких браках, интуитивно понимая всю шаткость своего замужнего положения, отважится иметь больше 1-2 детей. Отсюда и низкая детность подобных браков.

Размеры и тип семьи в значительной степени определяются характером хозяйства, образом жизни, условиями обитания каждой конкретной группы народов.

На сегодняшний день самой многочисленной группой является семья из 2 человек – 23%; очень низкий % семей из 3-х человек – 6,8%. Сопоставив эту цифру с тем, что один ребенок - самое распространенное явление (23%), можно сделать вывод, что значительная доля семей из двух человек – неполные семьи. По численному составу семьи делятся на: семьи из 1 чел. – 1,8%; из 2-х чел. – 23%; из 3-х чел. – 6,8%; из 4-х чел. – 19%; из 5-ти чел. – 18%; из 6-ти чел. – 10%; из 7 чел. – 5%; из 8-ми чел. и более – 14%. Среди однонациональных семей преобладают, к сожалению, семьи матерей-одиночек – 54,5%.

У негидальцев в однонациональных семьях главы семей – мужчины и возраст супругов либо совпадает, либо муж старше жены. В смешанных семьях, главным образом, в славянско-негидальских, в 4,5% случаев главой семьи выступают женщины. В 22,7% семей жены старше мужей, особенно это касается браков женщин-негидалок с представителями других коренных этносов (44,4%), в 22% случаев женщины оставляют за собой свою девичью фамилию. Отметим, что главой семьи женщина является, как правило, в тех случаях, когда она имеет более высокий образовательный уровень и социальный статус, а в трети случаев супруга еще и старше мужа. Подобные цифры свидетельствуют о достаточной независимости и самостоятельности женщин, о перераспределении ролей в современной семье.

С точки зрения образования супругов в однонациональных семьях в 8,3% случаев уровень образования супругов либо совпадает, либо муж более образован; в смешанных семьях превалируют браки между людьми, чье образование одинаково (31,8%), тогда как 27,3% составляют браки мужчин с более образованными женщинами. Эти данные подтверждает общая картина уровня образования местного коренного населения: у мужчин преобладает неполное среднее образование (68,3%), тогда как у женщин – среднее (36,7%) и средне-специальное (10%). Отчасти, это связано с тем, что мужчины всегда были более ориентированы на традиционные отрасли хозяйства, тогда как женщины стремились получить какую-либо специальность, чтобы в дальнейшем занять более высокое социальное положение, что мы в дальнейшем и увидим при анализе хозяйственной занятости негидальцев.

Основными занятиями нынешних негидальцев являются рабочие специальности, их имеют 70% мужчин и 30% женщин, из них рыбообработчиками трудятся 66,7% мужчин и 33,3% женщин. Пенсионерами по старости являются 12,5% мужчин и 87,5% женщин; безработными числятся 75% мужчин и 25% женщин. Среди учащихся в ВУЗах, учителей, работников сельской администрации, домохозяек присутствуют только женщины. При этом треть мужского и женского населения вообще затруднились указать свое место работы, объясняя это либо временными трудностями с поисками работы, либо желанием заниматься собственным делом, а не «батрачить на дядю». Таким образом, можно сделать вывод о том, что основная масса мужчин и женщин трудятся на производствах, связанных с добычей и переработкой рыбы. Большой процент безработных женщин объясняется, отчасти, тем, что женщинам приходится сидеть дома с детьми и вести домашнее хозяйство.

Почти каждая семья имеет детей. Преобладают семьи с 2-3 детьми, тогда как в 1960-х годах было много семей с 4-5 детьми, нередки были и семьи с 9-10 детьми. В большинстве смешанных браков, как со славянским населением, так и с представителями других коренных этносов, национальность детей определяется как «негидалец». Например, в негидальско-славянских семьях этот показатель составляет 73,7%; а в славянско-негидальских семьях он вообще составляет 100%. При этом, как было показано выше, фамилия ребенка определяется, главным образом, все-таки по отцу. Таким образом, очевидно, что этническое самосознание лиц, выросших в смешанных по национальному составу семьях, в значительной степени воспитывается тем этническим окружением, в котором вырастают эти лица (при условии, что отец или мать данного лица происходят из среды этого народа).

К сожалению, современная семья негидальцев при существующей системе образования подрастающего поколения (наличие системы школ-интернатов) зачастую не может выполнять своих функций: воспитания, социализации, передачи опыта народной культуры, формирования этнического самосознания молодежи. Родители отучаются выполнять свой первостепенный долг – заботиться о своих детях. А сами дети отвыкают от родителей, в результате такого воспитания становятся потребителями, привыкшими жить на всем готовом. В интернате дети теряют связь со своими национальными корнями. Родной язык звучит для них как иностранный. Охотиться, рыбачить, шить одежду, вышивать так, как это делали их предки, они уже не умеют. Запомнив в детстве некоторые элементы своих танцев, песен, к окончанию школы они их уже забывают.

Нарушения добрых взаимоотношений между членами семьи, разумеется, случаются и у негидальцев. Разводов здесь не меньше, чем у окружающего населения: инициаторами их обычно являются женщины. Основной мотив расторжения брака – злоупотребление мужа спиртными напитками. Устойчивость семьи мало зависит от того, был ли брак зарегистрирован. Доля распавшихся браков находится в прямой зависимости от времени их заключения. У негидальцев особенно часто распадались однонациональные браки продолжительностью от 6 до 10 лет. В смешанных семьях в 1985-1990 гг. чаще распадались браки продолжительностью до 5 лет (50%), в 1991 - 1996 гг., - браки от 6 до 10 лет и более 10 лет составляли по 50% каждые, а в 1997-2002 гг. печальную «пальму» первенства захватили браки, существующие от 6 до 10 лет (60%). Таким образом, в последние годы наибольший процент разводов у негидальцев приходится на браки, существовавшие от 6 до 10 лет. Одной из главных причин такого явления мы склонны рассматривать повальное увлечение в последние годы мужчин-негидальцев алкоголем, но основная беда кроется в неподготовленности молодежи к семейной жизни. Девочки, выйдя из школы-интерната, не умеют готовить пищу, шить, вести домашнее хозяйство, мальчики – столярничать, что-то починить, смастерить, потому что уроки труда и домоводства мало что дают в этом отношении. До вступления в брак 50% женихов и 30% невест лишь иногда, от случая к случаю занимались ведением домашнего хозяйства. Потому-то у молодых при первом же столкновении с трудностями семейного быта возникают серьезные конфликты, нередко заканчивающиеся разводом. Статистика показывает, что 20% расторгнутых браков – это браки со стажем семейной жизни до двух лет. Именно они эпизодически зависимы от родителей, а главное – молодые люди еще не созрели для роли жены и мужа. В целом можно констатировать, что смешанные семьи распадаются чаще, чем однонациональные. Причина, вероятно, заключается в том, что в однонациональных семьях жизненные интересы супругов более однородны, меньше причин для семейных конфликтов. Возможно, сказывается и то обстоятельство, что в однонациональных семьях меньшее значение придают официальному оформлению разводов.

Отметим, что тенденция роста разводов во всех типах семей фиксируется исследователями у всех народов и во всех регионах страны. Отношение общества к этому явлению повсеместно стало более либеральным. Сегодня уже никто не осуждает ни саму процедуру расторжения брака, ни разведенных женщин. Большинство браков расторгается либо по совместному заявлению супругов, либо по желанию женщины. Однако страшны не сами разводы, а их последствия – это безотцовщина при живом отце, дети, оставленные молодыми матерями в родильных домах, переполненные детские дома.

На сегодняшний день очень остро стоит проблема здоровья негидальцев. В настоящее время отсутствуют обнадеживающие перспективы формирования благоприятной демографической ситуации: наблюдается высокий уровень заболеваемости и смертности; низкий уровень продолжительности жизни; происходит нарастание ассимиляции, а также процессов, ускоряющих личную деградацию (пьянство, преступления). В настоящее время более 60% опрошенного населения жалуются на здоровье и только 26% считают себя здоровыми. Почти треть опрошенных (26,2%) находятся на диспансерном учете. При этом, согласно опросу, от 50 до 75% респондентов страдают хроническими заболеваниями. Из них 18,7% связывают плохое здоровье с плохим медицинским обслуживанием.

В основе естественной убыли населения лежит главная причина смертности, а именно – смерть от неестественных причин (переохлаждение, отравление, несчастные случаи на воде и в тайге, убийства и самоубийства). На ее долю приходится более половины всех смертей. Например, в 2002 г., согласно актовым записям Управления ЗАГС при Правительстве Хабаровского края, она составила более 50 % всех умерших. Смертность от неестественных причин у мужчин почти в 5 раз выше, чем у женщин – 51,6% против 10%. У женщин среди неестественных причин смертности – несчастные случаи, у мужчин этот показатель составляет 25,8%, а второе место в этом списке занимают самоубийства (17,2%). Стоит отметить, что 1985-1990 гг. процент самоубийств и смерть от неестественных причин у мужчин и женщин были примерно равны – по 17% и 7% соответственно, тогда как в 1991-1996 гг. стала превалировать смерть от суицидов – по 20% соответственно. Безусловно, жизнь и работа в тайге, на реке и море связана с повышенной опасностью. Немаловажную роль при этом играет злоупотребление алкоголем, так как пьянство стало образом жизни значительной части коренного населения.

Высокая смертность негидальцев в репродуктивном возрасте делает весьма проблематичным нормальное воспроизводство этнической группы. Средняя продолжительность жизни – 62 года. Причем разница между мужчинами и женщинами в пользу последних составляет десять лет. Умирают и маленькие дети, так как на недостаточном уровне акушерско-гинекологическая служба. До 1980-х годов негидальцам почти не были знакомы болезни системы кровообращения, у них преобладали бронхолегочные болезни и отиты. Однако в последние годы у них стали фиксироваться и они, а также сердечно-сосудистые заболевания (гипертония). Сказываются оседлый образ жизни, который ведет сегодня большинство населения, а также метисация. Изменения коснулись и конституциональных особенностей тела: растет число полных, рыхлых людей, особенно среди метисов. Стоит отметить, что после 1985 г. у негидальцев перестала фиксироваться смертность от туберкулеза.

В целом, «букет» заболеваний негидальцев выглядит следующим образом: анемия, ревматизм, колиты, артриты, почечная, сердечная недостаточность, хондрозы, тенденция к глухоте и слепоте и т.д. В медицинском обслуживании не практикуются профосмотры и диспансерный учет, чем и объясняется сокращение продолжительности жизни негидальцев, хотя в прошлом они отличались долгожительством. Врачи ЦРБ редко выезжают в села района для оказания медицинской помощи на местах, объясняя это тем, что их жители не идут там к ним на прием, а районные больницы не укомплектованы специалистами, не хватает медикаментов и продуктов питания, особенно детского, а материально-техническая база больницы не отвечает требованиям дня.

Тем не менее, за последние годы врачи добились того, что в районе не было инфекционных вспышек. Снизилась заболеваемость, отрицательно влияющая на уровень трудоспособности, не отмечено случаев заболевания СПИДом и гепатитов.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что негидальцы все больше отходят от своего традиционного охотничьего промысла, о чем говорит большое количество населения, занятого в рыбной промышленности. Большой процент иноэтнического окружения (нанайцев, ульчей, нивхов, славян) сказывается на увеличении количества смешанных браков; подобная тенденция, без сомнения, будет продолжаться и впредь. Исключение из этого составляют только жители отдаленного села Белоглинка. К сожалению, будет сохраняться и процесс дальнейшей потери негидальцами их родного языка; уже сегодня более 80% из них считают своим родным языком – русский, а негидальский язык знают лишь отдельные представители старшего поколения. Реалии времени таковы, что процесс взаимовлияния и взаимодействия негидальцев и окружающего их населения, со всеми вытекающими негативными последствиями для сохранения этнического самосознания негидальцев, уже не остановить. Тем не менее, делаются попытки возродить интерес молодежи к родному языку. Так, с начала 1990-го года в районе им. П. Осипенко была образована и действовала редакция местного радиовещания, где вторая часть программы велась на языках народностей Севера – негидальском и эвенкийском. В передачах исполнялся национальный фольклор: учитель Осипенковской средней школы Т.И. Надеина рассказывала старинные негидальские сказки и легенды. Помимо этого, в программу местного радиовещания по понедельникам, средам и пятницам были введены 10-ти минутные уроки негидальского языка.

Таким образом, социальные институты, в том числе и семья, в прошлом у негидальцев развивалась крайне медленно. В настоящее время негидальская семья по многим параметрам сходна с семьей у других народов страны. Значительные изменения, происходившие в семьях негидальцев в период культурной революции в советскую эпоху, видны в демографической структуре семьи, ее типологии, экономических функциях, социальном составе, внутрисемейных отношениях. Этническая специфика проявляется только в традиционных отраслях трудовой деятельности, в некоторых пережитках прежних обычаев при заключении браков и в современных семейных обрядах и праздниках, отчасти во внутрисемейных взаимоотношениях. Демографическую ситуацию у негидальцев можно охарактеризовать следующим образом: снижение уровня брачности, как у мужчин, так и у женщин в пользу распространения «гражданских браков» и, как следствие, увеличение количества незаконнорожденных и внебрачных детей; повышение числа разводов с последующим увеличением неполных семей. Видимо, будет иметь продолжение и тенденция уменьшения рождаемости при повышении уровня смертности, главным образом, среди трудоспособного населения.

Литература:

1. Архив МАЭ РАН. Ф.5. Фонд А.Н. и Н.А. Липских. Оп.2. Д.3. 312 л.

2. Архив МАЭ РАН. Ф.К-2. Фонд С.М.Широкогорова. Оп.1. Д.214. 126 л.

3. Архив МАЭ РАН. Ф.К-2. Фонд С.М.Широкогорова. Оп.1. Д.216. Папка – 2. 323 л.

4. Архив МАЭ РАН. Ф.К-2. Фонд С.М.Широкогорова. Оп.1. Д.217. Папка – 3. - 307 л.

5. Архив ОИАК. Ф.14. Фонд В.К.Арсеньева. Оп.1. Д.10. 151 л.

6. РГИА ДВ (Российский государственный исторический архив Дальнего Востока). Ф. Р-2413. Оп.4. Д.6. 28 л.

7. Филиал ГАХК г.Николаевска-на-Амуре. Ф.397. Оп.1. Д.2. 243 л.

8. Афанасьев В.Ф. Этнопедагогика нерусских народов Сибири и Дальнего Востока/В.Ф.Афанасьев. – Якутск: Якут. Книжное изд-во. 1979. 184 с.

9. Василевич Г.М. Эвенки: историко-этнографические очерки (XVIII – нач.XX в.)/Г.М.Василевич. – Л.: Наука. 1969. 304 с.

10. Гапанович И.И. Амгуньские тунгусы и негидальцы, их будущность (из материалов ОИМК).// Вестник Маньчжурии, 1927, № 11. – Харбин: Тип-фия КВЖД. - С.45-48.

11. Зибарев В.А. Юстиция у малых народов Севера (XVII - XIX вв.)/В.А.Зибарев. – Томск: Кн. Изд-во. 1990. 208 с.

12. Ким А.С., Кныш А.В., Лях П.П., Менделен Н.Г., Прасолова М.П., Смирнов Б.В. Малочисленные этносы Приамурья: Монография./ отв. ред. Б.В. Смирнов. – Хабаровск: Изд-во Хаб. гос. техн. ун-та. 1993. 71 с.

13. Линденау Я.И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII века): Историко-этнограф. мат-лы о народах Сибири и Северо-Востока. – Магадан: Кн. изд-во. 1983.

176 с.

14. Малочисленные этносы Приамурья. – Хабаровск: Изд-во ХГТУ. 1993. 71 с.

15. Мейер Е.Е. Письма с Амура. К С.В.М.// Вестник Сахалинского музея. Ежегодник Сахалинского областного краеведческого музея. №7. Южно-Сахалинск. Сахалинский областной краеведческий музей, 2000. - С.119-156.

16. Народы Дальнего Востока СССР в XVII–XX вв.: историко-этнографические очерки /Отв.ред. И.С.Гурвич. – М.: Наука. 1985. 240 с.

17. Орлова Е.П. Негидальцы.// Доклады по этнографии (ГО СССР. Отд-ние этн-фии). Вып.3. – Л., 1966. – С.5-23.

18. Подмаскин В.В. Народные знания удэгейцев: историко-этнографическое исследование по материалам XIX – XX в.в. /В.В.Подмаскин. – Владивосток: Изд-во ДВО РАН. 1998. 227 с.

19. Смирнов Л.Ф. Негидальцы? Да!// Амгуньская правда. - 1989. - 14 февраля. - С.2.

20. Смоляк А.В. Негидальцы.// Народы России: Энциклопедия/ Рос. АН Ин-т этнологии и антропологии им.Н.Н. Миклухо-Маклая. – М.: «БРЭ», 1994. – С.244-246.

21. Смоляк А.В. Положение женщины народов Севера в семье и обществе// Женщина и свобода: пути выбора в мире традиций и перемен. Мат-лы межд. Конф. 1993 г. – М.: Наука, 1994. – С.231-236.

22. Смоляк А.В. Социальная организация народов Нижнего Амура и Сахалина в XIX – начале XXв.// Общественный строй у народов Северной Сибири (XVII - начало XX в.)./ Отв. ред. И.С. Гурвич и Б.О. Долгих. – М.: Наука, 1970. – С.264-299.

23. Солярский В.В. Современное правовое и культурно-экономическое положение Приамурского края.//Материалы по изучению Приамурского края. Вып.XXVI. – Хабаровск. 1916. 176 с.

24. Титов Е. Земля и люди. Путевые очерки (Тунгусы Приамурья).// ТОЗ. – 1926. –

5 февраля. - С.3.

25. Цинциус В.И. Негидальский язык: исследования и материалы/В.И.Цинциус. - Л.: Наука. 1982. 312 с.