Бабенко И.А.

ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», Россия, Ставрополь

Ономастическое пространство как средство формирования гротеска в трилогии А.В. Сухово-Кобылина «Картины прошедшего»

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 14-54-00025 «Поэтика гротеска в русской драматургии второй половины XIX - начала ХХ вв.».

А.В. Сухово-Кобылин – драматург и философ, вошедший в историю русской литературы и театра благодаря драматургической трилогии «Картины прошедшего». Он активно развивал традиции отечественной драмы, в которой значительную роль играло функционирование ономастического пространства, во многом выявляющего логику действия.

В трилогии «Картины прошедшего» ономастическое пространство является одним из средств организации гротескного пространства текста. Так, контраст шулерского «обмана по правилам» и чиновничьей фантасмагории проявляется в перемещении действия из Москвы («Свадьба Кречинского») в Петербург («Дело», «Смерть Тарелкина»). Фарсово-гротескное действие развивается именно в столице, являющейся одновременно и логовом бюрократов, представленном в фантасмогорическом свете как «уже и в Писании сказано: Тамо убо море великое и пространное – идеже гадов несть числа!» [2, с. 181].

В поэтике цикла особую роль играют имена и фамилии персонажей, позволяющие предугадать, а по завершении действия и переосмыслить, их функциональное предназначение. Фамилия одного из главных героев – Кречинский вероятно происходит от названия породы хищной птицы, кречета, часто использующейся для охоты. Характеристики птицы («бьет» жертву сверху, неожиданно, застигая врасплох, питается исключительно свежей добычей) соотносятся с поведенческой моделью персонажа: афера с Муромскими происходит быстро (2-3 недели), с четко продуманными шагами, успех ее во многом обусловлен быстротой, напором, неготовностью «жертвы» к нападению. Отметим, что кречет относится к числу «благородных» птиц (недаром входит в отряд соколиных), в отличие от падальщиков, что в некоторой степени отражает характер противостояния Кречинского и Расплюева, рабски подбирающего остатки от «добычи» благодетеля. Хищническая натура последнего заключается как раз в действии исподтишка, чужими руками, за чьей-то спиной. Фамилия же персонажа, по определению самого Сухово-Кобылина, концентрирует в себе поведенческую модель: «в атмосфере апатии, безразличия и упадка происходит деградация личности, появляются пройдохи и циники, расплевавшие и свои дарования, и свое человеческое достоинство» [Цит. по: 1, с. 163] (курсив мой – И.Б.).

Гротескность Кандида Касторовича Тарелкина также отражена в его имени. С одной стороны, оно вызывает ассоциацию с вольтеровским героем (при этом Кандид Сухово-Кобылина увлечен не метафизическими изысканиями, а добывание средств к существованию, бредит не обретением счастья, но местью), с другой – содержание образа составляет резкий контраст с семантическим наполнением его имени – «белый», «чистосердечный». Фамилия «Тарелкин» вызывает сразу несколько ассоциаций: с помощью Кандида Касторовича деньги Муромского, словно лакомое блюдо на тарелочке, должны попасть к Варравину; слово «тарелка» и родственное ему «блюдо» созвучны с понятием «лизоблюдство»; наконец, тарелка и блюдо – предметы, связанные с потребностями утробы, брюха и т.п. Гротескный образ начальника Тарелкина – Максима Кузьмича Варравина также создается во многом с помощью употребления значимой фамилии, которая связана с именем упоминаемого в Евангелии разбойника Вараввы. Он был приговорен к казни – распятию на кресте за многочисленные преступления, и должен был быть казнен в один день с Христом. Но Варавва был помилован и избежал мученической смерти. Чиновник, который должен охранять закон, быть честным и справедливым ассоциируется с разбойником, избежавшим справедливого наказания, ушедшим от ответственности за свои преступления. К тому же подлая сущность персонажа подчеркнута путем соединения с «говорящей» фамилией имени «Максим», обозначающим, в данном случае, максимальную концентрацию порока в персонаже.

Чиновники меньшего масштаба, именовавшиеся в афише «Дела» как «подчиненности», наделены соответствующими фамилиями, отражающими их ничтожность и малозначимость в бюрократической машине – Чибисов, Ибисов, Омега, Герц, Шерц, Шмерц. Фамилии Чибисов и Ибисов соотносятся с названиями мелких птиц, которые могут только чирикать без дела, не принося ни сильного вреда, ни ощутимой пользы. Персонажи к тому же представляют собой вариацию образов Бобчинского и Добчинского из комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». Герц, Шерц, Шмерц – звукоподражания, вскрывающие сущность персонажей – «колес, шкив и шестерен бюрократии» [2, с. 67]. Фамилия частного пристава Оха также является звукоподражанием, отражающим «карательную» сущность героя: подследственные в полицейском участке постоянно подвергаются телесным мучениям и «охают». Омега – название последней буквы греческого алфавита, традиционно трактующееся как крайний предел, конец чего-либо. Этот чиновник настолько мелок, ничтожен, что не находит себе товарищей даже среди коллег: «Омега (подбегая). Ваше превосходительство! Меня некому за ворот взять! Варравин. Ну сами себя возьмите» [2, с. 226].

В ономастическом пространстве трилогии функционируют и метафорические наименования «частей» бюрократического аппарата. Так, Тарелкин метафорически называет своих начальников «рыкающими зверьми», что способствует созданию образа бесчеловечного чиновника, постоянно находящегося в состоянии агрессии. Своих товарищей и коллег (тоже чиновников) определяет так: «иуды, ямокопатели, предатели», с помощью этих определений создаются гротескные образы лжедрузей, загнавших героя в могилу. Сами же коллеги в разговорах о смерти Тарелкина употребляют такие наименования: «самая бездельная и беспокойная тварь убралась в свою дыру»; «самая омерзительная жаба ушла в свою нору; самая ядовитая и злоносная гадина оползла свой цикл и на указанном судьбою месте преткнулась и околела» [2, с. 227]. Это также способствует раскрытию хищнической сущности бюрократов, их внутренней пустоты и ничтожества.

Итак, краткий анализ ономастического пространства трилогии позволяет определить его как одно из средств организации гротеска. Расшифровка фамилий некоторых персонажей пьесы, в свою очередь, раскрывает ведущий способ создания гротескного типа образности в цикле – соединение крайних противоположностей, сочетание несочетаемого. Чиновник должен защищать закон, отстаивать интересы людей, наказывать преступников, быть на стороне справедливости и чести. Но фамилии персонажей раскрывают их порочную, преступную, разбойничью сущность. Таким образом, построение ономастического пространства на основе соединения антиномичных начал срывает маски с «благообразных» персонажей, организуя тем самым сложный и многомерный художественный мир цикла.

Литература

1. Клейнер И. М. Драматургия Сухово-Кобылина. М.: Молодая гвардия, 1976.

2. Сухово-Кобылин А. В. Картины прошедшего. М.: Наука, 1989. 360 с.