Философия/ 2. Социальная философия

Ас. Ланчевська А.А.

Днепропетровский Национальный Университет имени Олеся Гончара

Категория «женщина» в социально-философском дискурсе идентичности: гендерный аспект

Во второй половине XX в. феминистская теория, во многих своих ключевых вопросах соприкасающаяся и пересекающаяся с философией постмодернизма, коммуникативными теориями, постструктурализмом, психоанализом, и, тем не менее, стоящая зачастую в оппозиции к некоторым ключевым их постулатам, порождает новую методологию исследований в социально-гуманитарных науках - гендерный подход. Однако то, что в феминизме не подвергалось практически никакому сомнению, а именно - сама категория «женщина», - в основных направлениях гендерной теории не просто ставится под вопрос, но и становится предметом дискуссии, а также предметом углубленного изучения.

Как пишет Дж. Батлер, при рассмотрении терминологии феминистской теории, очень важной представляется сама категория «женщина», рассмотрение того, что она означает. «Мы знаем, что женщины были «списаны» с истории культуры и литературы, написанной мужчинами, что женщины были обречены на молчание или искажение в текстах философии, биологии и т.д., что есть определенная группа человеческих существ, которые сейчас, объединенные феминизмом, хотят сказать «нечто новое, другое, отличное». И все же, «быть женщиной» - значительно более сложное понятие, чем кажется, и мы должны ссылаться на женщин не только как на социальную категорию, но и в смысле ощущаемого эго, культурно обусловленной или конструируемой субъективной идентичности. Здесь сама категория наполняется онтологическим смыслом «быть» [2, с. 324] (тут и дальше перевод мой. - А. Л.).

Онтологическая наполненность термина «женщина» должна охватывать огромный пласт женского опыта, а не того, что под ним подразумевают мужчины. Описания угнетения женщины, их исторической ситуации или культурной перспективы требуют того, чтобы женщины сами не только признали справедливость феминистских притязаний, сделанных от их лица, но и чтобы они нашли некую общую идентичность, то ли в своих отношениях и подходах, то ли в своем воплощенном в теле сопротивлении абстрактным и объективирующим модусам мысли и опыта, в «прочувствованном» чувстве (Дж. Батлер) собственных тел, способности к материнской идентификации и материнскому мышлению, нелинейной направленности удовольствия или в возможностях эллиптического и многоголосого письма. Но разве феминистской теории нужно полагаться на понятие того, что фундаментально и отличительно значит быть «женщиной»? Вопрос становится ключевым, если мы попытаемся определить, что характеризует мир женщины, который ощущается различными маскулинными практиками или же является маргинализированным и постоянным. Дж. Батлер задается следующими вопросами: «Существует ли специфическая фемининность или специфический набор значений смыслов, которые выписаны из различных историй и описаний и которые могут ассоциироваться с женщинами как группой? Сохраняет ли категория «женщина» значение отдельное от условий угнетения, против которых оно было сформулировано?» [2, с. 325]. В большинстве случаев феминистская теория взяла категорию женщины как основу для любых последующих политических требований, не понимая, что категория вызывает политическое «закрытие» доступа к различного рода опыту, признаваемому как часть феминистского дискурса. Когда категория понимается как репрезентация набора ценностей или склонностей, она становится нормативной в своем характере и, следовательно, «исключающей» (exclusive) в принципе. Эта мысль создала и теоретизацию, и политическую проблему, заключающуюся в том, что множество женщин из различных культурных слоев отказалось признать себя «женщинами» в терминах феминистской теории с последующим результатом «выпадения» из категории, им осталось придти к заключению: они не являются женщинами, как они ранее предполагали; категория отражает ограниченную локацию своих теоретиков и, следовательно, не может признать взаимопересечение гендера с расой, классом, этничностью, возрастом, сексуальностью и другими течениями, которые вносят вклад в образование культурной (не)идентичности. В ответ на радикальное исключение категории женщин из гегемонических культурных образований, с одной стороны, и внутренней причиной эффекта исключения из феминистского дискурса, с другой, - теоретики феминизма теперь столкнулись с проблемой, стоит ли расширить и дать новое определение самой категории женщины, сделав ее более инклюзивной (что вызовет также политический вопрос: кто должен принимать решение и от имени кого), или же оспорить место категории как части феминистского нормативного дискурса. Совершенно ясно, что любые сомнения и рассуждения на данную тему поднимают политический вопрос (как действие): если не феминный субъект обеспечивает нормативную модель для феминистской эмансипаторской политики, тогда кто/что это делает? Без унифицированного концепта женщины оказывается, что феминистская политика потеряла категориальную основу для своих собственных нормативных претензий. Что составляет это «кто», субъект, который феминизм стремится эмансипировать? Если нет субъекта, кого тогда эмансипировать?

ЛИТЕРАТУРА:

1. Butler J. Gender trouble: Feminism and the subversion of identity. - New York and London, 1999.

2. Gilligan C. In a Different Voice: Psychological Theory and Women’s Development. - Cambridge, 1982.

3. Yeatman A. A feminist theory of social differentiation // Feminism. Postmodernism. - New York and London, - 1990. Р. 281-299.