Философия / 3. История философии

к.ф.н., доцент Шарова М.А.

Калужский государственный университет имени К.Э. Циолковского, Россия

«Метафизика сердца» как психофизиологическая проблема в русской идеалистической философии XIX века

Кризисные, переломные процессы, происходившие в общественном развитии XIX века выявили недостаточность разума как универсального инструмента познания и формирования целостного мировоззрения, что стало особо очевидным для русской идеалистической мысли. Приоритетность рассмотрения получили, так называемые, «нерациональные» компоненты человеческого бытия: интуиция, воля, инстинкт, вера, чувство и т.д. – то, что обычно называют «душой» или «сердцем» человека. В русской философии экзистенциально – «сердечная» проблематика явилась объектом концептуальной рефлексии, узловой темой философских и философско – антропологических исканий, и во многом предопределила культурное видение традиции отечественной метафизики.

Сердце и разум, как символы двух начал, двух глубочайших сил, сущностных устремлений человека присутствуют еще в древнецерковной христианской антропологии, византийском исихазме (М. Псёлл, Г. Палома и т.д.), средневековой (А. Августин) и новоевропейской (Б. Паскаль, Л.Фейербах, М. Шелер и т.д.) традиции. В русской культуре «метафизика сердца» привлекла внимание таких мыслителей как Г.С. Сковорода, И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, П.Д. Юркевич, В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, Л. Шестов, Б.П. Вышеславцев, С.Л. Франк, П.А. Флоренский, И.А. Ильин, В.В. Розанов, В.В. Зеньковский, Г.В. Флоровский и др.

Философская антропология Г.С. Сковороды (работы «Наркис, или Познай себя», «Начальная школа по христианскому добронравию» и т.д.) направлена на онтологическую укорененность природы человека (= микрокосмоса) в макрокосмическом мире. Человек тождественен, органически связан с жизнесозидающими силами космоса. Познание себя как цели жизни человека невозможно без познания всеобщих универсальных связей с окружающим миром природы и миром духа. Человек в философии Г.С. Сковороды не просто телесность среди других материальных объектов, а особый сущностный мир, в котором центральное положение принадлежит сердцу как «животворящей струне», связывающей его с божественной сущностью. «Человек божий, источающий животворящие струи и лучи божества испущающий, есть солнце не по солнечному лицу, но по свету» [1]. Сопоставляя разум и веру, Г.С. Сковорода полагал, что разум должен стремиться к отысканию истины, которая не дана человеку Богом, но открывается постепенно; сердце же наряду с разумом занимает видное место, поскольку позволяет узреть свет божественной истины, установить четкие нравственные ориентиры в духовном мире. Г.С. Сковорода утверждал существование трех миров: большого (космос) – природа, малого – человек, символического – Библия. Характерным здесь является промежуточное положение человека – между миром природы и миром Бога, тварность человеческой сущности как граница нравственных ориентиров и искушений. Сердце в учении Г.С. Сковороды связано с духовной программой формирования целостности образа человека «где разум и воля, и чувство, и совесть, и прекрасное, и истинное … и весь объем ума сливаются в одно живое единство и … восстанавливается существенная личность в ее первозданной неделимости» [2]. Сердце центрирует все жизненное, внеразумное в сверхразумном смысле, что обусловлено особым гносеологическим статусом (Бог – всегда в сердце человека). Сердце, как нечто бессознательное, не есть низшее по отношению к сознанию; напротив – оно высшее и более глубокое, как средоточие всего доброго и светлого. Мысль человека в своем мироуяснении движется от сердца – к пониманию человека – и мира.

Акцент на сердце как центр дуализма человеческого естества представлен в работах П.Д. Юркевича («Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению Слова Божия», «Курс общей педагогики с приложениями» и т.д.), истоки учения которого восходят к идеям Г.С. Сковороды. Сердце, в философии П.Д. Юркевича, «есть хранитель и носитель всех телесных сил, средоточие душевной и духовной жизни человека». «Так в сердце зачинается и рождается решимость человека на такие или другие поступки; в нем возникают многообразные преднамерения и нежелания; то есть седалище воли и ее хотений» [3]. П.Д. Юркевич отмечал, что еще тексты Священного писания свидетельствовали о высоком назначении рассудочности (разума) в духовной и нравственной жизни человека; но сосредоточие всей жизни человека виделось в сердце. П.Д. Юркевич утверждал, что самые достоверные факты физиологии, подтверждающие связь сознательной жизни души с деятельностью головного мозга, не находятся в противоречии с Библейским учением о сердце как подлинном сосредоточии душевной жизни. Более того, душа как основа сознательных психических явлений имеет своим ближайшим органом сердце. Мыслитель полагал, что хотя факты и свидетельствуют о том, что сознательная жизнь души находится под воздействием головного мозга, но чувство, которое человек имеет о собственном духовно – телесном бытии, отражается в его сердце. В сердце человека лежит основа того, что представления, чувствования и поступки получают особенность, в которой выражается душа конкретного человека (= индивидуальность). Отсюда сердце есть орган, определяющий духовный мир личности, его психику и метафизику. Именно в сердце, по П.Д. Юркевичу, сконцентрировано многообразие чувств, эмоций, настроений, переживаний, свойственных человеку, которые детерминируют его поведенческую деятельность и мировоззренческую направленность. Такие чувства как радость, горечь, вера, надежда, любовь, доброта – непосредственным образом вытекают из сердца человека и оказывают воздействие на его жизнедеятельность. В процессе познания, истина, «проникая» в сердце, становится для человека благом, внутренним сокровищем, к которой устремляется вся внутренняя мощь человека. П.Д. Юркевич заключал, что только для сердца возможен «подвиг…

1. сердце может выражать, обнаруживать и понимать совершенно своеобразно такие душевные состояния, которые по своей нежности, преимущественной духовности и жизнедеятельности не поддаются отвлеченному знанию разума;

2. понятие и отчетливое знание разума открывается или дает себя чувствовать и замечать не в голове, а в сердце; в эту глубину оно должно проникнуть, чтобы стать деятельною силою и двигателем нашей духовной жизни» [4].

В соотнесенности с метафизической сущностью сердца П.Д. Юркевич показал противоречивый характер человеческой личности, ее двойственность: «личность поддельную» - которая предстает перед человеком (= внешняя, поверхностная), и «действительную личность» - смысл которой сокрыт в сердце человека (= глубинный, фундаментальный смысл). Подобное «двоедушие» в психологии П.Д. Юркевича предстает как разрыв между деятельностью душевной в представлениях и собственным состоянием души, которое открывается в движениях сердца (например, человека просят что – либо сказать «от души»). Отношения же между людьми чаще всего есть отношения сердечные (например, дружба, любовь и т.д.).

Дуализм человеческой натуры отмечен и в творчестве славянофилов: И.В. Киреевского (работы «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России», «О необходимости и возможности новых начал для философии» и т.д.) и А.С. Хомякова (работы «О старом и новом», «Об общественном воспитании в России» и т.д.). Они полагали необходимым возвращение «сердцу» и «разуму» их исконного смысла, согласно которому «сердечное познание» предшествует и определяет познание «рационально – рассудочное». Поскольку оторванное от «сердечного стремления», отвлеченное мышление приносит в жертву «внешнему» человеку человека «внутреннего», духовность – материальности. По И.В. Киреевскому, в сердечном познании заключены основы духовности человека, его нравственные чувства и убеждения, ценности и идеалы, и главное – вера, которая есть «взор человека к Богу». «Метафизику сердца» И.В. Киреевский понимал как основу и силу человеческого разума, убедительность доводов, духовные мотивы внешнего поведения человека. Из «отвлеченного разума», писал И.В. Киреевский, нельзя получить «ни истинной веры, ни совести, ни любви». В понижении духовного уровня, «безбожном вольнодумстве» видели мыслители кризисное состояние эпохи, выходом из которого могло стать только духовно – нравственное возрождение посредством сердечной метафизики. Для А.С. Хомякова сердце есть «живительный источник» веры, надежды и любви, без которых нет и «высшего гнозиса».

В.С. Соловьев в статье «О философских трудах П.Д. Юркевича» подчеркнул значимость «метафизики сердца», полагая, что она «находит себе опору в исторической действительности религии» и отчасти подтверждается выводами науки. В работе «Философские начала цельного знания» он показал, что реализация принципа «целостности» – гармонизации всех способностей человека и содержания мира в Единое - не может обойтись без сердечного гнозиса. Поскольку философия должна перестать быть «отвлеченным знанием» в смысле исключительно теоретического познания и распространиться на области «знания жизненного», «прикладные дисциплины», придавая своему видению целостность на основе синтеза «свободно-разумного мышления» и «вечного содержания христианской веры». Воплощением принципа «целостности» должно стать единство интеллектуальных, эмоциональных и творческих движений, благодаря живому и подлинному общению человека с Абсолютом посредством «сердечного созерцания». По В.С. Соловьеву, только когда воля и ум людей вступят в общение с вечно и истинно сущим, только тогда получат свое положительное значение и цену все частные формы и элементы жизни и знания, все они будут необходимыми органами одной цельной жизни.

Метафизика сердца как нечто более непонятное, непроницаемое, таинственное, «более скрытое, чем душа, чем сознание, чем дух» представлено в философии и антропологии Б.П. Вышеславцева. В работе «Этика преображенного Эроса» он раскрыл метафизическую глубину сердца как «тайный духовный центр человека», абсолютную ценность. Значение сердца Б.П. Вышеславцев сопоставил с «центром круга … или световым центром, из которого может исходить бесконечное разнообразие лучей» [5] и направлять все бытие человека. Так, в философии Б.П. Вышеславцева, метафизика сердца принимает большее значение, чем в психологии: сердце есть «сокровенная самость», человека, его «глубинное, подлинное Я», непостижимое не только извне (= другими людьми), но подчас и им самим. Подобно Г.С. Сковороде и П.Д. Юркевичу, он затронул психофизиологическую проблему в плане соотношения телесного и духовного. В книге «Сердце в христианской и индийской мистике» Б.П. Вышеславцев писал об истинности «сердечного познания», как положенного в основу высшего откровения. Поскольку христианство мыслитель понимал как религию воплощения, которая «не презирает и не отбрасывает плоти, а сохраняет и спасает ее … и сокровенные волнения духа заставляют биться … телесное сердце… Телесное сердце никогда не есть только «плоть», а всегда есть воплощение, ибо каждое его биение имеет духовное значение» [6]. Сердце – исток творчества и эвристической интуиции, отсюда вытекает «богоподобие», «светоносность» и благость человека, его величие. Первичность «искры Божьей» (субстанциональность) и вторичность плоти (ничтожества) определяют человека как источник добра, как абсолютную духовную ценность. Важна в человеке и взаимосвязь сердца со свободой воли, раскрывающие творческую «самость» человека. Свобода воли, по Б.П. Вышеславцеву, ценна даже и во зле, поскольку «свободный и грешный дух» человека в иерархии бытия выше, чем камень (неодушевленная материя), который не грешит в силу пребывания своего бытия. Творческой же природе человека свойственны ошибки (зло). По сути, в философии Б.П. Вышеславцева представлена позиция «социальности» метафизики сердца – не ошибается тот, кто ничего не делает; а истина же постигается деятельной любовью.

«Философия сердца» привлекла внимание И.А. Ильина, который уделил ей много внимания в рамках рассмотрения философско-антропологической проблематики (работы «Аксиомы религиозного опыта: исследования», «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» и т.д.). «Поющее сердце», по И.А. Ильину, есть «основа новой жизни и основа приобщения к новому бытию». Он разработал концепцию «сердечного созерцания», характеризующую уровень развития духовности как отдельной личности так и человеческой культуры в целом. «Сердечное созерцание» И.А. Ильин понимал как глубокую и благородную способность человека к познанию возвышенных и достойных предметов. «Сердечное созерцание» в его философии представляло и духовное видение, и «вчувствование в Совершенство», и творческую интуицию, и «живую совесть» человека перед Богом. Мышление, любой культурный творческий акт мыслитель рассматривал как «сердечное измерение духовности». Мышление, лишенное сердечного созерцания, воспринималось им как «бессердечная воля» («злая энтелехия души»), для которой «любые средства оправдывают цель». Отсюда и «мертвость», «окаменелость» всех духовных органов человека, если они отвращены от воли сердечной. Без сердечного видения культура – вовсе и не культура, а «камень и лёд», обреченность человеческого бытия. Наряду с метафизикой сердца, И.А. Ильин разработал концепцию «сердечной социологии», где открытость сердца другим людям является основой норм и благополучия человеческого общежития.

С.Л. Франк в работе «Крушение кумиров» писал о духовных основах жизнедеятельности человека в со – обществе, поскольку «порядок человеческого сердца» ведет к условиям осмысленности, прочности жизненных позиций, что является условием «духовного равновесия и потому самого нашего бытия». Символ сердца в философии С.Л. Франка объединяет в себе телесное и духовное, чувственное и рациональное, природное и культурное и т.д. Он объемлет явления психической и физической жизни людей, родовое и индивидуальное. Но сердце не есть некая отдельная инстанция, противоположная разуму, оно представляет собой целостность внутреннего бытия, одним из излучений которого может быть и разум. Так, отношение к окружающему миру через сердце - прежде всего отношение христианской любви.

В.Д. Кудрявцев в статьях «Бессмертие души», «Метафизический анализ эмпирического познания» писал, что сердце является одним из источников эмпирического познания; иными словами, его интересовал вопрос о сердце как о «силе познания», о возможности познавательных способностей человека проникнуть в «действительное бытие».

В.И. Несмелов в трудах «Наука о человеке» (т.2 «Метафизика жизни и христианское откровение»), «Вера и знание» полагал сердце «средоточием человеческой личности», «центральностью духовного опыта человека». Процесс познания, по В.И. Несмелову, возникает, не из потребности мысли, а из потребности жизни. Человек стремится, прежде всего, определить, объяснить не мир, а свое собственное положение в мире, поэтому действительные корни философии лежат не в данных положительного знания о мире, а в познании человека о самом себе, и действительная задача философии выражается не построением общей системы научного мировоззрения, а научным построением живого мировоззрения.

Те же задачи ставились и в христианской антропологии М.М. Тареевым, где сердце выступало местом «соприкосновения двух миров». Исходя из концепции «метафизики сердца», М.М. Тареев разработал теорию христианского познания (а не познания «вообще»), отдавая приоритет «нравственно-субъективному методу». Он провел различие между «знанием» и «ведением». Первое обладало определенной научностью, а второе «было освещено непосредственным переживанием действительности, сознанием». Разъясняя значение последнего, М.М. Тареев писал: «В этом мире (т.е. в мире духовном) все, каждый момент рассматривается не с точки зрения действительного бытия, а в перспективе одобрения или неодобрения, близости к сердцу или отдаленности от него… Это уже не перспектива действительного бытия, а перспектива истинного бытия, ценности бытия» [7].

П.А. Флоренский в сочинении «Столп и утверждение истины» (раздел «Сердце и его значение»), ссылаясь на выдержки из работ П.Д. Юркевича и В.С. Соловьева, также указывал на сердце как источник духовной жизни человека. «Сердце есть средоточие душевной и духовной жизни человека…душевных чувствований, волнений и страстей. Сердце есть исходное место всего доброго и злого в словах, мыслях и поступках человека …Оно составляет глубочайшую часть нашего существа» [8]. П.А. Флоренский делал акцент на «особой энергии сердца» (= телепатии), связывающей всех людей «тайными узами». Сердце в философии П.А. Флоренского имеет свою собственную логику, выступает инструментом познания, этического различения, экзистенциального проникновения в сущность человеческого существования.

«Метафизика сердца» и «метафизика детства» легли в основу построения В.В. Зеньковским психолого-педагогической концепции, занявшей центральное место в его православной антропологии («Проблемы воспитания в свете христианской антропологии» и др.).

Русская идеалистическая философия по своему подошла к уяснению психофизиологической проблематики «метафизики сердца». Мыслители утвердили не познавательную слабость разума, но отрицание его всесилия; и особую «логику сердца» как чувства, созерцающего ценности бытийного мира человека. «Метафизика сердца», прежде всего, инициирована к Богу (= нравственному миру человека), отсюда Христос есть предмет и средоточие всего: кто не знает Бога (= высшей нравственности), не знает ничего в порядке мира, ни в самом себе. Но кто знает Бога (= истоки нравственности), тому ясны все причины и значение всех вещей.

Литература

1. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х т., Т. 1, М., 1973, С. 124

2. Там же, С. 155

3. Юркевич П.Д. Философские произведения. М., 1990, С. 69

4. Там же

5. Вышеславцев Б.П. Сердце в христианской и индийской мистике // Вопросы философии, 1990, № 4, С. 63

6. Там же, С. 74

7. Тареев М.М. Философия жизни, М., 1916, С. 72

8. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины, в 2-х т., Т. 1. М., 1990, С. 535, 537, 538