Психология и социология/13 Современные технологии социологических опросов

Д.филос.н. Логунова Л. Ю.

Кемеровский государственный университет, Россия

Методологические стратегии и процедуры применения гибридного комплекса для анализа нарративных интервью

Анализ социальных практик повседневной жизни людей опирается на особенности семейно-родовой памяти: историчность и социокультурную обусловленность. Понимание действий людей возможно с учетом особенностей «биографической ситуации», социокультурного контекста. Основная задача данной исследовательской стратегии – сохранить баланс между уникальностью интерпретаций событий и типичностью жизненных ситуаций. Как правило, изучение проводится в русле интерпретативной парадигмы, уязвимые аспекты которой (выборка, проблемы адекватного понимания, ошибки памяти, кодировка данных и т. п.) становятся сегодня предметом методологического осмысления. В процессе обработки материалов нарративных интервью [1] мы столкнулись с необходимостью применения качественно-количественного анализа, сформированного в результате в гибридный методологический комплекс. Такой методологический прием способен объединять на междисциплинарной основе методы исторических наук, техники качественного анализа, потенциал генетического, социокультурного подходов, количественной парадигмы. Генетический и феноменологический подход при этом является методологической опорой для интерпретаций.

Итак, нарративное интервью становится основной техникой анализа биографии человека в социально-историческом контексте. В центре внимания – изучение жизненного опыта представителей разных поколений, интерпретация смыслов, которыми люди наполняют повседневность. Биографический метод позволяет точечно изучать субъективный опыт переживаний социально-исторических процессов (войны, революции, кризисы, миграции) и определенных фаз человеческой жизни (детство, болезнь, смерть). Устные нарративы и использование «документов жизни» из семейных архивов, техник анализа рассказов очевидцев (oral histories) дополняют историческую картину жизни, отражают оценку ситуаций и событий. На стыке этих данных появляется возможность объяснения особенностей семейной драмы, которая, повторяясь в других семейных историях, формировала типы жизненных стратегий. Использование методологических возможностей социальной генеалогии позволяет сочетать «мягкий» анализ с типизацией сценариев «семейных драм», из хаоса индивидуальных судеб выделить закономерности семейного поведения, закрепленные в повседневных практиках и социальных привычках.

К методам социальной генеалогии относятся построение генеалогических таблиц и геносоциограмм. Генеалогические техники наглядно демонстрируют матримониальные стратегии, исторические траектории жизни рода, отображают рождение детей, браки, смерти и их причины, заболевания, несчастные случаи, сведения об образовании, профессиональной принадлежности, фактах миграции, дружбе. Генеалогические таблицы рассказывают историю рода, геносоциограммы – истории родственников. Это эмпирическая основа для исследования структур жизненных семейных сценариев.

При комбинировании методов социальной генеалогии, социальной психологии, истории с методами качественной социологии, формируется междисциплинарный (гибридный) исследовательский комплекс. Такие комплексы основаны на вариативности методов и техник гуманитарных дисциплин, изучающих судьбы и исторические коллизии жизни людей, но в основе всех методических инвариаций лежат универсальные стратегии работы с информантами и обработки эмпирического материала.

Стратегия работы с вторичной интерпретацией материалов со слов очевидцев и героев событий. Субъективность изложения, ошибки памяти, внеисторичность нарративов часто становятся объектами критики историков, «социологов-количественников», которые требуют «объективности» анализа субъективного материала с сохранением исторической однозначности, исключающей ошибки памяти респондентов. При такой исследовательской позиции реальность выглядит одномерной и глянцево-правильной. В объективной реальности возможное количество интерпретаций ситуации соответствует количеству информантов-очевидцев. Более корректным и уважительным к респондентам выглядит отношение к эмпирическому материалу как к целостному тексту, а не как совокупности ошибок. Новое теоретическое осмысление социальной реальности может принимать фрагментарный и децентрализованный характер, когда социальный субъект любого уровня не может претендовать на безусловную истинность собственных представлений о событиях прошлого.

Стратегия поиска истины. Проблема методологического выбора заключается в особенностях подбора и анализа фактов, связанных с доказательством истинности событий. История и память о ней не может быть нереально правильной, проиллюстрированной нарративами, рисующими привычную картину, узаконенную историками. К сожалению, историки предлагают обсуждать не проблемы, связанные с функционированием социальной памяти, а степень доверчивости социолога, который любой плод фантазии респондента принимает за истину. Но пренебречь уникальностью жизненных коллизий, которые разрушают исторический стереотип, значит лишить социальную реальность эмоциональной окраски, которая является ключом к пониманию смысла поведения людей. Задача исследователя – показать яркость и многослойность социокультурной ткани с ошибками и неправдами, принимаемыми людьми за истину.

Стратегия сравнительного анализа неофициальных нарративов с официальными. Методологическая задача поиска ошибок смещается в сторону анализа причин и факторов возможного искажения исторических событий, удерживаемых памятью людей.

Стратегия структурирования эмпирического материала. Эмпирический материал собранных «документов жизни» эклектичен. Специфика транскрипта интервью заключается в том, что наряду с лейтмотивным повествованием информант начинает анализировать историческую ситуацию, давать оценки событиям, отклоняться от темы, но предоставлять важную информацию, отраженную его памятью (умозаключения, комментарии). Применяется контент-анализа, структурирующий аналитические единицы при сохранении смыслового единства текста.

В исследовании семейно-родовой памяти сибиряков анализ эмпирического материала, представленного в виде совокупности нарративов и документов, предполагал несколько процедурных этапов работы.

Первый этап начальной систематизации транскриптов. Формировались группы типичных ситуаций по степени «компетентности» героев.

Второй этап аналитических абстракций. Транскрипты подвергались формальному анализу. Тексты маркировались, в них выделялись значимые ситуационные «пятна»: социальное происхождение, этническая принадлежность и мотивы переселения предков, заболевания родственников, особенности социальной мобильности, тактики построения социальной карьеры.

Особое внимание при анализе транскриптов привлекал стиль изложения: построение информантами предложений и речевых конструкций. Это маркер понимания переживаний, который диктовал виды систематизации материала по типам историй в порядке убывания количественных характеристик групп. Семейные истории сибиряков сформировали следующие группы: женские истории; мужские истории (рассказанные мужчинами или женщинами о судьбах мужчин рода); типичные истории с повторяющимися сюжетами; «жалостливые» истории (эмоционально повествующие о трагических ситуациях); «обычные» истории (информант подчеркивает, что семья «ничем не примечательна», рассказ лишен эмоциональной окраски); героические истории (о подвигах, семейных достижениях); «любящие» истории отличаются теплыми красками в описании родственников, уменьшительно-ласкательными суффиксами; «истории-отчеты» о рождении детей и получении ими образования; истории болезней о страданиях родственников и причинах смертей, о родовых «наследственных» заболеваниях; уникальные (истории типизации не поддаются, сюжеты биографий и события не повторяются в судьбах потомков).

Транскрипты формировались в группы типичных ситуаций и рефлексий, позволявшие анализировать повторения и параллелизм событийности «уникальных» случаев, которые складывались в силуэты жизненных траекторий. Выстраивалась схема сюжетов, формирующая стратегии жизненных практик. Совпадающие и похожие биографии группировались в варианты жизненных сценариев, повторение которых отслеживалось в судьбах младших поколений. С помощью «аналитической индукции» устанавливались типы и причины поведения, основанные на детально проанализированных случаях.

На третьем этапе применялась стратегия «минимум-максимум». Из совокупности транскриптов выбирались тексты, в которых фрагменты событийного ряда или история судеб в одном поколении практически совпадали. Учитывалось соотношение общего и индивидуального в структуре событийности. К индивидуальному относятся уникальность фактов или стиля изложения на фоне типичности ситуации, повторяемой в других историях. В исследовании семейно-родовой памяти сибиряков группа «типичных» историй, в которых биографии практически совпадали, составила 1/4 выборки.

В результате определялся минимум – общие характеристики биографических ситуаций с дополнением в виде эпизодов разных биографий, в которых «типичные» семейные события повторялись на уровне разовых ситуаций. Переход к максимуму – обобщение повторяющихся эпизодов в группы социальных практик. Выстраивались траектории жизненного пути, повторяющиеся семейные ситуации формировались в группы жизненных сценариев.

Четвертый этап – интерпретация данных. Анализировались возможные ошибки памяти, исследовались смыслы, которые информанты разных социальных категорий придавали историческим или семейным событиям. Эмпирические данные подвергались триангуляции, неофициальные нарративы соотносились с официальными. Анализ ошибок памяти продолжался анализом причин и факторов искажений поля памяти в результате травмирующей событийности. Процедура анализа «вторичной» информации, в которой интервьюерами «отжато» все нелицеприятное по отношению к старшим родственникам, ставит задачу реконструкции семейных событий при сохранении корректности и уважения к чувствам информантов. Процедура учитывает действие фактора отсева информации (умолчания), которая купируется в ходе интервью.

Исследовательские процедуры работы с транскриптами проводятся с учетом следующих методологических правил:

Ø Качественный анализ нуждается в количественном осмыслении, отработка точности процедур определяется как актуальный вопрос развития методики качественных исследований.

Ø В методике организации качественных исследований требуется определять, чего нельзя ожидать от таких работ, какие вопросы бессмысленно задавать исследователю. Сложность объяснения репрезентативности выборки является слабым звеном в цепочке научных обобщений и выводов. В лучшем случае, описывая особенности выборки, можно показать свойства, социально-культурные характеристики объекта. Некорректно предъявлять претензии к адекватности описания социальных и исторических процессов информантами, когда предметом анализа являются смыслы, особенности понимания событий, не всегда соответствующие научному историческому анализу.

Ø Сложность «событийного» подхода заключается в том, что предметом биографического метода исследования является не собственно жизнеописание, а человеческая судьба – категория, которую трудно измерить и оценить.

Ø Человек может ссылаться на жизненные обстоятельства, однако их совокупность есть цепочка подсознательных выборов. Иногда людям удобнее жить в бедности, чем нести ответственность за богатство, семейное достояние. Некоторые предпочитают быть несчастливыми и обиженными, так как счастье – это труд, приносящий удовольствие. Человек сам «запускает» тот или иной сценарий бытия, конструируя жизненные ситуации, сам оценивает степень своего счастья («у меня опять ничего не получилось!»). Исследователю нужен достаточный багаж социального опыта, нестандартный взгляд на жизнь, для того чтобы предсказать значение таких оценок для судеб будущих поколений. ВИС является оригинальным инструментом социального наблюдения и прогнозирования.

Ø С помощью гибридного комплекса методов можно изучать социальную мобильность населения: респонденты фиксируют изменения своих социальных позиций, объясняют причины этих изменений, социолог с помощью техник сравнительного анализа восстанавливает реальную событийность.

Ø История жизни семьи представляет собой результат экзистенциальных трудностей для ее членов. Респондент – не просто статистическая единица, он активный участник исследовательского процесса. Сообщая о своем жизненном пути, человек совершает терапевтический акт принятия неудобной жизненной ситуации, переживает трудные моменты жизни и этим позитивно влияет на будущее своих потомков. Исследовательская работа представляет, таким образом, социальный консалтинг.

Ø Социальную память поколений нельзя прервать насильственно. Манипуляции с памятью опасны повторением социальных катаклизмов. Опираясь на опыт и мудрость отца и деда, сын успешно решает социальные задачи реальности. Отторгая или подвергая идеологической ревизии опыт предков, он разрушает духовное единство общности, базирующееся на общности социальной памяти. Разрывая эту целостность, разрушают духовный оборонительный щит общества.

Таким образом, использование возможностей гибридного методологического комплекса, соединяющего и варьирующего разные методологические стратегии и тактики, позволяет вторгаться в микросреду человеческой жизни, сохраняя макрохарактеристики реальности общностей. Теоретические методы социологии, генетического и феноменологического подходов комбинируются с теоретическими основами научных дисциплин гуманитарного цикла, балансируют уязвимость качественных методик применением процедур количественной обработки данных. Соединения марокуровня и микроанализа позволяет сфокусировать взгляд социолога на макропроцессах встроенности семейно-родовой памяти в структуру социальной памяти, определяющей «культурную ментальность» общности. Микроанализ является своеобразным микрозондом, прорезающим глубину пластов социальной памяти, осмысляемых в широком аналитическом формате. Исследовательский инструментарий подстраивается под уникальный, эмоционально привлекательный, «живой» исследовательский материал, предоставленный памятью людей.

Примечание:

1. Исследование историй сибирских семей, 2001-2006 гг. Кемеровская область. Выборку оставили 800 историй семей. См. Логунова Л. Ю. Семейно-родовая память: социокультурный и региональный контекст: монография. Кемерово, 2007. – 293 с.