д.филос. наук, Ивлева А.Ю.

Мордовский гсударственный университет им. Н.П. Огарева. Россия

Сохранение прагматического потенциала

текста при переводе

.

Будем исходить из того, что "перевод всегда принципиально возможен" [1, с. 142], а переводчики являются посредниками при передаче содержания, мыслей, чувств, заложенных в культурное пространство текста.[2].

Художественная картина мира эпохи, трансформированная в уникальную картину восприятия мира конкретного художника, визуализированную символами-образами в художественном тексте и интерпретируемую реципиентом составляет культурное пространство художественного текста

Культурное пространство «окутывает» собой текст, неразрывно связывая его фактологический, концептуальный и имплицитный (подтекстовый) уровни.

Переводчик "работает" на каждом из названных уровней, создавая переводческое пространство художественного тексте. Проблема совпадения/несовпадения культурного пространства исходного текста и вторичного текста, на наш взгляд, является весьма сложной и малоизученной. Современное переводоведение более сосредоточено на выявлении лингвопереводоведческих категорий, оценке качества перевода, понимании вторичности переводного текста, создании модели адекватности и эквивалентности между оригинальными и переводными текстами, наконец, описанием переводческих культурологических функций. Ситуация осложняется тем, что по-прежнему остается спорным вопрос о том, что входит в теорию художественного перевода – собственно литературный перевод (literary translation), который создается как литературное произведение и переводчик выступает здесь как вторичный автор, творящий текст, или перевод литературных текстов (translation of literary texts), сохраняющий их оригинальное денотативное значение и коннотации, и в этом случае переводчик – это посредник при передаче прагматического потенциала текста, то есть его воздействия на читателя. Думается, что продуктивное разрешение этого спора возможно лишь с применением принципа дополнительности и, следовательно, признании того, что переводчик осуществляя функции посредника в передаче информации, творит текст, сохраняющий культурное пространство оригинала и его прагматический потенциал..

Прагматически ориентированный перевод должен заставить иностранного читателя понять, что думал и говорил автор на своем языке. Для достижения этой цели переводчик обязан учесть все возможные коннотации языковых единиц, сохраняя игру смыслов. Задача, разумеется, не из легких, и требуется не только лингвистическая компетенция, но и недюжинная эрудиция переводчика для её успешного решения.

Обратимся в этой связи к переводу одного из труднейших текстов Дж. Джойса "Поминки по Финнегану". Рассмотрим его начало, которое могло с таким же успехом быть и концом, структурно ничем не отличающееся от центра произведения:

« … riverrum, past Eve and Adams, from swerve of shore to bend of bay, brings up a commodius vicus of recirculation back to Howth Castle and Environs…»

Первый смысл этой фразы, который мог бы получиться, если передать ее на официальный английский, таков : … то течение реки, минуя церковь Адама и Евы, от береговой излучины до изгиба залива несет нас самым легким путем кровообращения назад, к замку Хоут и его окрестностям… Такое истолкование является всего лишь географическим указанием, локализацией событий на берегах реки Лиффи при ее впадении в море. Между тем, даже самые невинные подробности здесь двусмысленны: имена Адама и Евы относятся и к церкви, стоящей на берегу Лиффи, и к библейским прародителям, упомянутым здесь как вступление в цикл превратностей человеческой судьбы. Их падение и обещание искупления связывается с непосредственным, физическим падением Тима Финнегана и, возможно, может служить прообразом падения Иэрвикера, на имя которого намекают начальные буквы слов Howth Castle and Environs, но это Н.С.Е., обозначает также Here Comes Everybody (сюда приходит всякий). Подобное истолкование вновь и вновь напоминает нам о том, что книга – это человеческая и космическая комедия, история всего человечества. Наконец, имена Адам и Ева внушают также мысль о полярности, преобладающей на протяжении всего романа, благодаря диалектике различных пар персонажей: Шем и Шон, Матт и Джут, Батт и Тафф, Веллингтон и Наполеон – все они последовательные перевоплощения оппозиции « любовь – ненависть», « война – мир», « разлад – гармония», « интроверсия – экстраверсия». Уже каждая из этих аллюзий дает ключ к истолкованию всего контекста, и выбор одного критерия определяет собой дальнейшие акты выбора, подобно бинарному развитию диэретики платоновского «Софиста». Тем не менее, один выбор не исключает других: он дает возможность такого чтения, в котором постоянно слышатся отзвуки различных соприсутствующих символов.

В трех ключевых словах скрывается узел, сплетенный тремя возможными направлениями истолкования. Riverrum (бег реки) вводит в текучесть универсума романа текучесть временных и пространственных ситуаций, взаимное наложение разных исторических эпох, двусмысленность символов, взаимообмен функциями между персонажами, многоуровневое понимание характеров и ситуаций. Наконец, полная текучесть лингвистического аппарата, в котором каждое слово, сконструированное как каламбур, является не одним, а несколькими словами, а каждая вещь – своей противоположностью. Именно эта ситуация неопределенности составляет суть универсума Джойса, указывая одновременно и на кризис и на победу над ним. Она выражает собой двусмысленность и утрату традиционных центров, и в то же время, - законность этого нового восприятия, которое Джойс обуславливает посредством метафизики Вико. Затем, слова vicus и recirculation непосредственно вводят в циклическое измерение и преобразуют текучесть этого универсума посредством философии вечных повторений, санкционируя тем самым постоянное взаимное наложение противоположностей и перетекание одной вещи в другую. «Викус», несущий читателя к «комодиус», удобнее, поскольку лучше знаком реципиенту, так как он пролегает внутри, а не снаружи кризиса; кризисом можно считать распад общества и культуры. Здесь улавливается также намек на императора Коммода, на империю эпохи упадка, по сути, это все тот же «fin de siecle» П.Верлена. Таким образом, логично предположить, что «Поминки по Финнегану» управляются таким образом, что роман не говорит ничего нового, но развивается как непрерывная цитата всей прошлой культуры, как гигантский каламбур.

Чтобы понять этот каламбур, необходимо ухватить все намеки. Важным является не то, что говорится, но сам факт того, что об этом говорится, и что в процессе данного говорения создается образ возможных связей между событиями универсума. Так, в первой фразе произведения содержатся в свернутом виде, наряду с другими ключами, два противоположных толкования произведения: космическо-метафизическое и учено-александрийское, образ возрождения и образ распада, или, если быть точнее, возрождения посредством полного и безоговорочного принятия распада, изображенного в своих элементарных частицах и воспроизведенных в лингвистическом ключе, оснащенном расширинным толкованием, передающим прагматический потенциал текста.

Отечественные переводчики, блестяще сохранявшие прагматический потенциал исходных текстов при переводе, в частности, с английского языка на русский (что мы и попытались показать в проанализированных выше примерах), всегда воспроизводили культурное пространство текста в переводе, осознавая тот факт, что картина мира автора, отраженная в тексте, визуализирует колорит эпохи, сохраняемый наряду с прочими компонентами прагматическим аспектом значения языковых единиц.

Литература

1. Любимов Н.М. Перевод – Искусство/ Н.М. Любимов // Перевод – средство взаимного сближения народов. – М., 1987.-С.141-158.

2 Ивлева А.Ю. Культурное пространство художественного текста. - Саранск, 2008. – 204 с.