Использование циклического жанра в литературе постмодернизма.

Новая литература дает образцы цикла как в области художественной прозы, так и в области поэзии, в области научной и литературно-критической. Впрочем, лишь в применении к художественной прозе понятие это обладает некоторой отчетливостью, — в применении же к остальным областям оно нередко без разбора употребляется вместо слов «сборник статей», «книга стихов».

В 1970-80-х гг. появились фундаментальные исследования, посвященные русским прозаическим циклам 1820-30-х гг. – А.С.Янушкевича, 1840-60-х гг. – Ю.В.Лебедвева; лиричексим циклам пушкинской эпохи – М.Н.Дарвина, поэтике лирического цикла – И.В.Фоменко.

Из зарубежных исследований надо отметить монографию Ф.Инграша – о циклах Блока, с включением ряда теоретических глав, работы Р.Вроона о стихотворных циклах.

Приведем пример использования циклический жанр в постмодернизме.

«Рассуждения о писателях» В. Пьецуха — большой цикл, посвященный Пушкину, Гоголю, Белинскому, Лермонтову, Островскому, Толстому, Чехову, Достоевскому, Горькому, полузабытому Н. Успенскому, Лескову, Писареву, Писемскому, Герцену, Тургеневу, Куприну, Есенину, Бабелю, Пришвину, Зощенко, Шукшину. Подобно Горькому, Пьецух мог бы сказать о себе,что он профессиональный читатель, влюбленный в литературу. Писатель так и сделал, создав своеобразную антологию своих литературных кумиров.

Пьецух рассуждает не столько о произведениях классиков, сколько пытается воссоздать противоречивость их характеров. Здесь он не стесняется в выражениях, коллекционируя причуды своих героев, и даже кое-что приписывает им от щедрости своей широкой натуры.

Пьецух показывает классиков с разных сторон, замечая мельчайшие оттенки их поведения. Он говорит, что «Пушкин, безусловно, «солнце нашей литературы», но однажды он полночи провел под кроватью Финкельмон. Великий Гоголь был большой ретроград, да еще и капризный до такой степени, что им тяготились самые искренние поклонники. Гончарова знали как примерного семьянина и одновременно пылкого ненавистника всякого крупного дарования. Тургенев отличался крайним высокомерием, на вопрос о здоровье отвечал: «Вы что, доктор, чтобы спрашивать о здоровье?» — и при этом был так бесконечно добр, что раз чуть было не поступил на службу в ненавистную канцелярию, поскольку его пригласил приятель, которому было тягостно отказать. Лев Толстой дошел в опрощении до того, что сам сапоги тачал и вводил в столбняк Софью Андреевну матерными речами. Куприн как-то облил свою супругу одеколоном и подпалил. Лесков был человек раздражительный… желчный… злопамятный”. [1, 25] Исключение сделано для Чехова, он как человек и писатель для автора абсолютно безгрешен, и Пьецух посвящает ему одические строки: “И вот в минуту жестокой нелюбви к самому себе, в минуту смятения, когда дороже жизни возможность высказаться перед всепонимающим человеком, ты берешь лист чистой бумаги, ручку — и выводишь: «Уважаемый Антон Павлович!..»»[1, 26]

Начинается цикл с рассуждения о Белинском - «Вечный Виссарион».

Пьецух рассказывает, что несколько лет тому назад в «умышленном» городе Петербурге жил подданный Российской империи Виссарион Григорьевич Белинский, который изо дня в день ходил теми же дорогами, что и мы. Пьецух, пытаясь воссоздать образ обычного человека, который при всем своем таланте не особо отличался от подавляющего большинства людей, приводит пример: «…положим, ходил Поцелуевым мостом или мимо Кузнечного рынка, как и мы, говорил общие слова, чихал, тратил деньги и ежился от балтийских ветров…»[1, 30]

«Вечным Виссарионом» он его называет потому что, по мнению Пьецуха, писатели по-прежнему пописывают, а читатели по-прежнему почитывают, и предела этому не видать. Для того чтобы этому найти объяснение, нужно указать на следующие: сейчас Белинского практически не читают. Пройдут его в школе, выучат, что «жизнь Белинского – яркий пример беззаветного служения родине, народу и больше о нем ничего не читают. «А зря!...» [1, 35]

Следующие «рассуждение» посвящено А.Н. Островскому - « Таланты и поклонники».

Подобно первому рассуждению начинает Пьецух с описания места жительства классика: «Если перейти Москву-реку по Устьинскому мосту и, миновав начало Большой Ордынки, повернуть в бывшую Малую Ордынку, то вскоре по левую руку увидится небольшой двухэтажный дом той добродушной архитектуры, которую подмывает назвать «губернское рококо». Здесь 31 марта 1823 года родился Александр Николаевич Островский – великий русский драматург, «Колумб Замоскворечья», основоположник отечественного реалистического театра» [1,50].

Пьецух отмечает, что культурное значение этого имени всем хорошо известно, и скорее всего со школы по статьям Добролюбова, а впоследствии– по телевизионным постановкам. Но мало кто знает, по мнению Пьецуха, Островского как человека. Между тем судьба драматурга таит в себе немногим меньше открытий, чем его творения, во всяком случае, в той области человеческих отношений, который с легкой руки Пушкина в прошлом веке именовались отношениями «поэта и толпы». Островский предпочел более демократическую терминологию – «таланты и поклонники». Описывая биографию Островского, Пьецух приходит к интересному заключению, что как правило биографии почти всех великих художников – это своеобразный перечень несчастий, от тяжелых недугов и нищеты до непризнания современниками.

Третье рассуждение посвящается Чехову - «Уважаемый Антон Павлович».

В самом начале В.А. Пьецух сразу признается: «Это удивительно, но еще не так давно образ живого Чехова был для меня невообразим, как четвертое измерение, и сколько, бывало, ни силишься представить себе жизнеспособного Антона Павловича, Антона Павловича из плоти, крови, пиджака, туфель, в лучшем случае делается не по себе от той мысли, что кто-то мог запросто пихнуть его на улице или сказать: «Ну, ты!..»»[1.70].

Вот к какому выводу приходит Пьецух: «Чехов более, чем кто-либо из писателей его времени, жил по правилам мыслителей древности, то есть как писал, так и жил, в полном соответствии со своей формулой: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» - жил до такой степени чисто, что если бы он просто описал свою жизнь, то это была бы великая литература» [1, 72].

Далее рассуждения цикла свою композицию и последовательность не меняют. Пьецух знакомит читателей с последующим писателем и подробно, как бы поднимаясь по ступеням, описывает их жизнь и творчество. Причем последовательность всегда одинакова: вначале мы узнаем кому посвящено рассуждение, затем подробно Пьецух описывает семью, где родился тот или иной писатель, далее идет описание внешности и только потом основательно разбирается творчество.

Несколько выбивается из общей структуры цикла рассуждение о Толстом - «Бог среди людей, или зеркало русской контрреволюции».

Уже в названии мы видим основную тему рассуждения: религия Толстого. Пьецух говорит, что Толстой сочинил вполне утопическую религию, интересную разве что для тончайшего жирового покрова человеческой гущи, так называемого культурного общества, потому что, рабочему, крестьянину, нищему, солдату, ремесленнику некуда и незачем опрощаться, и не могут они пользоваться результатами чужого труда, и медицина для них практически недоступна, и в балете они не бывают. И любовь-то для них скорее отправление организма. «Толстовство было религией, основанной Львом Толстым для самого Льва Толстого, которую основатель был не в состоянии отправлять. А дело-то было в том, что его утопическая религия никак не проецировалась на практику бытия» [1, 80].

Конечно, некоторых писателей Пьецух выделяет особенно. Так, например, Куприн, по его мнению, заслуживает особого внимания. Рассуждение о нем носит название: «Страдание по России».

Нынешние писатели, говорит Пьецух, живут по общегражданскому образцу. Они не стреляются из-за филологических разногласий, не учат власти предержащие уму-разуму и даже не устраивают причудливых кутежей. И то сказать: нынешний писатель - человек бедный, стесненный семейством, общественной деятельностью, разными страхами, а также огорченный равнодушием современников, которые вряд ли его поймут, если он, скажем, искупает в Москве-реке постового милиционера.

«Горький Горький» - завершающее рассуждение цикла. Пьецух не лестно отзывается как о писателе, так и о его творчестве. Он говорит, что значение писателя Горького сильно преувеличено. Он начинал свою литературную деятельность как восторженно-грозный романтик с балладами в белых стихах и прозе, исполненными подросткового пафоса, замешанными на аллегории, отдающей в восемнадцатое столетие, построенными на материале из жизни животных и босяков, частенько выходящими на простецкие сентенции, вроде «Рожденный ползать летать не может».

Литература:

1. Пьецух В. Рассуждение о писателях. – М.: Моск. рабочий, 1989. – 336с.

2. Ф.М.Достоевский, «Преступление и наказание».

3 Басинский П. Писатель нашего времени // Нева. – 2002. - №2. – С. 15-22

4. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература // Флинта. - 1999.

5. Эпштейн М. Парадоксы новизны: о литературном развитии XIX-XX веков. - М.: Советский писатель, 1988.

6. Сидоров Е. Рассуждение о писателе Пьецухе // Нева. – 2002. - №3. С. 24-30

7. Барт Р. От произведения к тексту // Вопр. литературы. - 1988. - № 11. С. 56-67

8. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. — М.: Худож. лит. 1975. – 265 с.

9. Бродский И. О Достоевском // Нева. - 1991. - № 11. С. 12-20

10. Вайнштейн О. Постмодернизм: история или язык? // Вопр. Филлософии. - 1993. - №3. С. 20-36

11. Горячева Т. Православие и постмодернизм. — Л.: Изд-во Ленингр, 1991.- 236 с.

12. Иваницкая Е. Постмодернизм=Модернизм? // Знамя. - 1994. - № 9. С. 51

13. Ильин И. П. Постмодернистская чувствительность // Современное зарубежное литературоведение. Концепции. Школы. Термины // Энциклопедический справочник. — М.: Интрада, 1996. – 354 с.

14. Лиотар Ж.-Ф. Отвечая на вопрос: что такое постмодерн // AD MARGI-NEM'93. Ежегодник лаборатории постклассических исследований. Ин-т философии Российской АН. — М.: AdMarginem, 1994. –200 с.