К. филолог. н. Данкер З.М.

Санкт-Петербургский государственный университет, Россия

Доцент филологического факультета

Методологические основы исследования текстового пространства А.С.Пушкина «болдинского» периода

Предлагаем обратиться к хорошо известным (даже широкому кругу читателей) эстетически ценным произведениям А.С.Пушкина периода «первой болдинской осени». Дело в том, что данное авторское текстовое пространство – публицистическое, поэтическое, прозаическое, а так же эпистолярное – способно выступать, с нашей точки зрения, единым самозначимым смысловым целым. Каковы методологические основы выдвижения подобной научно-теоретической гипотезы? В рамках какой науки (каких наук) определяются основные категории, понятия, соответствующие объекту исследования?

Методологической основой создания эстетически самоценной структуры на базе авторских завершенных текстов определяются общеэстетические принципы создания художественного произведения. Несомненную значимость при осмыслении текстового пространства А.С.Пушкина тридцатых годов приобретают общеэстетические положения, Изложенные В.М.Энгельгардтом в работе «Формальный метод в истории литературы» (Энгельгардт, 1995). В 20-е годы 20-го века В.М.Энгельгардт писал: «Нам в качестве содержания нашего восприятия дано известное образование, обладающее известной значимостью», которое «рассматривается нами не как второстепенный, случайный признак, а как постоянное доминирующее свойство» (Энгельгардт, 1995: 43).

При этом, как отмечается в общеэстетической литературе, «мы различаем как бы два момента; первый – эстетическую значимость как таковую, и второй – само образование как вещно-определенное структурное единство» (там же: 62). Вполне закономерно, что в подобном случае «различение этих двух моментов чрезвычайно важно, так как и с гносеологической, и с методологической точек зрения мы имеем два совершенно разнородные объекты» (там же).

Следует заметить при этом: в аспекте общей эстетики понятие «вещно-определенное структурное единство» выступает в качестве «внеэстетического», «словесный ряд» соотносится с «внеэстетическим материалом» (там же: с.63). Однако, обращаясь к индивидуально-авторской эстетически значимой структуре, подчеркиваем уникальность «словесного ряда», выступающего основой создания смыслового целого. В данном случае «словесный ряд» представляют завершенные авторские тексты; «словесный ряд» изначально выступает «эстетическим». Тем самым, говорим об установке «эстетического» для «эстетического».

Вместе с тем, научно-теоретические положения, высказываемые в рамках общей эстетики, выступают методологической основой нашего понимания эстетически значимой структуры. Очерчивая содержание данной категории, учитываем непосредственно суть предполагаемого авторского текстового пространства. Несомненно, определение эстетически значимого художественного пространства должно вбирать в себя речевую ситуацию общения, восприятие адресата. Более того, необходимо приобрести, получить, прочитать смысловое содержание на основе авторских текстов. Другими словами, необходим учет конкретных, определенных условий реализации данного смыслового пространства. При этом речь идет о самостоятельном новом смысловом единстве (созданном на основе конкретного «словесного ряда» при выявленных языковых условиях), о самодостаточности и самостоятельной ценности смыслового содержания. И, наконец, приобретенное смысловое целое должно быть доказательно адекватным авторской целевой установки. Так, восприятие адресата, самодостаточность смыслового содержания и условия его реализации, авторская целевая установка,- становятся теми факторами, которые лежать в основе понятия «эстетически значимая структура». Таким образом, оформляем следующее определение интересуемой нас категории: эстетически значимая структура есть самодостаточное самоценное смысловое содержание восприятия, организуемое при конкретных условиях реализации, отражающее авторскую целевую установку.

В этом плане обнаруживаем определение сущности «эстетической значимости как таковой» (Энгельгардт, 1995). В качестве основополагающих параметров художественного произведения как эстетически значимого отмечается «особая значимость содержания восприятия»; «специальная «искусственная установка словесного ряда на восприятие его как самозначимого содержания» (там же: 50). Более того, в работах общеэстического характера подчеркивается, что центральным вопросом осмысления «эстетически значимого пространства» выступает «вопрос об условиях, при которых то или иное образование становится самозначимым содержанием восприятия» (там же: 46).

Общеэстетические положения выступают не только научно-теоретической базой создания авторской эстетически значимой структуры, раскрывая основные признаки данной категории. Сформулированные принципы касательно создания художественного пространства наполняют общеэстетическими характеристиками сущность определяемого смыслового содержания авторского текстового пространства.

Наличие опубликованных частных писем А.С.Пушкина в известном текстовом пространстве «первой Болдинской осени» позволяет говорить об установлении мотивов автобиографического плана на достоверной основе. Развитие подобных мотивов при их стабильности (в трех текстовых пространств: «сентябрь», «октябрь», «ноябрь») приобретает свое наполнение, соответственно, в макромотивном содержании «Судьба».

Актуальность приобретают общеэстетическое очертание «судьбы» в качестве представления индивидуального пути как отражение личности при единстве «рокового», «судьбоносного». Так, отмечается: «судьба» есть «индивидуальность», «существенная определенность бытия личности» (Бахтин, 1994: 228). При этом, оценивая «судьбу» в художественном ее представлении, полагается, что «отложение в бытии должно иметь свою логику», однако и «промысел божий приемлется» (там же).

Вместе с тем, в своем содержательном наполнении «судьба» как смысловое единство предполагает художественное отражение «того следа в бытии, который оставляет изнутри себя целями регулируемая жизнь», «художественное выражение отложения в бытии изнутри себя сплошь осмысленной жизни» (там же).

В подобном случае «будущее» становится «смысловой категорией»: «Самый момент перехода, движения из прошлого и настоящее в будущее представляет собой переход не в то будущее, которое все оставит на своих местах, а которое должно наконец исполнить, свершить будущее, которое не есть будущее как голая временная, но как смысловая категория» (Бахтин: 1994: 182).

Для достижения данного «смыслового будущего» значимым выступает общеэстетический принцип, который гласит: «Я отброшен в мир в бесконечно требовательного смысла. Мое определение самого себя дано мне (вернее, дано как задание, данность заданности) в категориях цели и смысла в смысловом будущем» (там же: 187). Именно «в определенности моего переживания для меня самого (определенности чувства, желания, стремления, мысли) ничего не может быть ценного, кроме того заданного смысла и предмета, которым жило переживание» (там же).

Вступает в силу «закон нравственного долженствования», лежащий в основе «судьбы». «Нравственное долженствование» определяет «судьбу»: «Этот момент, где бытие во мне должно преодолевать себя ради долженствования, момент высшей творческой серьезности, чистой продуктивности (там же: 185). И «в определенности моего переживания для меня самого (определенности чувства, желания, стремления, мысли) ничего не может быть ценного, кроме того заданного смысла и предмета, которым жило переживание (там же).

Даже «поступок-мысль» определяется с точки зрения ее индивидуальности, осуществляет ее» (там же). Ценность приобретает положение, согласно которому «изнутри себя личность строит свою жизнь (мыслит, чувствует, поступает) по целям, осуществляя предметные и смысловые значимости, на которых направлена ее жизнь» (там же). При этом «поступает так, потому что так должно, правильно, нужно, желанно, хочется и прочее, а на самом деле осуществляет необходимость своей судьбы, то есть определенность своего бытия, своего лика в бытии» (там же).

Тем самым, основополагающим в художественном представлении «Судьбы» определяется «самообъективизация и попытка зафиксировать себя в свете нравственного долженствования» (там же: 229). Существенным определяется отображение «следа в бытии», «своего лика в бытии»; «судьбы», «регулируемой личностью» (там же).

«Каждый момент жизни», при этом, «получает свое художественное значение, становится необходим» (там же: 229). «Этот момент, где бытие во мне должно преодолевать себя ради долженствования, момент высшей творческой серьезности, чистой продуктивности (там же: 185).

Интересно, понимание сути «судьбы» в общеэстетическом плане перекликается с пониманием сущности авторской эстетической структуры. В обоих случаях речь идет о ценности «каждого момента жизни», о «самодостаточности» смыслового содержания (реализуемого при определенных языковых условиях как отражение авторской установки). В свою очередь, подобное восприятие «судьбы» находит отражение в развитии макромотивного содержания. Межтекстовые связи, лежащие в основе формирования смыслового содержания, определяемые нами как базовое литературоведческое условие реализации эстетически значимой структуры, способны трижды представлять самоценное смысловое пространство (отражающие вступление в силу авторских текстов, датируемых тремя месяцами «первой Болдинской осени»).

Итак, тексты частных писем А.С.Пушкина, наполняющие жанровый состав авторского текстового основания, демонстрируют установку на смысловое содержание, отражающее жизненный путь, жизненную дорогу, «судьбу». Выявляемое основополагающее литературоведческое условие развития эстетически значимого художественного пространства – межтекстовые связи, ведущие к созданию самодостаточных пространств - находит отражение в общеэстетических положениях, ведущих к сущности понимания смыслового содержания.

Однако, каковы методологические основания, подтверждающие завершенность данного смыслового пространства, причем, адекватно авторской целевой установки, творческой задачи личности автора?

Функциональную значимость сохраняют частные письма А.С.Пушкина, соотносимые периодом «первой Болдинской осени, среди адресатов которых, как известно, знакомые, приятели, друзья, а так же невеста Н.Н.Гончарова. Вместе с тем, эпистолярное наследие А.С.Пушкина располагает и опубликованными письмами к жене (1831-1837 годы). Данное эпистолярное пространство «послеболдинского» периода, сохраняя адресата, представляют развитие смыслового содержания «Судьба». Конечно, имеет свое значение и личность адресата (Н.Н.Пушкина), сыгравшая значимую роль в «судьбе» автора. Таким образом, говорим о самоценном эпистолярном пространстве в составе многожанрового текстового целого «болдинского – послеболдинского» периода с единым макромотивным содержанием «Судьба». Самодостаточное смысловое пространство «первой болдинской осени» приобретает свою завершенность в единстве с текстами писем к жене. Так, говорим о едином художественном пространстве 1830-1837 годов, выступающей завершенной эстетически значимой структурой, представляющей два самодостаточных смысловых целых.

Прослеживается отражение действия общеэстетического закона «вины и ответственности жизни и искусства» (Бахтин. 1994). Известно, «три области человеческой культуры – наука, искусство, жизнь – обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству» (там же: 7). Однако, «что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности? Только единство ответственности» (там же). Согласно «закону вины и ответственности жизни и искусства», «за то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней» (там же).

Интересно, троекратное развитие смыслового содержания с временными рамками «первой Болдинской осени» получает свою завершенность в трех самодостаточных пространствах «послеболдинского» периода. Разграничиваем, соответственно, поля «1831-1832», «1833-1834», «1835-1836» годы, охватывающие частные письма к жене. Приобретается яркий пример единства личности, когда «то, что я пережил в жизни, не должно оставаться бездейственным в литературе», «то, что я пережил в литературе, не должно оставаться бездейственным в жизни». Уникально, но действительно «каждый момент жизни получает свое художественное значение, становится необходим» (Бахтин 1994: 229).

Качественно-количественный состав эстетически ценных произведений А.С.Пушкина «первой Болдинской осени» (в том числе и опубликованных частных писем), их языковая организация позволяют говорить об авторской установке на создание единого смыслового единства. Обнаруживаются методологические основания реализации авторской эстетически значимой структуры на базе завершенных многожанровых текстов. Определяется методологическая база, ведущая к осмыслению сущности самого смыслового содержания, его завершенности. Прослеживается, при этом, постоянное переплетение «особенного» и «общего». Индивидуальное авторское пространство приобретает методологические основания в общеэстетических положениях касательно художественного пространства как эстетически значимого пространства (Бахтин.1994; Энгельгардт, 1995).

Литература:

1. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994

2. Энгельгардт Б.М. Формальный метод в истории литературы // Энгельгардт Б.М. Избранные труды. СПБ, 1995