Золотухина-Аболина Е.В.

                                                                     Золотухин В.Е.

             

                    Бескорыстие как моральная  ценность

   Одной из ярко выраженных проблем, которые несет с собой глобализация, является  изменение системы ценностей, прежде присущих большинству народов человечества.  Не  секрет то, что тотальная рыночность,  присущая развитым индустриальным и постиндустриальным обществам, выдвигает на первый план  ценность  частного экономического интереса -  ставит во главу угла и прославляет своекорыстие как способ отношения к обществу и к людям, четко связывает жизненный успех с обладанием богатством и властью. Своекорыстие становится не просто главным мотивом социальной и экономической активности человека, оно делается той моделью, по которой строятся все человеческие отношения – деловые, семейные, любовные, дружеские.

      Это достаточно четко видно в России, стране, куда буржуазный собственнический дух пришел в начале 90-х годов прошлого века. Средства массовой информации развернули  по всем фронтам грандиозную компанию насаждения корыстолюбия. В результате к сегодняшнему дню грубоватое выражение «А что я с этого имею?» стало негласным девизом  действий и поступков многих и многих людей: если жениться – то выгодно, если давать в долг – под большие проценты, если оказывать любезности – то лишь за солидное вознаграждение. А если без вознаграждения – то и суетиться незачем. Ценность бескорыстия оказалась забыта, более того – осмеяна и третирована. А между тем ее реальное значение для человеческого общества и для жизни души трудно переоценить.

   Тема бескорыстия тесно связана с темой дара, дарения. Как известно этот сюжет был поднят и введен в теоретический оборот в 1923 году Марселем Моссом, описавшим обряд дарений в архаических обществах и усмотревшим аналогичную ситуацию в раннем европейском средневековье. Однако сводить тему бескорыстия к сюжету дарений и искать корни морально-психологического бескорыстия исключительно в сфере обрядов было бы неверно. Как пишет сам Мосс и его комментаторы, дарения в архаических обществах, хотя и противостоят буржуазному корыстолюбию в силу своей демонстративной щедрости, тем не менее, не являются бескорыстными. Они во-первых, создают общественную связь, построенную на необходимости равноценного или еще более щедрого «отдаривания», во-вторых, призваны унизить соперника (вождя другого племени) и продемонстрировать превосходство дарителя. Это способ утверждения своего господства, где источником господства является не само по себе материальное богатство, а статус в глазах соплеменников. Видимо, говоря о ценности бескорыстия, мы имеем в виду нечто другое. Речь идет о способности  великодушно давать другим некие блага ( не только материальные, но и духовно-психологические) без стремления получить равное воздаяние и вообще без расчета на немедленное воздаяние.

     Стоит заметить, что в фольклоре традиционного общества всегда присутствовали позитивные образы  бескорыстных героев, которые, тем не менее, не остаются забыты благодарными людьми, животными и высшими силами. Так, например, в сказке «Морозко» бедная падчерица становится счастливой с помощью Морозко, о котором она заботилась бескорыстно, в то время как корыстолюбивая старухина дочка стяжает лишь насмешки. Такие примеры можно было бы множить.  Поговорка «что посеешь, то и пожнешь» относится к их ряду: посеешь бескорыстное добро, и тебе ответят тем же, но именно тогда, когда не ждешь благодарности и ответного дара. То есть, народная жизнь и народная мудрость всегда рассматривали бескорыстие, а вместе с ним милосердие и

 великодушие, как великие человеческие достоинства, как нравственную ценность. И ценность эта, несомненно, имеет непреходящее значение.

     Но как возможно бескорыстие в нашу прагматическую эпоху? Полагаем, надо подчеркнуть, что оно непосредственно не связано с материальным богатством и нельзя рассчитывать, что само по себе улучшение благосостояния людей сделает их бескорыстными. Богатый человек может быть и бывает чрезвычайно жаден и скуп. В то же время оно не происходит и из бедности, так как беднякам скупость может быть присуща не в меньшей  мере. Причем  люди корыстные стремятся не давать другим не только деньги и блага, но не давать без «оплаты» вообще ничего: ни  помощи, не содействия, не открытых чувств, ни важных мыслей.

       Думается, способность к бескорыстию – в том числе в нравственно-психологическом смысле - это результат   установки сознания на благоволение, помноженной на внутреннее богатство личности. У Э.Фромма есть замечательный термин «продуктивность», означающий некое радостное и активное состояние души, ощущение внутренней целостности и щедрости, оживляющее человеческую жизнь. Именно продуктивный человек, чувствующий себя укорененным в бытии, обладающий внутренним достоинством, несмотря на любые обстоятельства (об этом хорошо писал М.Шелер) может быть в полной мере бескорыстным. Не чувствуя в себе ущербности, он не стремится к непрерывному восполнению себя, скорейшему возмещению «утраченного». Ему не нужно оплаты за каждый шаг – ни оплаты финансовой, ни оплаты  душевной. Он способен в конкретных случаях становиться выше возмездности, благодушно полагая, что когда-то «мир ответит добром». Кстати, такой человек способен с благодарностью принять и чужой дар, не считая другого – хитрецом, а себя - должником, который, боясь кабалы, должен немедленно расплатиться.

            Именно  поэтому возвращение ценности бескорыстия требует усилий по воспитанию целостных и уважающих себя продуктивных людей, а не перекошенных скупых невротиков.

       Однако второй важный момент – это гласное и прямое возвеличивание бескорыстия как общественной и личной ценности. Искусство, радио, телевидение должны,  на мой взгляд,  в разных формах доводить до  современного человека, что бескорыстие во-первых, возможно, и оно вправду существует, что, во-вторых, оно благородно и похвально, и что, в третьих, оно способно доставлять радость и удовольствие.

      В данном случае, мы, конечно, отклоняемся от  классической кантовской позиции, полагающей, что добро следует делать без удовольствия, а лишь следуя долгу. Здесь, скорее, работает психоаналитический и психотерапевтический подход, имеющий свои истоки в психоанализе, при котором возможность нравственности тесно увязывается с психологическими потенциями человека. Мы  полагаем, не надо бояться того, что добро, в данном случае бескорыстие – приятно. Эта приятность не эгоистическая. Бескорыстная помощь другому, его поощрение, поддержка и похвала, направленная к нему приятны нам и потому, что мы чувствуем себя сильными и уверенными, и потому, что мы просто рады  благополучию и успеху другого. Здесь проявляется солидарность и способность стать на точку зрения другого человека, идентифицироваться с ним, пережить его благополучие и успех как свои собственные. Кроме того,  психологическая радость от бескорыстного дара и непрагматической деятельности свидетельствует о том, что человек вполне сложился как личность, индивидуальность, не зависящая от  социально-рыночных требований исключительно внешнего успеха и престижа, а способен к самостоятельному поведенческому шагу ради него самого, а не ради внешнего символического поощрения.

    Без бескорыстия и щедрости невозможна полноценная человеческая жизнь – ни общественная, ни личная, так будем же  способствовать возвращению этой ныне забытой ценности в нашу  сложную современную действительность!