Пятигорский филиал РГТЭУ

Т.С. Грачев,

к.ю.н. доцент кафедры процессуального права

Классическое понимание

принципа единства прав и обязанностей

Соотношение основных элементов принципа, вынесенного в заглавие статьи (ими выступают «права» и «обязанности»), обозначается термином «единство», согласно традиционной трактовке которого они рассматриваются как два равнозначных, равновеликих и равноправных элемента. Право — это мера и обязанность — тоже мера. Они располагаются на противоположных чашах весов, и от того, в какую сторону образуется «крен», зависит характер правового регулирования в государстве. Идеальной является ситуация, когда чаши находятся в равновесии; это является залогом плавного, эволюционного развития всех сфер общественных отношений.

Смысловое ядро в понятии субъективного права — «возможность», в понятии юридической обязанности — «необходимость», которые также образуют логико-философскую пару. Субъективные побуждения личности, стремление к полной независимости и возможности безусловного удовлетворения своих интересов неизменно противоречит самому факту наличия объективной необходимости. Из этого противоречия рождается диалектическое единство[1]. Между необходимостью и возможностью нет непреодолимого барьера; необходимость, имея строгие рамки, содержит в себе известные возможности[2].

Еще одна пара категорий, традиционно рассматриваемая не иначе как в контексте принципа единства и борьбы противоположностей — это «свобода» и «ответственность». При этом она самым теснейшим образом связана с предыдущей парой «возможность — необходимость». «Только высокоответственная личность может в полной мере осознавать возможность действий в рамках познанной необходимости, т.е. быть свободной, и наоборот, только свободная личность может в полной мере нести ответственность за качество выполнения своих обязанностей»[3].

Сущность «классического» единства заключается в равных пропорциях прав и обязанностей граждан, в сбалансированном их развитии. Право не противопоставляется обязанности, а сливается с ней: осуществление права обеспечивается выполнением обязанности[4]. Зависимость здесь прямая: нет обязанности — нет возможности воспользоваться своим правом в полной мере.

Сила, крепость единства прав и обязанностей подчеркивается невозможностью раздельного существования одних от других: «Наши права суть закрепленные за нами, принадлежащие нам как наш актив долги других лиц. Права… не представляют таким образом чего-то отдельного и отличного от правовых обязанностей»[5]. «Представление об одном, — писал Г.Ф. Шершеневич о праве и обязанности, — неразрывно связано с представлением о другой»[6].

Неразрывность данных категорий подтверждается «говорящими» примерами, взятыми из речевой практики. Во многих национальных языковых системах, как прошлого, так и настоящего, наряду с выражениями «право», «правопритязание», «требование» по отношению к тому или иному субъекту, или вместо этих выражений используются равнозначные обороты, содержащие указание на активную принадлежность данному субъекту долга, обязательства другого лица.

Так, в древних немецких памятниках управомоченность обозначается путем указания на обладание долгом, а управомоченный называется «господином долга» («schuldherr»). В шведских памятниках слово «skuld» означает и долги, обязанности, и (при указании на активную принадлежность) права. По-латыни «obligatio» («обязанность») означает и долг, и соответствующее право. В русском языке слово «долг» одинаково используется и кредитором, и должником, в то время как первый имеет ввиду свое право, а второй — обязанность.

Не стоит, однако, единство прав и обязанностей превращать в их смешение. Такой опасности не избежали некоторые исследователи. Например, О.С. Иоффе считал субъективное право юридическим средством обеспечения такого поведения других лиц, в котором нуждается управомоченный. «Содержание субъективного права действительно заключается в том, что предписано делать обязанному лицу»[7].

Субъективное право не может быть сведено исключительно к возможности требовать от обязанного лица совершения предписанного ему действия или воздержания от действия. Нельзя рассматривать его и как средство регулирования поведения обязанного лица, в котором нуждается управомоченный, поскольку при таком подходе стирается всякое различие между правом и обязанностью[8].

Субъективные права и обязанности являются структурными элементами правоотношения, образующими его юридическое содержание[9]. «Установление юридического отношения имеет место тогда, когда известный юридический факт связывает право с известным субъектом, возлагая одновременно обязанность на других»[10]. Зависимость между правами и обязанностями такова, что без юридических обязанностей исчезает и само право[11].

Правовое отношение может быть интерпретировано как распределительное, элементами которого являются права и обязанности его участников, а законом их модели единства выступают взаимность и эквивалентность. При этом взаимность поднимает совокупность прав и обязанностей до уровня правоотношения (юридической формы социальной связи), а эквивалентность отвечает за «распределение» — определяет количественную меру прав и обязанностей (стабильное состояние правоотношения) и обуславливает тот или иной вариант обращения прав и обязанностей (динамическое состояние правоотношения).

Механизм реализации эквивалентности прав и обязанностей в правоотношении включает в себя следующие требования: 1) равенства прав и обязанностей; 2) компенсации возложения дополнительных обязанностей предоставлением больших прав и наоборот; 3) уменьшения объема предоставленных субъекту прав при освобождении его от некоторых обязанностей; 4) уменьшения объема возложенных обязанностей при уменьшении объема субъективных прав[12].

Субъективные права и обязанности, таким образом, взаимозависимы: изменения в содержании субъективного права одновременно влечет изменения в содержании субъективной обязанности и наоборот. Эта динамика происходит одномоментно. Она имманентна рассматриваемому правовому явлению. Субъективные права и обязанности «стремятся к единству, тождеству, совпадению»[13]. «Субъективные права и обязанности возникают одновременно, тесно взаимосвязаны и соответствие между ними не нарушается никогда»[14].

Некоторые авторы приводят и довольно аргументированное суждение о том, что субъективное право может быть не только элементом правоотношения, которому корреспондирует обязанность, но и элементом сложного правоотношения без корреспондирующей ему обязанности, они могут входить в правовой статус граждан, компетенцию юридических лиц[15]. Думается, существование такой позиции обусловлено тем фактом, что непосредственная, прямая связь права с точно отвечающей ему обязанностью характеризует далеко не все правоотношения. Причем вычленение данного правоотношения из системы взаимосвязанных правоотношений, в которых состоят его участники, даже иногда препятствует развернутой характеристике их взаимных прав и обязанностей. Такое вычленение необходимо в процессе исследования для того, чтобы на простейшем примере установить общие некоторые общие закономерности, хотя для более глубокого исследования важен учет влияния связи данного, конкретного правоотношения с другими[16]. Именно поэтому мы говорим, что принцип единства прав и обязанностей — это принцип права в целом, а не отдельно взятого правоотношения.

Следует специально остановиться на том, что права и обязанности не выступают непосредственно связующей субъектов материей. Это обусловлено, в первую очередь спецификой природы данных феноменов, которые представляют собою либо нормативно установленные конструкции, либо субъективно осознанные возможности (необходимости) соответствующего поведения. Очевидно, что и в том и в другом случае право и обязанность сами по себе не содержат того, что реально связывает субъектов друг с другом.

Примером, говорящим в пользу сказанного, может являться нередко встречающаяся на практике ситуация, при которой субъекты наделены соответствующими правами и обязанностями по отношению друг к другу, однако практически между ними не происходит того взаимодействия, идеальная модель которого сконструирована законодателем. Причины этого могут быть различными: простое незнание субъектами своих прав или обязанностей, недостаточное их понимание, отсутствие мотивации к активному поведению, очевидная выгода от невыполнения законодательных предписаний и др.[17]

Понимая правоотношения как связки корреспондирующих друг другу субъективных прав и юридических обязанностей их участников, в этом понятии отражают лишь потенциально возможную, идеально сконструированную модель взаимодействия субъектов, в «фундаменте» которой заложен принцип единства прав и обязанностей.

Поэтому, более корректным представляется подход к содержанию правоотношения как к реальному взаимодействию (фактическому поведению — действию или бездействию) в правовой сфере, выступающему в виде должного (возможного), юридически действительного взаимодействия[18]. Такое содержание называют «материальным» содержанием, отграничивая его от так называемого «юридического», представленного комплексом прав и обязанностей субъектов[19].

В литературе встречается точка зрения о существовании прав на односторонние действия («секундарных» прав), которым не корреспондируют обязанности. Поведение управомоченного в таком случае вызывает состояние зависимости, связанности. При реализации «секундарных» правомочий другая сторона находится в положении «правового состояния». Оно означает не меру должного поведения, а состояние зависимости, в которую ставят пассивную сторону действия носителя секундарного правомочия[20].

Вряд ли можно согласиться с подобным утверждением, в связи с тем, что оно входит в определенное противоречие с принципом единства прав и обязанностей. Если объективному праву не соответствует чья-либо юридическая обязанность, то невозможно установить юридически ответственное лицо в случае препятствия в осуществлении субъективного права его носителем. Всякая мера, направленная на защиту субъективного права, есть в то же время и мера обеспечения надлежащего исполнения юридической обязанности[21]. При этом процедура реализации прав обычно предполагает согласованность активных действий правообладателя и обязанных субъектов, четкую нормативную обозначенность этих действий по форме, методам, средствам, времени, месту осуществления и т.д.[22]

Так как исполнение юридической обязанности является не только соблюдением нравственного долга обязанным, но и удовлетворением притязания управомоченного, то при ее (обязанности) установлении право не может принимать всех субъективных особенностей обязанного. Поэтому все юридические обязанности формулируются в общих, типических чертах: они рассчитаны «на среднего человека».

Несмотря на некоторую «приблизительность» в субъективном плане, с позиции объективизации выражения требуется, напротив неукоснительная строгость и четкость. Право указывает каждому точные пределы его обязанностей и притязаний. По этой причине обязанности должны носить строго определенный характер, поскольку этого качества требует именно притязание. Установление неопределенных притязаний может привести к злоупотреблению, к эксплуатированию обязанного управомоченным.

Для понимания сущности рассматриваемого принципа следует уяснить, что он представляет собой единство субъективного и объективного. Действуя в отношении неопределенного круга субъектов, а точнее — всех возможных субъектов с присущими им особенностями внутренней организации, применительно к конкретным субъектам в сложившейся определенной жизненной ситуации он приобретает объективировано-конкретные черты.

---

[1] См.: Чухвичев Д.В. Свобода личности и юридическая ответственность // Государство и право. 2005. № 3. С. 104.

[2] См.: Юнусов М.А. Реализация человеком и гражданином в Российской Федерации конституционных обязанностей как важнейшее условие законности (теоретико-правовое исследование) // Автореферат дис. ...канд. юрид. наук. Челябинск, 2006. С. 12.

[3] Боброва Н.А., Зражевская Т.Д. Ответственность в системе гарантий конституционных норм. Воронеж, 1985. С. 12.

[4] См.: Генкин Д.М. Сочетание прав с обязанностями в советском праве // Советское государство и право. 1967. № 7. С. 35.

[5] Новгородцев П.И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. СПб., 2000. С. 58.

[6] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 г.) / Вступ. ст. Е.А. Суханова. М., 1995. С. 56.

[7] Иоффе О.С. Правоотношения по советскому гражданскому праву. Л., 1949. С. 49.

[8] См.: Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 39–40.

[9] См., например: Петров Г.И. Советские административно-правовые отношения. Л., 1972. Гл. 3. §1.

[10] Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 59.

[11] См.: Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976. С. 165.

[12] См.: Бублик В.А. Эквивалентность прав и обязанностей как требование социальной справедливости // Вопросы теории юридических обязанностей: Тезисы II межвузовской научной конференции молодых ученых-юристов. Воронеж, 1988. С. 4.

[13] Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1909. Т. 1. С. 172.

[14] Капустин М. Общая теория права. Догматика. М., 1898. С. 234.

[15] См.: Абова Т.Е. Охрана хозяйственных прав предприятий. М., 1975. С. 20–21.

[16] См.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 245.

[17] См.: Шундиков К.В. Системные связи в правовой жизни общества // Правовая политика и правовая жизнь. 2009. № 3. С. 39.

[18] См., например: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 22–23; Братусь С.Н. К вопросу об объекте правоотношений по советскому гражданскому праву // Советское государство и право. 1950. № 9. С. 86; Явич Л.С. Общая теория права Л., 1967. С. 210.

[19] См, в частности: Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. Свердловск, 1972. С. 256–301.

[20] См.: Мотоловиловкер Е.Я. Юридическая обязанность и правовое состояние // Вопросы теории юридических обязанностей: Тезисы II межвузовской научной конференции молодых ученых-юристов. Воронеж, 1988. С. 8–13.

[21] См.: Витченко А.М. Метод правового регулирования социалистических общественных отношений. Саратов, 1974. С. 59.

[22] См.: Комаров С.А., Ростовщиков И.В. Личность. Права и свободы. Политическая система. СПб., 2002. С. 77.