Специфика грамматического строя немецкого языка как предмета обучения.

Педагогические науки

К.п.н., Тавасиева Б.А.

ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова», Россия, г. Владикавказ

Специфика грамматического строя немецкого языка как предмета обучения.

Ни один из аспектов обучения языку не был на протяжении многих лет предметом столь интенсивных обсуждений и дискуссий, как грамматика. Б.В. Беляев отмечал в свое время, что существуют две крайности в использовании правил для овладения грамматическим строем языка - «…долгое время господствовала методическая традиция, требовавшая скрупулезного изучения правил и выполнения большого количества упражнений на закрепление этих правил, в настоящее время допускается противоположная крайность; учащимся вовсе не сообщаются грамматические правила изучаемого языка …»(1). В.А.Погосян пишет, что если попробовать проследить, как решался вопрос об индуктивном и дедуктивном подходе к обучению грамматики в истории методики, то оказывается, что каждый новый метод именно в его отношении к обучению грамматике диаметрально отличался от предыдущего.(8)

Полностью ориентированный на достижение практических результатов, коммуникативный подход имеет ряд недостатков - в частности, уделяется недостаточно внимания формированию грамматической компетенции. Упор в обучении делается на беглость речи, а не на ее грамотность, на умение общаться, пусть даже с ошибками. Существует мнение, что учащиеся могут иметь ограниченные лингвистические знания, но быть великолепными собеседниками. Мы вынуждены не согласиться с таким утверждением, так как считаем, что ограниченные языковые знания позволяют лишь поддерживать беседу. Кроме того, практика показывает, что игнорирование грамматики отрицательно сказывается на качестве усвоения всего материала.

Для решения проблем обучения грамматике иностранного языка, в частности немецкого языка, необходимо рассмотреть специфику немецкого языка как предмета обучения, а точнее специфику его грамматического строя. Этому и посвящена наша статья.

«Овладеть иностранным языком значит овладеть его трудностями» - было когда-то отмечено М.С.Ильиным. Трудность усвоения грамматики немецкого языка заключается по его мнению в формировании «грамматических навыков, обеспечивающих грамматически правильное оформление устной речи»(4).

Согласно концепции В.С. Цетлин формирование грамматических иноязычных навыков предполагает осмысление правил, овладение грамматическими действиями в соответствии с правилом и усвоение готовых языковых единиц. В трактовке В.С. Цетлин эти три компонента грамматического механизма равнозначны(11). В последующих исследованиях, посвященных обучению грамматике, идеи В.С. Цетлин были развиты дальше и уточнена роль каждого компонента. Ж.С. Сивова считает, что «этап усвоения правила органически связан со следующим этапом – совершением правилосообразных грамматических действий, ибо сообщение правила- это уже первые шаги по осуществлению грамматических действий в соответствии с правилом». Было доказано, что в процессе речепроизводства учащиеся проводят во внутренней речи «разложение» и «сложение» усвоенных готовых единиц, поэтому усвоение готовых единиц и оперирование ими так же сводится к правилосообразным действиям, только действия эти совершаются в облегченных условиях.(9)

Следовательно, центральным звеном речевого грамматического механизма являются грамматические действия, поэтому трудность грамматики зависит от трудности грамматических действий, необходимых для употребления грамматических явлений в речи.

Что же понимается под грамматическими действиями? Под действием в психологии понимается «относительно законченный элемент деятельности, направленный на выполнение одной простой текущей задачи». Грамматические действия В.С. Цетлин рассматривает как составные части грамматического навыка, представляющего собой автоматизированный компонент речевой деятельности. То есть грамматическими действиями являются все действия по образованию форм слов и по составлению предложений, такие как «подстановка, перестановка, присоединение тех или иных элементов или их отбрасывание» на основе правил.(11)

Ж.С. Сивова конкретизирует грамматические действия следующим образом: 1) грамматические действия соотнесения речевой интенции (коммуникативного замысла) с языковыми средствами и выбор необходимого грамматического явления, соответствующего речевому замыслу; 2) грамматические действия припоминания (извлечения из памяти) необходимых словоформ и словообразовательных формантов (суффиксов, окончаний) или структурно-служебных слов; 3) действия оперирования исходными формами и выбранными формантами (присоединение, вклинение и т.д.); 4) грамматические действия размещения компонентов структурного целого в соответствии со структурно-синтаксическим правилом; 5) грамматические действия преодоления внутриязыковой и межъязыковой интерференции. В речи правилосообразные грамматические действия выступают как действия осознанного конструирования, представляющие собой «внутреречевые мыслительные акты, внутренние речения, рассуждения».(9)

В методике преподавания иностранных языков есть точка зрения, отвергающая осознанное конструирование в процессе речи. Осознанное применение правил, согласно этой концепции, само собой исключает речевую деятельность.

Э.П. Шубин утверждает, «что говорящие и пишущие обычно не отдают себе никакого отчета в тех знакообразующих средствах, которые они используют, и в большинстве случаев не имеют о них ни малейшего понятия. По его мнению «продуцирование сообщений не может происходить путем сознательного применения грамматических средств, ибо это потребовало бы затрат времени, исключающих возможность устного или письменного общения в темпе, сколько-нибудь приближающемся к нормальному».(10)

Е.И. Пассов считает, что человек конструирует некоторые речевые единицы в процессе говорения, «но осуществляются эти операции не на основе правил, а на основе аналогии с той абстрактной моделью, которая хранится на физиологическом уровне, на основе чувства языка». По его мнению, «осознанное применение правил при конструировании высказывания свидетельствует лишь о недостаточном уровне владения речью».(6) Сторонники данной точки зрения полагают, что человек едва ли сумел бы закончить начатую речь, если бы ему приходилось думать в процессе говорения не только о содержании высказывания, но и форме высказывания.

В лингвистической литературе показана неправомерность этой точки зрения. Было доказано, во-первых, что применение правил в ходе коммуникации не предполагает осуществление осознанных правилосообразных действий при употреблении всех грамматических явлений, а конструирование по правилам касается «в основном нового, только что усвоенного явления в окружении прочных речевых автоматизмов»; во-вторых, применение правил в ходе коммуникации не означает их воспроизводства в развернутом виде, в процессе обучения развернутый конструирующий стереотип имеет тенденцию к свертыванию, сокращению. Автоматизация правилосообразных действий идет «за счет более коренной перестройки всей речевой структуры умственных действий, при которой развернутых рассуждений нет и во внутренней речи , при которой внутренняя речь превращается в очень сокращенный и обобщенный код-язык «семантических комплексов».

В психолого-методической литературе на основании экспериментальных данных разработан перечень разновидностей проявления осознанных правилосообразных действий различной степени свернутости. В него входят: осознание полностью вербализованного развернутого правила, ключевые слова правила, речевой образец в виде полного предложения, образец в виде синтагматического или асинтагматического сочетания слов, грамматические термины, категорийное обозначение, сигнальное слово или слова, образцы сигналов, воспоминания об «отрицательном лингвистическом опыте» в прошлом.

Процесс свертывания правилосообразных действий неразрывно связан с «вытеснением» их из сознания. В.С. Цетлин усматривает сущность автоматизации в постепенном вытеснении из сознания и переходе в подсознание правилосообразных действий по грамматическому оформлению речи.(11) По мнению А.Н. Леонтьева существует сложная градация перехода от осознанных действий к неосознанным. Различают действия актуально осознанные, действия лишь «оказывающиеся в сознании» и действия, находящиеся только под контролем сознания. Степень осознанности грамматических действий связана с направленностью внимания обучаемого на их осуществление.(5) Когда грамматические действия автоматизированы, говорящий на иностранном языке как бы переключает свое внимание на содержание высказывания, совершая грамматические действия неосознанно. Но это не означает, что в процессе говорения мы не совершаем никогда осознанных правилосообразных действий; «мышление о языке, или точнее стереотип конструирования появляется там, где в ходе формирования иностранной речи, не срабатывает механизм категорийного синтеза. В таких случаях категорийное соотнесение и дифференциация внутри категорий проходит осознанно». Осознанное конструирование или «сознательный элемент в выборе средств выражения является неотъемлемым психологическим и педагогическим ингредиентом свободной речи обучающихся иностранному языку, так как «для интеллектуально развитого человека овладение иностранным языком немыслимо без таких процессов, как активное стремление к употреблению в свободной речи еще не вполне автоматизированных языковых единиц, без самонаблюдений над собственной речевой деятельностью, словом, без размышлений над языком в процессе речи». Следовательно, автоматизированного употребления грамматических явлений «можно добиться, не избегая конструирования, а, напротив, обучая ему, вместе с тем постепенно «изживая» его, так как «пока навыки осваиваются, они являются сознательными действиями, цель которых заключается именно в освоении данного способа действия».

Из сказанного можно сделать вывод, что все грамматические явления можно охарактеризовать с точки зрения трудности выполнения правилосообразных действий по употреблению этих грамматических явлений в речи и трудности их автоматизации.

В методической литературе выявлены критерии определения этих трудностей. Степень трудности выполнения грамматических действий определяют по следующим критериям: по удельному весу уникального и нормативного в выполнении действий; по количеству действий, которые нужно совершить одновременно для употребления данного грамматического явления; по удельному весу внутреннеречевого упреждения и удержания в выполнении действия; по наличию или отсутствию конкретно-словесных опор для выполнения действия.

Попытаемся охарактеризовать грамматические явления немецкого языка на основе критериев трудности выполнения правилосообразных грамматических действий.

Грамматические действия различаются по удельному весу уникального и нормативного при их выполнении. Грамматические действия легче, если они целиком нормативны, в случае полного подчинения правилу они являются обобщенными. Если же грамматические действия должны опираться на уникальность форм, не поддающихся правилу, то выполнение их связано с дополнительными психическими усилиями по припоминанию уникальной словоформы, и тогда действия усложнены. Для большинства грамматических явлений немецкого языка характерно сочетание уникального и нормативного. Нормативность оформления падежей существительных осложнена уникальностью рода имен существительных, так как в большинстве случаев « в исходной форме слова род формально не выражен» его нельзя определить по правилу, а надо запоминать. Выбор окончаний прилагательных определяется четкими правилами, но прилагательное согласуется в роде, числе и падеже с определенными существительными, принадлежность которого к тому или иному родовому классу не поддается правилам. Склонение существительных во множественном числе осложнено отсутствием унифицированных правил образования множественного числа, а правилосообразные действия по употреблению временных глагольных форм осложнены припоминанием уникальных форм имперфекта и причастия II сильных глаголов.

Таким образом, уникально-нормативность охватывает основные грамматические явления немецкого языка. На основании этого можно утверждать, что большинство грамматических явлений немецкого языка можно квалифицировать как особенно трудные.

Грамматическое действие считается трудным, если оно совершается одновременно с другими грамматическими действиями при употреблении одной грамматической формы. Такие специфические особенности немецкого языка, как «сочетание синтетических и аналитических способов словоизменения» и наличие так называемой «сверххарактеристики» обуславливают необходимость одновременного совершения нескольких действий при употреблении большинства грамматических явлений. Например, для образования падежной формы имени существительного необходимо установить род существительного, выбрать вид и форму артикля, определить тип склонения ( если существительное мужского рода) и решить вопрос о необходимости окончаний. «Вариативность» окончаний немецких прилагательных, т.е. зависимость их от детерминатора, стоящего перед существительным der kleine Junge, ein kleiner Junge – увеличивает количество грамматических действий, совершаемых при употреблении прилагательного, т.к. необходимы действия по соотнесению формы артикля (точнее его флексии) или флексии местоимения и слабого или сильного окончания. Образование и употребление глагола в перфекте требует выполнения действий по выбору вспомогательного глагола, по соотнесению лица подлежащего со вспомогательным глаголом и выбору его нужной формы, по установлению принадлежности основного глагола к группе слабых или сильных и в зависимости от этого действий по образованию или припоминанию причастия II, далее совершаются действия по расположению компонентов перфектной формы глагола в предложении. Т.е. при употреблении перфекта какого-то одного глагола необходимо совершить от 13 до 18 грамматических действий (в зависимости от типа глагола и типа предложения).

Грамматические действия могут быть охарактеризованы как трудные, если они предполагают так называемое внутреннеречевое упреждение и удержание, при «котором последующее звено должно быть упреждено предваряющим импульсом для того, чтобы сформировалось предшествующее». Следующие особенности немецкого предложения обуславливают необходимость совершения действий по внутреннеречевому упреждению и удержанию: а) «напряженность» предложения, вызванная фиксированным местом сказуемого и дистантным расположением его элементов, что отражается в рамочной конструкции простого предложения и придаточного предложения; б) рамочная конструкция распространенного определения; в) инверсия. А если учесть, что эти три особенности (по отдельности или вместе) присутствуют в каждой даже самой простой фразе, то можно утверждать, что и по данному критерию грамматические явления немецкого языка отличаются высокой степенью трудности.

Трудность грамматического действия зависит от наличия или отсутствия конкретно-словесных опор для выполнения действия. Так, например, для образования 1? л. ед. числа презенс от глагола «malen» в предложении «Ich male» надо найти основу глагола и к основе присоединить окончание «е». Действия в этом случае вполне конкретны; конкретность заключается в том, что глагол соотносится с местоимением – «ich», которое есть в предложении и является определителем нужной формы глагола на основе ассоциации «ich - e». Образование же 3 л. ед. числа презенс осложняется тем, что сначала нужно установить принадлежность глагола к группе сильных или слабых, т.е. произвести абстрактные действия, действия без конкретно-словесной опоры. При употреблении многих грамматических явлений немецкого языка совершаются подобного рода действия. Например, образование перфекта немецких глаголов связано с выполнением действий по семантической категоризации глагола, где нужно оперировать отвлеченными понятиями, а не опираться на конкретно-словесные опоры: для выбора вспомогательного глагола надо установить семантику основного глагола, надо убедиться, не означает ли он «передвижение в пространстве» или «перемену состояния». Сложные абстрактные действия нужно совершать при относительном употреблении глагольных временных форм: определить «предшествование» и «одновременность», опираясь не на конкретные слова в предложении, а путем анализа контекста. Анализ контекста необходим при выборе определенного или неопределенного артикля. Таким образом, при употреблении многих грамматических явлений немецкого языка выполняются действия без наличия конкретно-словесных опор, следовательно, эти грамматические явления можно характеризовать как особенно трудные.

Анализ грамматических явлений немецкого языка показывает, что употребление большинства из них связано с выполнением грамматических действий, осложненных:

- припоминанием уникальных словоформ, т.е. уникально-нормативностью явлений;

- «скоплением» большого числа грамматических действий;

- необходимостью внутреннеречевого упреждения и удержания;

- абстрактным характером действий из-за отсутствия конкретно-словесных опор их выполнения.

Т.е. большинство грамматических явлений немецкого языка можно квалифицировать как в высшей степени трудные по нескольким или даже по всем рассмотренным критериям. Очень часто для употребления одного какого-то грамматического явления надо совершить действия, трудные по всем критериям. Покажем это на примере употребления глагола «verbringen» в предложении «Wo hast du deine Ferien verbracht?». Во-первых, сложная временная форма перфект предполагает одновременное выполнение нескольких действий; во-вторых, правилосообразные действия по образованию перфекта осложнены уникальностью формы причастия II; в- третьих, для выбора вспомогательного глагола необходимо совершать абстрактные действия по семантической категоризации глагола «verbringen»; в-четвертых, употребление перфекта в распространенном предложении предполагает внутреннеречевое упреждение и удержание.

Мы рассматриваем так называемые абсолютные, или имманентные, трудности выполнения грамматических действий, заложенные в самом грамматическом явлении. Но это лишь одна сторона вопроса. Многие исследования показали, что трудности выполнения грамматических действий усугубляются, если их рассматривать в плане контрастивных критериев, т.е. трудность выполнения грамматических действий возрастает, если при этом необходимо преодолевать какой-то вид интерференции.

Различают три вида интерференции: интерференцию родного языка, интерференцию первого иностранного языка и внутриязыковую интерференцию. Вследствие особенностей строя немецкого языка приходится прийти к выводу, что наибольшую трудность представляет преодоление внутриязыковой интерференции, т.е. интерференции одних грамматических явлений при употреблении других. Для доказательства этого положения необходимо хотя бы кратно рассмотреть виды внутриязыковой интерференции и несколько расширить содержание этого понятия.

В своих исследованиях о внутриязыковой интерференции А.Н. Бычева трактует ее как вытекающую из объективной природы определенных конкретных явлений.(2) Интерферируют между собой в рамках одного грамматического явления, например, немецкого презенса личные формы глагола (malen – malst – malt - malen). Они являются единицами микросистемного противопоставления в пределах одного ГЯ (грамматического явления) (презенс). Интерферируют между собой и сами ГЯ (временные формы глагола), они входят в более широкую, чем в первом случае систему противопоставляемых. Внутриязыковая интерференция вытекает, как видно, из объективных данных языка и привязана к конкретным явлениям. Не могут, например, в этом понимании интерферировать перфект и степени сравнения прилагательных, образование множественного числа существительных и употребление инфинитива с «zu». А.Н. Бычева справедливо отмечает, что такая в ее понимании внутриязыковая интерференция усугубляется раздельным обучением каждому члену микросистемы в рамках одного явления или системы подлинно противопоставляемых. Из-за раздельного обучения получается, что, например, правильный выбор личных окончаний глаголов в презенс (-e, -st, -t, -en), сам по себе трудный из-за большого количества выбираемых окончаний, усложняется еще больше в том случае, если вначале отрабатывается форма на «- en» (wir malen, sie malen), а затем только подключаются и другие формы. В таком случае кроме ложных ассоциаций («wir-t») на употребление личных форм глагола оказывают отрицательное влияние ретроактивное и проактивное торможение.(2) Или, например, когда в течение длительного времени обучаемые ограничиваются только употреблением презенса, это мешает затем усвоению имперфекта; когда же предметом обучения становится имперфект, он ретроактивно тормозит употребление презенса. С истечением определенного времени эффект такого проактивного и ретроактивного торможения исчезает. «Позиция» (Ф.Н. Бычева говорит о позиционной интерференции) т.е. последовательность, в какой изучались единицы системы, становится нерелевантным фактором, но системная внутриязыковая интерференция остается: трудность выбора из бинарно оппозиционных единиц или большого числа единиц в рамках парадигмы сохраняется. Таким образом, автор представляет внутриязыковую интерференцию как имманентную, присущую определенным явлениям, и как системную.(2)

Необходимо признать, что в немецком языке в силу его морфологической дифференцированности внутриязыковая интерференция, в вышеуказанном понимании, препятствует автоматизации грамматических действий в рамках почти всех грамматических явлений. Прежде всего, многие явления немецкого языка трудны тем, что они предполагают выбор из оппозиционных пар. Сюда можно отнести инфинитив с «zu» и без «zu», выбор вспомогательных глаголов «haben» или «sein» при образовании перфекта, прямой и инвертивный порядок слов в предложении, определенный артикль и т.д. Но еще чаще внутриязыковая интерференция возникает в силу многочленности морфологических парадигм, где уже выбор проводится не из бинарно-оппозиционных единиц, а из 3, 4 и больше, например, в рамках парадигмы личных форм глагола, системы склонения существительных, местоимений и т.д. Действие внутриязыковой интерференции усиливается еще и тем, что приходится принимать последовательно несколько решений: сначала на уровне бинарной оппозиции, например, слабый или сильный глагол, а затем уже из большего числа единиц в парадигме.

Во всех приведенных случаях внутриязыковой интерференции присущ имманентно-системный характер, т.е. она связана всегда с конкретными грамматическими знаками, входящими в конкретные системы и микросистемы. Однако нельзя ограничить возникновение внутриязыковой интерференции только этим.

В лингвистической литературе было позднее существенно расширено понятие внутриязыковой интерференции, в методике появляется лингвистический термин «cooccurrence» - «совстречаемость». Было отмечено возрастание трудности употребления какого-то грамматического явления из-за совстречаемости с другими и то, что основные трудности усвоения какого-то грамматического явления часто заключены не столько в нем самом, сколько в необходимости сочетать его с другими. Практика показывает, что явление, которое казалось прочно усвоенным, становится источником ошибок, как только приходится сочетать его с другими. Нейрофизиологически это можно объяснить взаимной отрицательной индукцией между микросистемами нейронных конфигураций мозга. Действия по употреблению каждого грамматического явления представляют собой «узколокализованную работающую систему мозга», совмещение деятельности нескольких таких систем приводит к возникновению запредельного торможения, т.к. «создаются условия для суммации возбуждений в одних и тех же группах нервных клеток».

В данном случае, как указывал И.П. Павлов, наступает «предел безвредного функционального напряжения, за которым следует вмешательство торможения». Следовательно, из-за совстречаемости нескольких трудных грамматических явлений в одном словосочетании или предложении «суммарный эффект раздражителей начинает превышать предел работоспособности корковых клеток» и наступает «перегрузка умственными действиями». В самой специфике немецкого языка заложены объективнее причины для возникновения такой перегрузки. Как уже было сказано, употребление большинства грамматических явлений немецкого языка связано с выполнением сложных грамматических действий, даже если каждое из них рассматривать отдельно. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о том, что при усвоении и при употреблении грамматических знаков немецкого языка мозг обучаемых работает в высшей степени интенсивно. Однако, в силу аналитико-синтетического характера грамматического строя немецкого языка, наличия вариабельных окончаний и такого качества как «сверххарактеристика», а также особенностей синтаксического оформления немецкого предложения обучаемый должен осуществлять одновременно большое число умственных действий для выражения только одной грамматической формы. Естественно, это увеличивает нагрузку на мозг. Кроме того, как уже указывалось выше, самая простая коммуникативно ценная фраза на немецком языке требует выполнения большого количества умственных действий в силу почти обязательной совстречаемости в одном предложении, даже в самом элементарном, тех грамматических явлений, которые сами по себе составляют основные трудности немецкого грамматического строя. Это создает для мозга обучаемых чрезвычайно сильную нагрузку, и в этом и заключается в конечном итоге причина трудности овладения грамматическим строем немецкого языка и немецким языком вообще.

Есть основания считать, что трудности, возникающие от употребления системно-несвязанных и системно-связанных ГЯ в одном синтаксическом целом, представляют собой проявление особого вида внутриязыковой интерференции. Этот вид может оказаться препятствием при совстречаемости любых явлений: когда в одном предложении обучаемый должен употреблять перфект, степени сравнения прилагательных, четыре падежные формы существительных, а из них две в предложных оборотах (случай совершенно обычный для немецкого языка), то данные грамматические явления в данном контексте интерферируют друг с другом, хотя не входят в одну систему противопоставляемых. Поэтому кроме имманентно-системной внутриязыковой интерференции можно говорить о контекстуальной внутриязыковой интерференции, которая возникает в результате совстречаемости нескольких грамматических явлений в одном контексте. Весьма часто грамматические явления или единицы микросистемы внутри одного явления, интерферирующие друг с другом в силу их имманентной природы к тому же испытывают влияние контекстуальной интерференции из-за совстречаемости друг с другом. Например, в предложении с однородными членами могут встретиться несколько падежных форм существительных, в таком случае существительные могут интерферировать имманентно-системно и кроме того контекстуально, поскольку действия по выбору и образованию их форм надо провести в одном синтаксическом целом.

Если поставить перед собой цель дать методически направленную характеристику немецкого языка, то главным следует рассматривать положение о том, что в силу специфики этого языка внутриязыковая интерференция в вышеизложенном расширенном толковании представляет наиболее характерную ее черту в плане трудности обучения. В действии этого вида интерференции имплицируются и специфические для немецкого языка трудности, присущие действиям в отдельности, и их нанизывание друг на друга в пределах одной грамматической формы, и трудности выбора форм из единиц микросистем и более обширных систем, и трудности, вытекающие из обязательной совстречаемости труднейших грамматических явлений в самых элементарных предложениях. Учет преобладающей роли внутриязыковой интерференции определяет весь процесс обучения грамматике немецкого языка.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что специфика немецкого языка заключается в том, что употребление почти всех грамматических явлений связано с выполнением большого количества грамматических действий, трудность выполнения которых обусловлена спецификой самих этих явлений, сильным влиянием имманентно-системной контекстуальной внутриязыковой интерференции.

Основная задача обучения грамматическому строю немецкого языка состоит в выработке в процессе формирования частных навыков еще и общего навыка практически одновременного осуществления большого количества трудных грамматических действий при общей направленности на их свертывание и автоматизацию. Данная задача, являясь профилирующей при обучении грамматике немецкого языка, становится, следовательно, профилирующей и при обучении немецкому языку вообще.

Литература

1. Беляев Б.В. Очерки по психологии обучения иностранным языкам. – М., 1965г.

2. Бычева А.Н. Интерференция родного языка и внутриязыковая интерференция при формировании грамматического навыка с помощью переводных упражнений. В кн.: Проблемы обучения грамматическому и лексическому аспектам иноязычной речи. – Владимир, 1980г.

3. Гурвич П.Б. Коррективно-подготовительный аспект методики преподавания иностранных языков: Учебное пособие. – Владимир, 1982г.

4. Ильин М.С. Основы теории упражнений по иностранному языку. – М.: Педагогика, 1975г.

5. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. – М.: Изд-во МГУ, 1981г.

6. Пассов Е.И. «Проблема» как одна из форм коммуникации и основа организации материала при обучении говорению. – В кн.: коммуникативный метод обучения иноязычной речевой деятельности. – Воронеж, 1983г.

7. Петровский А.В. Общая психология: Учебник для педагогических институтов. Изд. 2-ое, доп. и перераб. – М.: Просвещение, 1976г.

8. Погосян В.А. Коммуникативное обучение грамматике; за и против//Современные тенденции обучения иностранным языкам: Материалы международной научно-практической конференции 13-15 мая 1999г. – С.-П., Изд-во РГПУ им. Герцена.

9. Сивова Ж.С. О необходимости языковых (некоммуникативных) грамматических упражнений. – В. кн.; Проблемы обучения иностранным языкам. – Владимир, 1978г.

10. Шубин Э.П. Языковая коммуникация и обучение иностранным языкам. – М.: Просвещение, 1972г.

11. Цетлин В.С. Знания, умения и навыки в обучении иностранным языкам. – В кн.; Иностранные языки в Высшей школе. Выпуск 5. – М.: Высшая школа, 1969 г.