Т.В. Шатковская

к.и.н. доцент кафедры Теории и истории права и государства Ростовского государственного экономического университета («РИНХ»)

Опыт применения обычно-правовых норм в государственном правосудии (на примере российской мировой юстиции второй половины XIXв.)

Проводниками законности как в городе, так и в деревне, по замыслам российских реформаторов второй половины XIX века должны были стать мировые суды. На мировой суд возлагали большие надежды. Во-первых, он должен был расширить сферу действия официального права. Прежняя дороговизна процесса делала невозможным предъявление иска на незначительную сумму, так как судебные издержки и гербовая бумага лишали обращение в суд смысла. Мировая юстиция, освобожденная от сборов, приняла к производству множество жалоб на такие притеснения, обиды, мелкие кражи и мошенничества, которые прежде оставались без судебного преследования[1].


Во-вторых, с помощью мировых судов население усваивало правовые понятия, обращаясь к ним за судебной помощью, или наблюдая за их деятельностью. В-третьих, предполагалось, что мировой суд облегчит доступ россиян к правосудию и повысит эффективность судебной защиты.

Допущение обычаев в практику мирового суда должно было способствовать преодолению многовековой сословной разобщенности в правовых воззрениях судей и крестьян. Комиссия по составлению проекта Уставов 20 ноября 1864г., решая вопрос о применении обычаев в рамках мировой юстиции, руководствовалась следующими мотивами, «допустив, силу обычаев на суде у мировых посредников, не допустить ее при разборе дел… мировыми судьями, которые будут в столь же близких … отношениях к народу», непоследовательно. Кроме того, игнорирование обычаев в мировом суде нарушало права того из тяжущихся, чьи требования имели обязательную силу лишь на основании обычаев. Составители Судебных Уставов намеревались при помощи мировых судей кодифицировать обычное право. «Можно смело ручаться, сказано в объяснительной записке к проекту Устава гражданского судопроизводства, что в продолжение самого краткого времени и без всяких издержек со стороны правительства, составился бы у нас истинно драгоценный сборник юридических обычаев»[2].   Законодатели полагали, что применение народных обычаев мировыми судьями будет поддерживать жизнеспособность этого института. Однако, указанные в той же ст.130 Устава гражданского судопроизводства, ограничения действия норм обычного права в мировых судах стали первым существенным препятствием его применения в судебной практике. Суть этих ограничений сводилась к необходимости ссылки на юридический обычай одной или обеих сторон, его общеизвестности и местного характера, и главное «лишь в тех случаях, когда применение местных дозволяется именно законом, или в случаях, положительно  не разрешаемых законом». С учетом ст.9 Устава гражданского судопроизводства, обязывавшей все суды, в том числе и мировые, в случае неполноты, недостатка или противоречия существующих законов, основывать свои решения на общем смысле законов получается, что правовое поле обычаев в мировом суде незначительно. Обычай не мог противоречить ни общему смыслу, ни основным началам закона, ни частным положениям, которым присвоен характер исключительный, не допускающий никаких уклонений.

По  утверждению М.Зарудного, в большинстве волостей  крестьяне даже не слышали о том, чтобы мировые судьи решали дела по местным обычаям[3]. Поиск оснований для правильного  разрешения крестьянских споров нередко ставил мировых судей в тупик. Надо было родиться и вырасти в народной среде, знать подробности ее быта и установившиеся там обычаи, чтобы справедливо судить крестьянские дела[4]. В свою очередь, мировые судьи  считали бессмысленным обращение к обычаю на мировом суде, поскольку без  разъяснения со стороны тяжущихся, они были не в состоянии его применять[5]. Если стороны не сослались на обычай, а между тем, судье, может быть из сотни предшествовавших случаев известно, что данное правоотношение определяется не по закону, а по обычаю, то по прямому смыслу ст. 130 судья не вправе применять обычай. В этом обнаруживается различие обычая от закона. По общему началу судья применяет закон без указания сторон: он сам должен знать законы, обычай же он применяет не иначе как по указанию сторон.

Из внутриобщинных конфликтов до мирового суда доходили: жалобы на действия должностных лиц крестьянского самоуправления,  на приговоры волостных судов по делам об оскорблениях, о кражах, о мошенничестве. Сюда же попадало большое количество земельных исков. Мировой судья А.Боровиковский считал их наиболее трагичными и запутанными, так как они возникали чаще всего между братьями или близкими родственниками[6].  Другими словами, это были дела, которые не получали удовлетворительного, по мнению крестьян, разрешения в общинных и волостных судах. В решениях последних очень редко встречался  разбор жалоб на старост, старшин и писарей по поводу их произвола или растрат “мирских” денег. При этом главным в пожеланиях крестьян было не облагать народ новыми налогами и не причинять ему больших расходов, в противном случае судиться “лучше по - старому, своими людьми”[7].

Характер деревенских дел существенно отличался от городских. В основном, это недоразумения разного сорта между крестьянскими сельскими обществами, с одной стороны, и землевладельцами, управляющими, приказчиками, подрядчиками и прочими, с другой. Дела эти отличались сложностью и запутанностью. Крестьяне, с которыми уездный мировой судья почти только и имел дело,  отличались удивительным невежеством в самых элементарных вещах, касающихся суда. Крестьяне, являлись на суд, лично, целой деревней, когда они могли бы не являться вовсе, или прислать вместо себя доверенного. Сознание ненадежности собственных прав, невозможность скорого и точного объяснения между судьей и крестьянами чрезвычайно затрудняло судопроизводство. Уездному мировому судье для вынесения решения по совести приходилось широко пользоваться статьей закона, предоставлявшей ему право самому входить в расспросы[8]. Данные официальной статистики подтверждают слабое применение обычаев в практике мирового суда. Так, в практике петербургских столичных мировых судов ст.130 не имела применения[9]. В «Своде замечаний о деятельности новых судебных установлений» отмечалось, что за первые два года со времени введения мировых учреждений на основании обычая средним числом в каждом мировом округе было решено три дела[10].

Мировые судьи строго наказывали крестьян за проступки, которые, по народным понятиям,  считались маловажными: по решению мирового судьи крестьянка была посажена на 3 месяца под арест за кражу яблок; за буйное поведение крестьянина арестовали на 3 недели; за кражу на сумму в 1 рубль упекли на 3 месяца[11]. По свидетельству П. Матвеева, мировой судья присудил к 3 месячному аресту домохозяина за то, что он оттаскал за волосы невестку, встретив ее с папироской на гумне, на что мировой судья отреагировал как на возмутительное самоуправство домохозяина [12]. И наоборот, правонарушения, наносившие существенный ущерб крестьянскому хозяйству (как конокрадство, например) или противоречившие общинным нравственным нормам  (несоблюдение религиозных праздников и законов “мира”, общение с “нечистой силой” и др.), оставались в официальных судах без последствия или наказывались незначительно. Мировой судья В.Назарьев вспоминал, как оборванный пастух убивался из-за украденных 85 коп., приготовленных им на обувь. «Он убедил меня, - писал судья, что бедняка потеря 85 коп. так же чувствительна, как потеря 85 руб. для человека средней руки и 800 для богача, и только это открытие поставило меня на настоящую точку зрения в отношении дел, обыкновенно называемых мелочными и ничтожными»[13].

 По мнению Д.Левандовского, официальные  суды были чужды народному праву[14]. Это вызывало недовольство у крестьян. И. Оршанский свидетельствует: “Мировые судьи, по мнению крестьян, слишком строги: за кражу сажают в тюрьму на месяц и более, а это разоряет семью и общество должно платить подати за осужденного”[15]. Мировые судьи, руководствуясь абстрактными началами законодательства, не учитывали особенностей крестьянского общественного устройства. Негативные  последствия  продолжительного ареста преступника ощущались не столько им самим, сколько его семьей и общиной. Заключенный по приговору мирового судьи лишался свободы, но получал возможность отдохнуть от работы, да и питание там было лучше, чем дома. А хозяйственные обязанности арестанта ложились дополнительным бременем на членов его семьи.  Была и другая причина, по которой крестьян раздражала строгость наказаний мировых судей. Знакомство “с житьем-бытьем” других сословий не только приучало однообщинников к “легкому существованию за счет других”, но и  распаляло крестьянское воображение...”, создавая угрозу общинному образу жизни в целом[16]. По данным П.Обнинского, из 10 арестованных по приговорам общих судов, 2 попадали в тюрьму вторично, а еще 2 становились рецидивистами[17]. Исследователь волостных судов Саратовской губернии В. Птицын не случайно заметил, что волостные судьи, разбирая дела, возвращенные Съездом мировых посредников, не всегда соглашались с его доводами и в своем новом постановлении подтверждали прежнее свое решение[18]. По мнению В.Денского, официальные суды, вытесняя обычай из практики  волостного суда, насаждали чуждые народу правовые нормы, закрепляя тем самым страх  перед законом у крестьян[19].

В государственных судебных учреждениях крестьяне, кроме незнакомых воззрений на правду и справедливость, сталкивались еще с непривычной процедурой  и непонятным языком. Крестьянин, впервые услышавший о “подсудности дела”, не понимал почему мировой судья не принимает его жалобу. По народным представлениям, суд не вправе отказать человеку в разбирательстве, если он согласен подчиниться решению суда. Изучение архивов приводит нас к убеждению, что  и к концу Х1Х века сельчане не  могли ориентироваться, куда и как им следовало обращаться с тем или иным делом. Крестьяне, не знакомые с процедурой состязательного процесса в мировом суде, терялись на заседании, путали истца с ответчиком, не могли сформулировать сущность дела и даже назвать свое имя[20]. Крестьянская манера держаться на суде шокировала мировых судей. По их свидетельствам, тяжущиеся били себя в грудь, падали на колени, возносили руки к небу, взывали к жалости, ссылались на свои заслуги перед отечеством, божились и проклинали друг друга[21]. Это, бесспорно, было рецидивом народного разбирательства, но не вписывалось в процедуру официальных судов.  Поведение тяжущихся в общинных судах принималось во внимание и как доказательство, и как смягчавшее вину обстоятельство[22]. Разбирательство в мировых судах носило объективный характер с опорой на факты, обличавшие преступника. Таким образом, принципы крестьянских судов расходились с основами официального процесса, где  к тому же всякое сомнение трактовалось в пользу обвиняемого, тогда как в общинных судах, наоборот[23].

Получалось, что крестьянин, пожелавший судиться в мировом суде, затративший время и деньги, зачастую возвращался в деревню в полном недоумении. «Спрашиваешь у такого ходока: “Ну как  твое дело в городе?” Отвечает: “Слава Богу оправдался, без последствий оставили.” Наведешь справки, оказывается, что мужику этому сидеть под арестом или в тюрьме, а без последствий оставили его жалобу»,- вспоминал В.Чепурин - корреспондент Тенишевского этнографического бюро в Пензенской губернии [24].

Самодеятельность, предназначение и специфика положений и функций мировых судов игнорировались Сенатом в его постановлениях по конкретным делам, загонявших  судопроизводство мировых судов в общие рамки. Противоречивость законодательных положений, определявших основы организации и деятельности мирового суда, отсутствие контингента судей, способных на основании знания местных отношений и обстоятельств решать дела с точки зрения обеспечения «естественной справедливости», возможность вмешательства вышестоящих инстанций в порядок производства дел мировых судов, отсутствие квалифицированного надзора за ними исказили первоначальное предназначение мировой юстиции как «своего» суда «по совести», «связали законом не менее, чем общие судебные места»[25] и совершенно исключили возможность применения обычно-правовых норм. Именно различие в правовых представлениях мировых судей и крестьян стало главным препятствием для реализации положительного потенциала мировой юстиции и укрепления ее авторитета в деревне. Два однородных дела могли иметь различные последствия в зависимости от того, в каком суде они рассматривались - в официальном или волостном. В результате в народном сознании закрепилось понятие о двух справедливостях: государственной и крестьянской.



[1] Петроградский мировой суд за пятьдесят лет. 1866 – 1916гг. Т.1. СПб., 1916. С.245.

[2] Цит. по: Полянский Н. Мировой суд//Судебная реформа. Т.II. М., 1915. С.215

[3] См.: Зарудный М.И. Законы и жизнь. Итоги исследования крестьянских судов. СПб.,1874. С.90, 184.

[4] См.: Волостной суд. М.: 1883. - С.4, 9, 10.

[5] См.: Боровиковский А.А. Отчет судьи. Т.IV. СПБ., 1894. С.62; Аничков И. Мировой суд и преобразование низших судов. - СПб.: 1907. - С.54

[6] Боровиковский А.А. Указ. Соч. - С.9.

[7] См. напр.: Там же. - С.474, 596, 620.

[8] См.: Зенченко А. Деревня и мировой суд// Вестник Европы. 1886. №2. С.617, 620.

[9] См.: Петроградский мировой суд. С.325.

[10] См.: Свод замечаний о деятельности новых судебных установлений по применению Уставов 20 ноября 1864г. (за 1866-1867гг.). С. 92.

[11] См.:  Московская губернская земская комиссия о волостных судах. - С.33, 35, 40, 42, 43; Оршанский И.Г. Исследования по русскому праву обычному и брачному. СПБ., 1879. С.138;  Труды комиссии по преобразованию волостных судов. Отзывы различных мест и лиц. СПб., 1874. С.36; Денский В.Е. К вопросу о преобразовании волостных судов// Русская мысль. 1881 № 4 - С.76-78.

[12] См.: Матвеев П.А. Крестьяне и Свод Законов. М., 1883.  С.10.

[13] См.: Назарьев В.Н. Современная глушь. Из воспоминаний мирового судьи// Вестник Европы. 1872. №3. С.152.

[14] Левандовский Д.В. Волостной суд с точки зрения современного законодательства// Журнал Министерства Юстиции. 1899. №1. С.155.

[15] См.: Оршанский И.Г. Указ. соч. - С. 145.

[16] См. об этом: Труды комиссии по преобразованию волостных судов. Отзывы различных мест и лиц. СПб., 1874. С. 109; Архив российского  музея этнографии (АРМЭ). Фонд 7, оп.1, д.1, л.5; Сборник народных юридических обычаев. - Т. 1. - СПб.: 1878. - С.146.

[17] См.: Обнинский П.Н. Закон и быт. Очерки и исследования в области нашего реформируемого права. Вып.1. М., 1891. С. 255.

[18] Птицын В.В. Обычное судопроизводство крестьян Саратовской губернии. СПб., 1886. С.163.

[19] Денский В.Е. К вопросу о преобразовании волостных судов// Русская мысль. 1881. №4. С.77, 82.

[20] См.: АРМЭ. Фонд 7, оп.1, , д.85, л.2; д. 475, л.3; д.831, л.27; д.1125, л.26; д.242, л.3; Левандовский Д.В. Указ. соч.  - С.152.

[21]  Боровиковский А.А. Указ. соч. - С.9; Назарьев В.В. Указ. соч. - С.157.

[22] См.: АРМЭ. Фонд 7, оп.1, д.279, л.86.

[23] См.: Там же. д.279, лл. 88-90.

[24] Там же. д. 1460, л.16.

[25] См.: Мокринский С.П. Выборный мировой суд. Пгр.: Сенатская тип. 1914. С.7