Система общественной  власти в  Имамате*

 

Айбатов М.М. – д.ю.н., профессор

каф. истории государства и права Даггосуниверситета

 

Традиционно создание Имамата как государственной системы относят к 40-м годам XIX в. Даты, подтверждающей закладку первых камней фундамента государства на Кавказе в новой его истории, у нас нет. Утвердительно можно лишь сказать: имамат как государственная структура стал складываться не позднее 1842 г. Об этом свидетельствуют рапорт генерала А. И. Нейдгардта «об управлении, введенном Шамилем»[1], где имеется сообщение «об учреждениях, введенных Шамилем» еще в 1842 г., и «Показания прапорщика Орбелиани, находившегося в 1842 г. в плену у Шамиля »[2]. Судя по уже достаточно высокой отлаженности структуры, о которой идет речь в 1842 г., строительство имамата началось в 1841 г. И еще. Имамат не был однажды сложившимся и застывшим в своем развитии государственным аппаратом; напротив, он был чутким «организмом», одинаково «отзывчиво» реагировавшим на социальные и военно-политические перемены, происходившие внутри государства и за его пределами. Эта особенность имамата обеспечила ему «рабочий» динамизм и гибкость в управлении.

Тип государства Шамиль определил сам. «Должно быть исполняемо приказание имама, — говорилось в преамбуле «Низама Шамиля», — все равно — будет ли оно выражено словесно, или письменно, или другими какими-либо знаками; будет ли оно согласно с мыслями получившего приказание, или несогласно, или даже в том случае, если б исполнитель считал себя умнее, воздержаннее и религиознее имама»[3].  По своему смыслу приведенное определение имамского правления следовало бы отнести к «монархии». Однако общая социальная среда («вольные» общества и тайпы-тукхумы), на которой покоилась государственная система, не могла служить основой для такой высокой степени концентрации власти, какую предполагает монархия. В установлении беспрекословности подчинения имаму, на наш взгляд, необходимо видеть отражение другого важного факта в генезисе имамата — его зависимости от военного ополчения («военной дружины»), из которого вырастала государственная система Шамиля. Эту особенность возникновения имамата замечал Н. И. Покровский, подчеркивавший «воинскую» основу власти имамата. Но, увлеченный марксистским тезисом о значении в истории классовой борьбы, историк связывал характер имамской власти с «восстанием» «крестьян» и их «борьбой с царизмом»[4].

Между тем военная организация власти диктовалась не только необходимостью противостояния России, но в первую очередь — военно-демократической природой общества, высшим достижением которого явилось возникновение ранней формы государственности. Что касается функциональной стороны этой государственности, то она противостояла не только России, но и всем, кто сколько-нибудь стоял на пути его становления.

При определении характера власти Шамиля важно иметь в виду и другое — его духовный сан имама, значительно расширивший сферу единовластия. Сочетание светской и духовной власти и концентрация ее в одном лице позволяют рассматривать имамат как теократическое государство[5]. Формально верный тезис содержит, однако, неточность в оценке природы и уровня той власти, которую олицетворял Шамиль, архаическая форма власти, какой является теократическая, вполне может иметь и высокую степень концентрации, и современный уровень социальной природы (например,  Ватикан). Указывая на теократическую природу государственной власти Шамиля, важно, чтобы ее не путали с архаическими, например, языческими формами, так же как и с современными, а рассматривали ее в тесном единстве с горской социальной средой переходной стадиальности.

Несомненно, что даже визуально в феномене Шамиля можно было заметить сосредоточение трех «форм» власти — гражданской, военной и духовной. И. Орбелиани, находившийся в плену и беседовавший с имамом, отмечал «повиновение» Дагестана и Чечни «как своему имаму, как верховному правителю и как предводителю в борьбе с неверными»[6]. На  этом основании он приходил к заключению, что Шамиль «в лице своем соединил всю духовную, административную и военную власть»[7].

Но сами возможности реализации каждой из этих форм власти в горном Дагестане и Чечне были явно не одинаковыми и не равноценными. Масштабы и рычаги военной власти в военно-демократических обществах Дагестана и Чечни несравненно превосходили и по совершенству, и по силе две другие - гражданскую и духовную. Не случайно гражданская власть, легко интегрировавшаяся с военной, принимала черты воинской организации. Несмотря на духовное наименование — «имамат», — в государстве Шамиля не стоит видеть строго исламский принцип организации власти.

Неверная посылка, согласно которой Кавказская война рассматривается как «духовная»[8], внесла в литературу представление об особой, «орденской», «теократичности» власти Шамиля. Но при такой государственности было бы необходимо присутствие двух основополагающих субстанций — господства исламского права и правления «именем Бога»; в «Низаме Шамиля», где дается определение системы подчиненности в имамате, нет ни того, ни другого; имам не «освящает» свою власть именем «Всевышнего» и выступает как светский правитель. Однако это лишь формальная сторона. Главное состояло в другом: общество, на базе которого создавался имамат, было слишком милитаристским и крайне светским; шариат в нем утверждался впервые, и насильственно. При всем своем желании Шамиль, решись он построить исламское теократическое государство, не имел бы необходимой конфессиональной опоры в обществе, все еще сопротивлявшемся исламизации. Духовная знать (кадии, муллы и др.) отличалась богословским невежеством и социальной незрелостью, что явно не отвечало высокодинамичным функциональным запросам государства Шамиля.

С другой стороны, затянувшаяся война выдвинула на передовые социальные позиции военачальника, имевшего прямое отношение к наиболее доходной статье имамата — военной добыче. Этот социальный тип был главным не только в набеге, обычно им возглавляемом, но и в ополчении, во время важных военных операций. Шамилю не приходилось выбирать между военачальником и духовным лицом, первого он видел в «деле» и хорошо знал его воинский и социальный потенциал. Став главной фигурой в Кавказской войне, военачальник становился заодно надежной опорой имама. Его он возводил в наибы — в «сословие», определявшее «социальный облик» имамата. Арабское слово «наиб» означало «наместник», в статусе которого вполне могли сочетаться все три формы власти — духовная, военная и гражданская; однако иногда наибом  называли помощника муллы, выполнявшего только духовные обязанности. Но под эти «определения» не совсем подходил статус наиба, действовавший в имамате Шамиля.

В «Положении о наибах» содержалась четкая формулировка: «Наибы должны оставить решение дел по шариату муфтиям и кадиям и не входить в разбирательство тяжб, хотя бы были и алимами (учеными. — М.А.). Им предоставляется вести дела только военные»[9]. Весьма жесткая регламентация деятельности наибов, естественно, не означала ограничение их властной роли в имамате. В этой связи напомним: «Положение о наибах» обсуждалось и принималось на совещании в Андии в 1843 г.; в военном отношении год ожидался для имама тяжелый, российское командование готовилось взять реванш. Крайне важным становилось совершенство управленческого механизма има­мата и усиление власти главы государства.

В Андии Шамиль вновь[10] воспользовался однажды испытанным средством политического нажима, заявив, «что, чувствуя себя уставшим от неусыпных трудов, он просит сложить с него звание имама и избрать человека более достойного и способного, чем он, и что он будет служить избранному народом в числе других его помощников»[11]. Заявление было сделано после военного триумфа 1843 г., когда найти «более достойного и способного», чем Шамиль, никто бы не решился, да и не смог. Как и ожидалось, «собрание единогласно ответило, что оно не знает и не желает никого другого, кто бы мог руководить делом народа лучше Шамиля»[12]. «Подчинившись воле народа», имам объявил «Поло­жение о наибах». Оно отразило военные успехи последних лет, властное возвышение  имама и ведущую роль наибов как основной военно-политической силы, на которую ре­шил опереться Шамиль. Этот важный факт подчеркивал высокую степень светскости ранней феодальной государственности, «выросшей» из «военной дружины».

 



* Имамат – государство, возникшее в ходе движения горцев в 20-50-х годах XIX века на территории Северо-Восточного Кавказа.

[1] Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-х гг. XIXв.: Сб.документов / Сост. В.Г.Гаджиев, Х.Х.Рамазанов. Махачкала, 1959. (далее ДГСВК). С.401.

[2] Там же. С.412.

[3] Низам Шамиля (Материалы для истории Дагестана// ССК, Тифлис, 1870. Вып. III (далее Низами Шамиля). С.7.

[4] Там же.

[5] Прушановский К.И. Выписка из путевого журнала Генерального Штаба – капитана прушановского // Кавказский сбоник. 1902. Т XXIII. С. 1.

[6] Низами Шамиля. С.10.

[7] Акты Кавказской археографической комиссии 1838-1862 в 12-ти томах. Тифлис. 1866-1904). Т. XII. С.881.

[8] ДГСВК. С. 390.

[9] Низами Шамиля. С.4.

[10] Там же.

[11] Там же.

[12] Там же.