История/ 4. Этнография

 

К.и.н. Кирсанов А.Н.

 

Российский государственный университет инновационных технологий и предпринимательства, Россия

 

Проблемы и особенности старообрядческого брака

 

В постмодернистскую эпоху все более неопределенными становятся привычные ориентиры социокультурной динамики, в частности, такие параметры как вера и семья. Казалось бы, еще недавно господствовало представление о безусловном отмирании религии и о временных религиозных пережитках. Неожиданно произошло триумфальное возвращение религиозной сферы в современный модернизированный социум, но в такой чудовищной форме (смеси анимационной деятельности, шоу-бизнеса, религиозно-культурного синкретизма и т.п.), что это начинает вызывать протест не только у атеистов, но и у традиционных верующих. Характерно, что известное хулиганское выступление с «панк-молебном» в Храме Христа Спасителя явилось не только оскорблением чувств верующих, но и своеобразной реакцией на чрезмерную клерикализацию общества. Парадоксально, что в роли «борцов за веру» и правду всё больше оказываются не представители православного народа, а сами «кощунницы и безбожницы», стойко переносящие лишение свободы, разлуку с детьми и общественное унижение. Отпетые феминистки в роли «боярыни Морозовой и княгини Урусовой» (ныне старообрядческих святых) – поистине знамение времени.

С другой стороны, внезапно обнаружилось отмирание того, что безусловно всегда считалось основой общества. Социологи открыли феномен не просто катастрофического снижения рождаемости, но институционального кризиса семьи. К этому кризису добавляются новейшие ювенальные технологии, означающие узаконенную отмену семьи как ячейки продолжения рода (такой ячейкой теперь становится государство). Зато узакониваются права гомосексуальных пар, что означает отмену самого полового диморфизма. В результате в роль пережитка прошлого оказывается теперь не религия, а семья.

Подъём религии при одновременном упадке семьи резко контрастирует с их традиционным единством в таинстве брака. Однако острые конфликты семьи, брака и религии имели место и в прошлом. Ярким примером такого рода несовпадений является традиционное брачное поведение русских старообрядцев. Отстаивание ими своих семейно-этнических ценностей против господствующей религии и официального брака в нынешних условиях может дать интересный материал для исследований и размышлений и, в конечном счете, для выработки различных адаптационных практик в условиях современного кризисного социума. В частности, проживающие сегодня в России курды (с 1988 г., община в 5000 человек, республика Адыгея) в области семейной морали и обычаев живут строго по своим законам, шокируя местную администрацию и педагогическую общественность.1

Представители старообрядчества в своем брачном поведении заметно отличались от остальной массы русского крестьянства. При этом менталитет крестьян-старообрядцев в вопросах брака полностью соответствовал общепринятым русским народным нормам. Специфика состояла в особых путях реализации общерусских традиционных брачных норм в изменившихся после Русской Реформации середины – второй половины XVII в. культурно-религиозных условиях, а также в обстановке религиозно-политических преследований.

Прежде всего, официальный старообрядческий брак после культурно-религиозных реформ второй половины XVII в. становился невозможным в принципе. Староверы дали свою оценку новому этапу российского общественного прогресса: потеря благодати государством и официальной церковью. Заметим, что представление об обязательной святости и справедливости государственной власти является древним общеиндоевропейским и не случайно присутствует у старообрядцев как хранителей индоевропейских древностей. Тем более, что перед Расколом русский царь настойчиво провозглашался последним православным царем, и его измена православию означала вселенскую катастрофу. Поэтому для старообрядцев, как православных ревнителей, не осталось такой земной власти, которая могла бы благословлять заключаемые браки. Они не могли допустить, чтобы их семьи после официальной регистрации брака превращались в ячейки «безблагодатного» российского общества и государства.

Степень потери благодати по-разному оценивалась разными группами староверов, вплоть до признания наступившего конца света, что и определило последующие разделения их на направления, разную степень политического неприятия российской государственности (вплоть до эмиграции или перехода на сторон внешнеполитических противников России – крымского хана, турецкого султана, Карла XII, гетмана Мазепы, Наполеона2, имама Шамиля и др.) и различную тактику по отношению к браку. Среди основных вариантов этой тактики можно указать: венчание попами старого, дониконианского поставления, пока они еще были живы; венчание с помощью «беглых попов», перешедших в староверие; венчание у новых попов по старым обрядам и книгам (если это было возможным); венчание в господствующей церкви с полным порыванием после этого всех связей с ней; отказ от церковного венчания и замена его внутриобщинной неофициальной фиксацией отношений; наконец, полный отказ от брака и семьи по случаю «начала конца света».

В качестве доминирующего настроения всех старообрядческих брачных тактик выявляется отказ от формальной, «бюрократической», «бумажной»  процедуры регистрации новой семьи. Даже приемлющие священство поповцы без особых проблем устраивали свои брачные отношения, не дожидаясь приезда малочисленных и окормляющих огромную территорию священников, которые фиксировали потом уже состоявшийся брак.

Причина этого неуважения староверов  к «перу и бумаге» хорошо объясняется одним из открытий знаменитого лингвиста О.Н. Трубачева, согласно которому развитие религиозно-общественного сознания индоевропейцев филогенетически последовательно проходит этапы: безмолвного невербального почитания божества, затем устного словесно-песенного и, наконец, этап письменных священных текстов. В качестве патологического варианта этого пути вместо письменного этапа у ряда народов наступает этап мифологии, заканчивающийся безбожием (индусы, древние греки).3

В качестве такой же патологии на следующем, европейском витке общественного прогресса можно рассматривать этап религиозной Реформации – рационализации, унификации и формализации религии и общественных отношений, во многом с помощью письменности и печати, – также заканчивающийся безбожием. Поэтому старообрядцы, как последовательные контрреформаты, стремились отстаивать дописьменную, неформальную стадию устных договоров и обычаев в своем брачном поведении. С этим можно сравнить интересную деталь старообрядческого по своей сути разинского движения. Степан Разин в качестве своих главных врагов рассматривал не только царскую бюрократию и дворянство, но и собственно бумаги, «уничтожая текущие дела государственного управления на местах, суеверно освобождаясь от делопроизводственных бумаг» и приговаривая: «вот так я сожгу все дела на Верху у государя».4

Не стоит отождествлять «неформальный» брак староверов с современным «гражданским браком», также игнорирующим «штамп в паспорте». В последнем случае  – это уже не 2-я, старообрядческая, дописьменная, а 4-я, «безбожная» стадия общественных отношений из другой линии развития. Точности ради стоит отметить, что у старообрядцев также имела место 3-я, письменная стадия общественного развития (высокая грамотность и книжная культура), но только в ее эволюционном, а не искаженном, рационалистическом варианте и не в сфере брака (семейно-брачные отношения по своей природе больше соответствуют 2-й – «устной», родоплеменной стадии общественного развития, а не 3-й, социальной).

Последнее положение, кстати, по-новому разрешает часто обсуждаемое и решаемое установлением аналогий старообрядчества с европейским протестантизмом противоречие консервативности и инновационности в старообрядчестве5: староверы – консерваторы с точки зрения аномального пути развития и более чем инновационны в эволюционном отношении.

Неудивительно, что все найденные старообрядцами «инновационные» формы брака сталкивались с институциональными проблемами. Наибольшую сложность они представляли в наиболее радикальном направлении беспоповцев, члены которого ощущали себя в ситуации прихода «духовного Антихриста» и «конца Света».

Представители беспоповского поморского согласия были вначале противниками брака. В первой половине XVIII в. у них произошло разделение на «брачников» и «безбрачников». Принцип безбрачия преобладал в федосеевском согласии беспоповцев. Все эти споры на практике заканчивались неофициальными семейными парами, что нельзя называть сожительством в современном смысле, так как в остальном, кроме официальной регистрации, все моральные нормы в отношениях полов строго соблюдались. Безбрачность беспоповцев вызывалась теми же причинами, что и само беспоповство. Но как отсутствие попов, замененных наставниками, не мешала беспоповцам быть истово православными верующими, так и отсутствие церковной регистрации брака не отменяло у них семью и половую мораль.

Старообрядцы, приемлющие брак, активно искали разные пути институционализации брака.

Большую роль в распространении среди поморцев бессвященносословного брака сыграл Г.И. Скачков (1745 –1821 гг.), который в начале XIX в. стал настоятелем (наставником) Монинской молельни и духовным отцом Московской поморской общины. Он участвовал в разработке брачного устава с обрядом венчания, который проводил наставник в молельне, и подписанием своеобразного брачного договора. Г.И. Скачков добился от московских гражданских (нецерковных) властей разрешения на ведение при часовне метрических книг. Позднее подобный порядок был установлен с Санкт-Петербурге, но Синод всегда выступал против подобной практики.6 В Николаевскую эпоху возобновление активных гонений на старообрядчество вновь поставило сугубо старообрядческие, особенно беспоповские «самочинные» браки вне закона (до середины 70-х гг. XIX в.).

У направления поповцев все согласия и толки признавали брак. Проблема состояла в том, что они не могли признавать обряд венчания, проведенный «потерявшими благодать» новообрядческими священниками. Поповцев венчали свои старообрядческие священники или беглые попы, а их нужно было еще найти. Своих священников и беглых попов в условиях полуподпольного положения старообрядцев и их рассеянности по огромной территории явно не хватало. В результате многие семейные пары жили невенчанными по нескольку лет.

Главной проблемой поповцев (как и беспоповцев-брачников) длительное время было то, что старообрядческий брак не имел никакого юридического значения. Дети таких родителей не признавались законнорожденными и не получали никаких прав по происхождению и имуществу. Последнее было значимо для староверов, отличавшихся от обычного российского народа массовым материальным благосостоянием.

В 20-е годы XIX в. существовал правовой обычай «совершения браков раскольников в православной церкви, без требования от них показаний на счет вероисповедания и обязательства о дальнейшей принадлежности к православию их самих и детей».7 В последующую эпоху, чтобы узаконить свой брак, старообрядцы вынуждены были венчаться в официальной церкви и давать подписку о присоединении к ней или переходить в единоверие. Все эти действия были обычно фиктивными, что потом приводило к преследованию со стороны духовных и светских властей.

Указ 1874 г. («Высочайше утвержденные Правила о метрической записи браков, рождения и смерти раскольников» от 19 апреля 1874 г.) признал законность старообрядческих браков с условием их записи в особые метрические книги при волостных правлениях. Ведением метрических книг, куда вписывались даты рождения, смерти и супружества, занималась полиция (полицейские управления). Указ не означал введения для староверов гражданского брака, а был формой компромисса, полупризнания духовно-религиозного содержания старообрядческих браков. Сами по себе, без полицейской регистрации, духовные обряды, сопутствующие заключению старообрядческих брачных союзов, не признавались законными.8 

Со своей стороны, и старообрядцы, особенно беспоповцы, не признавали для себя какую-либо значимость метрических записей, делающих их брак действительным в гражданском отношении. Ведь государство означенным указом не признавало старообрядцев как православных христиан, а лишь проявляло определенный либерализм по отношению к различным (неправославным) религиозным ориентациям. Указ 1874 г. касался в целом «сектаторов», уравнивая староверов с  молоканами и некоторыми другими сектами.

Проблема статуса старообрядческого брака оставалась нерешенной вплоть до принятия закона о свободе вероисповедания в 1906 г. Теперь супругам разрешалось по их выбору оставаться в прежней вере или переходить в веру супруга. Но и здесь для старообрядцев сохранялись ограничения. Переход из официального православия в старообрядчество разрешался, только если переходящий новобрачный достиг гражданского совершеннолетия.

В более сложном положении и после 1906 г. оказывались беспоповцы-безбрачники, для которых политическая либерализация режима не меняла «духовно-антихристова» содержания Российского государства, вступающего на рубеже веков в свой мистико-атеистический «серебряный век». Всеобщая мода на вычурные псевдорусские, псевдоправославные формы во всех сферах жизни этого периода, включая гностическую русскую религиозную философию, только подтверждала беспоповскую концепцию наступившего «конца Света» (воцарение Антихриста под видом Спасителя).

В идеале старообрядцы добивались не государственной регистрации своих браков, а того, чтобы «ведение актов законного брака предоставлялось им самим, их сельскому обществу, которое должно само регулировать брачные отношения между сообщинниками».9 Именно на такой полностью автономной саморегуляции и «саморегистрации» строилось брачное поведение староверов и сам институт брака.

Особенности брачного сознания староверов, их неформальный брак длительное время вводили в заблуждение ученых – исследователей их брачного поведения. До сего дня в этнографической литературе распространен миф о безнравственности и чрезмерной свободе в половых отношениях среди старообрядцев.10 Это тоже можно считать одной из проблем, связанных со старообрядческими браками, с их изучением с позиций методологии «3-й или 4-й стадий прогресса».

Подобные суждения о старообрядческой морали обычно противоречивы, основываются на дореволюционной литературе периода до дарования свободы вероисповедания11 и вряд ли могут заслуживать полного доверия. Например, очередные указания на старообрядческое «распутство» подтверждаются замечанием, что «распутных» женщин «нет ни на праздниках, ни на гуляниях, их место в молельнях»12. Или тут же указывается, что после 1917 г. традиционные народные формы добрачного и брачного поведения (т.е. целомудренного поведения – А.К.) сохранялись прежде всего именно у старообрядцев.13

Последняя группа проблем касается внутреннего содержания старообрядческих браков, собственно брачного поведения. Оно определялось теми же мотивами, что и у остального большинства традиционного русского населения: несущественностью личного, «свободного» выбора брачного партнера, высокой ценностью семьи и деторождения, мотивами экономического характера, строгими запретами на вступление в брак с кровными и духовными родственниками и на добрачные половые отношения.

Но всего важнее для старообрядца было найти себе семейную пару из единомышленников – из своего толка, согласия и направления. Это часто обусловливало довольно сложную брачную ситуацию, поскольку старообрядчество  представляло и представляет собой диаспору сложного состава, хаотично рассеянную по огромной территории, включая другие, в том числе самые далекие и «экзотические», страны. В настоящее время «цветущая сложность» старообрядческой самоорганизации во многом утрачена, исчезло великое множество групп и толков, выживают только немногие наиболее крупные согласия – Белокриницкие поповцы-«окружники», поморские и федосеевские беспоповцы и др. Однако, энтропийные процессы упрощения общественной структуры староверия ненамного упрощают брачную ситуацию, поскольку прежняя географическая рассеянность сохраняется, а общее число староверов за последнее столетие сильно сократилось.

Описанная ситуация столетие назад приводила при заключении брака к многочисленным конфессиональным нарушениям. Часто старообрядцы были вынуждены вступать в брак с приверженцами официального православия. Это встречало протест новообрядческого православного духовенства, так как организованные, закаленные преследованиями, состоятельные старообрядцы всегда оказывались духовно-идеологически сильнее. Обычным итогом конфессионально «неравных» браков было «совращение православных в раскол»14 (сегодня наблюдается прямо противоположный результат).

Такого рода браки признавались только в том случае, если супруг-старообрядец давал подписку о переходе в официальное православие, о крещении в нем будущих детей и о том, что в дальнейшем супруги «не уклонятся в раскол». Эти подписки, как правило, мало что значили для староверов. Через определенное время оба супруга переходили в старообрядчество. Тогда к ним применялись различные меры воздействия вплоть до признания брака незаконным и насильственного его расторжения. Бывало, что признавали виновным и заключали в тюрьму отцов таких супругов.15

Другим способом найти себе пару из своих единоверцев были и являются в настоящее время активные поиски женихов и невест, не считаясь с расстояниями. Прежде всего, это касается староверов, живущих зарубежными диаспорами в небольших малочисленных поселениях. Например, в настоящее время в Бразилии существует несколько колоний русских старообрядцев, которые переселились в страны Латинской Америки в середине XX в. из Китая (точнее, из Харбина). Браки они заключают со старообрядцами, живущими в других странах Латинской Америки, а также в США, Канаде и Австралии.16

Такое положение типично для зарубежных старообрядцев, в отличие от советских и российских, которые находят или не находят брачных партнеров в относительно близлежащем территориальном окружении. Если дети староверов не могут найти себе пару из своих и вынуждены вступать в брак с россиянами-нестарообрядцами, то традиция отцов в таких браках не сохраняется. Эта ситуация – одна из существенных причин угасания староверия в СССР и России. Зарубежные старообрядцы в целом проявляют несравненно большую этноконфесиональную выживаемость и не жалеют усилий на поиски по всему свету брачных партнеров своей веры и культуры.

 Опыт старообрядцев показывает, что в настоящее время такие усилия особенно оправданны, поскольку сегодня не община верных (как раньше), а семья единомышленников является главной формой выживания культурно-религиозных меньшинств во враждебном культурно-цивилизационном окружении.

В досоветский период в центре забот староверов была своя община, а соответствующая ей семья «прилагалась» к ней как форма существования. Сегодня старообрядческая семья прилагается, как правило, не к общине (даже если она имеется), а к своему храму или в еще большей степени – к современному социуму. В обоих случаях кроме самой семьи некому позаботиться о ее культурно-конфессиональной идентичности. Наличие храма не спасает, так как изолированная церковность не касается сферы повседневного быта, этничности и т.п.

Таким образом, важность и ответственность брачного поведения старообрядцев сегодня возрастает, повышается «идеологичность» брака и семьи. В контексте современных секуляризированных представлений и статуса семьи как основной ячейки потребления актуализируется старинный старообрядческий духовный идеал брака: «превалирующим было отношение к браку как к христианскому подвигу».17

Литература:

1.         Соколова А.Н. Процессы социально-культурной адаптации адыгейских курдов в фильме «Познать себя» // Визуальная антропология: российское поле. Мат-лы конференции в рамках VI Московского межд. фестиваля визуальной антропологии «Камера-посредник», 8-12 октября 2012 г. – М.: ИЭА РАН, 2012. –С.172-179.

2.         См.: Сень Д.В. Казаки-старообрядцы на Северном Кавказе: от первых ватаг к ханскому казачьему войску (Некоторые теоретические аспекты оценки роли крымско-османского государственного фактора в становлении и развитии кубанского казачества) // Липоване: история и культура русских-старообрядцев. –Вып. II. – Одесса: 2005. – С.9-24;  Асонов Н.В. Древнерусский «эсхатологический патриотизм» и военная неудача под Нарвой (Попытка историософского анализа) // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – Вып. 7. – М.: 1999. – С.28;  Бородкин А.В. «Третье искушение гетмана Мазепы». К вопросу об истории общины старообрядцев-капитонов на Дону в 1688-1689 гг. // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2007. – С.139-143;  Преображенское. Века. События. Портреты / Под ред. В.А. Рунова.  – М.: 1997. –  С.87.

3.         Трубачёв О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. Изд. 2-е, доп. – М.: Наука, 2002. – С. 196–197, 200–204, 425.

4.         Козляков В.Н. Самодержавие и «вся земля» в XVII веке // История России: народ и власть / Сост. Ю.А. Сандулов. –  СПб.: Лань, 1997. – С.310.

5.         См. труды В.В. Керова, например: Старообрядчество как конфессия раннесовременного типа и проблема «обрядоверия» // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – Вып. 12. – М.: 2007. – С.4-10.

6.         Назаров А.А. Семейное право старообрядцев в дореволюционной России // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2002. – С.485.

7.         Ершова О.П. Роль Министерства внутренних дел в формировании государственной политики в отношении старообрядчества в 60-е годы XIX в. // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – Вып.5. – М.: 1996. – С.29.

8.         Аргудяева Ю.В. Создание семьи у дальневосточных старообрядцев. // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2000. – С.453.

9.         Водолазко В.Н. Н.П. Гиляров-Платонов о пореформенном старообрядчестве. // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2000. – С.44.

10.     Русский Север: этническая история и народная культура. XII – XX века. – М.: 2001. – С.442, 457, 458.

11.     Там же, с.469, 471.

12.     Там же, с.457.

13.     Там же, с.459-460.

14.     Лобанов  В.Ф. «Незаконные» браки у старообрядцев Дальнего Востока (вторая половина XIX – начало XX в.) // Семья и семейный быт в восточных регионах России. – Владивосток: 1997. – С.63-66.

15.     Аргудяева Ю.В. Указ. соч. – С.461.

16.     Дынникова И.В. Старообрядцы Бразилии: жизнь и традиции // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2002. – С.242.

17.     Трушкова И.Ю. Старообрядчество как позднесредневековое православие (этнокультурологический аспект) // Старообрядчество: история, культу­ра, современность. – М.: 2002. – С.447.