к.ф.н. Афанасьев Александр Иванович

Одесский национальный политехнический университет

к.ф.н. Василенко Ирина Леонидовна

Украинская национальная академия связи им. А. С. Попова

СУБЪЕКТНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ В ЦЕННОСТНОМ ИЗМЕРЕНИИ

Духовная активность субъекта не всегда ориентирована идеалами строгого научного познания, внешне-предметные действия и их объективированные результаты не являются только опредмечиванием знаний. Вместо установки сознания на устранение влияния субъекта, может иметь место противоположная установка на включение субъекта в рассматриваемое явление. Подобные феномены духовной и практической деятельности вряд ли попадают автоматически в разряд иррационального, хотя под единый идеал рациональности их невозможно подвести. Но в некотором смысле рациональность может хотя бы потенциально покрывать многие, если не все формы духовной активности, в том числе вненаучные. Например, последние могут быть рационально описаны и объяснены в тех или иных теориях. Кроме того, они, как правило, соответствуют некоторым культурным или социальным нормам, природа которых, в конечном счете, рациональна. Даже гнев или иные, на первый взгляд, абсолютно иррациональные эмоциональные всплески духовной деятельности индивидов или групп осуществляются в некоторых культурных нормах и уж во всяком случае, описываются и объясняются определенным рациональным образом. Наконец, сами индивиды, осмысливая свои многообразные духовные проявления на сеансах психотерапевта, в дневниках и автобиографических очерках, в письмах и устных повествованиях облекают их в определенные рациональные формы, связывая с определенными ценностными предпочтениями. Все это не относят к научной рациональности, поскольку последняя соотносится с объектной рациональностью, требованиям которой вышеназванные проявления духовности действительно не соответствуют. Однако в рамки субъектной рациональности они укладываются. В своем проявлении субъектная рациональность тесно переплетена с чувствами, переживаниями, соответствующими внутренней позиции субъекта и эмоционально окрашивающими его размышления и вообще интеллектуальную деятельность. Многие ценностные феномены, относимые классическим рационализмом к внерациональным, могут быть адекватно представлены субъектной рациональностью.

 Во-первых, имеется в виду фиксация нетипичного. В ряде случаев невозможно абстрагироваться от места, времени, ситуации и прочих специфичностей, «единичностей» при изучении человека, его деятельности или мышления и выйти на абстрактно-рациональные, идеальные конструкты. Это встречается в исторических исследованиях, когда существенным оказывается изучение ценностей данной семьи, ценностных традиций отдельного цеха или поместья, что нередко ближе к литературе, чем к науке, но без чего не будет сколько-нибудь полного представления изучаемой эпохи. 

Во-вторых, субъектная рациональность предполагает учет личностного и вообще субъективного при ссылке на разумность. Если для объектной рациональности степень объективности гуманитарного знания, как и вообще всякого знания, прямо пропорциональна степени его удаленности от субъекта, то для субъектной рациональности мера личностной вовлеченности прямо и непосредственно коррелирует с мерой объективности и точности гуманитарного знания, например, если целью исследования является точная характеристика ценностных установок исторического персонажа или деятеля искусства. Кроме того, установлено, что субъективное понимание исторических событий в летописях или социальных фактов в хозяйственных или политических документах, как и ценностная позиция самого исследователя, участвуют в построении самих фактов, в частности, в различных формах нарратива и существенно при анализе любого текста. К тому же субъектная рациональность предполагает учет изменений исследуемого субъекта в ходе диалога с субъектом-исследователем. По-видимому, сюда следует отнести и описанное С. Л. Франком «переживающее мышление» как недискурсивную форму знания, где наличествует целостность внутреннего опыта, недостижимая в дискурсивном мышлении.

В-третьих, к субъектной рациональности можно отнести такие ценностные представления, которые играют явную роль, например, в процессе художественного освоения действительности и не столь явную роль в научном творчестве. В содержании сознания всегда присутствуют сплав знаний и ценностей. Но оценочные суждения ученого не входят непосредственно в состав порождаемого знания, они остаются в контекст открытия, который опускается при экспликации или трансляции научного знания. Можно упомянуть важнейшую ценность науки, как правило, не осознаваемую учеными: особую структуру научных текстов: они говорят как бы от имени природы, благодаря лингвистическим структурам, делающим научные тексты убедительными. С точки зрения объектной рациональности вышеперечисленные ценности выглядят иррациональными. Однако их рациональная природа проявляется при сознательном их использовании и при прояснении их роли в науке. В этом плане гуманитарному исследованию на предмет обнаружения субъектной рациональности ценностей подвергаются и естественнонаучные тексты.

Ценностные представления преобладают в жизнеучениях, среди которых значатся самые разнообразные: философские, теологические, обыденные, – несущие в себе ту или иную прагматическую интенцию. Хотя некоторые из них можно представить в виде рационализованных этических концепций, похожих на теории и обозначенные как истинные или ложные, все же главное в них – ценностные компоненты, которые нельзя свести к строгому научному знанию. В то же время вообще вывести их за рамки рациональности невозможно. Им принадлежит огромная упорядочивающая и смыслообразующая роль, особенно в традиционных обществах. Отцовские наставления играли роль, сходную не только с ролью юридических законов, но и с ролью фундаментальных законов природы, не выполнять которые невозможно. Деятельность в русле подобных установок может быть представлена как рациональная. Очевидно, что такая рациональность может не осознавать законов логики и даже порой не следовать им, не отличаться систематичностью или не соблюдать других отдельных требований жесткой рациональности. В то же время здесь обнаруживается ясность, воспроизводимость, общеприемлемость определенных образцов деятельности, общее согласие относительно правил поведения, что соответствует, в частности, выделенным К. Хюбнером операциональной и нормативной интерсубъективности как формам проявления рациональности.

В-четвертых, субъектная рациональность охватывает индивидуальные мнения, впечатления, особенно злободневные, в журналистике, литературной, художественной, музыкальной критике. Например, в литературоведении можно различать исследования, более близкие к науке и более отдаленные от нее. Первые тяготеют к объектной рациональности, как, например, в теории литературы. Вторые – к субъектной, если там преобладает не позиция ученого, а мнение профессионала, просто делящегося впечатлениями на злободневную тему, не заботясь об их соответствии Абсолютному Разуму, Вечной Истине, Полной объективности, что характерно для литературной критики. Из-за этого порой вне науки неправомерно оказываются многие важные для науки комментаторские виды работы, обнаруживающие существенный для понимания культурно-ценностный контекст. В конкретных социокультурных ситуациях личные мнения могут иметь общезначимый контекст, когда возникают праведный гнев, истинная скорбь, высшие чувства, имеющие соответствующую ценностную окраску.

В-пятых, субъектная рациональность соотносится с представлениями, включающими ценностную ориентацию субъекта: групповую, национальную, общечеловеческую. Примером могут служить идеологии, представляющие свой частный интерес как общезначимый, включая в себя тем самым большую или меньшую интерсубъективность. Идеологии, в частности, соответствуют всем пяти, выделенным К. Хюбнером, основным формам интерсубъективности, в которых проявляет себя рациональность.

В качестве вывода отметим, что субъектная рациональность адекватно представляет многие ценностные феномены.