Д.ф.н. Чотчаева  М.Ю.

Карачаево-Черкесский государственный университет, Россия

Проблема свободы личности в литературах Северного Кавказа

 

Проблема свободы и несвободы личности, была предметом отражения в литературе еще с древних времен. В античной мифологии она раскрывается в сюжетах о Сизифе, Тантале, Тезее, Дедале и Икаре, Прометее. Художественно-философское освещение данной проблемы имеет место в эпосе и других народов мира, начиная с «Песни о Гильгамеше», «Песни о Гайавате», «Песни о Роланде», «Песни о моем Сиде» и т.д.

Анализ проблемы человеческой свободы и несвободы в русской литературе неизбежно вызывает культурологические ассоциации, начиная с мифологии и фольклора разных народов. Уже в Библии четко и определенно эта проблема связана с архетипами изгнания, пленения и рабства, чужой, высшей воли, проявляющей известный произвол в отношении свободы другой личности. Таковы мифологемы изгнания из рая, потерянного Рая, возвращенного Рая, затем – парадигма вечного странничества и гонения Каина, а также – египетского рабства израильтян, их Исхода из Египта, мучительных скитаний и возвращения на землю Ханаанскую благодаря пророку Моисею.

Свобода как возможность проявления личностью своей воли, как отсутствие стеснений и ограничений, очень рано и по-разному начала осознаваться как ни с чем не соизмеримая ценность в литературе Древней Руси («Моление Даниила Заточника», «Житие протопопа Аввакума»). В трудах Аввакума Петровича, протопопа г. Юрьевца-Поволжского, одного из идеологов старообрядчества, проведшего более пятнадцати лет в изгнании, эта тема звучит как основополагающая. Примечательно, что похожее восприятие жизни в условиях несвободы, как жизни в могиле, встречается и в литературе ХIХ века (Достоевский, Чехов и др.), а также в «лагерной прозе» ХХ века; подобные ассоциации возникали и у северокавказских писателей, рисовавших жизнь в условиях несвободы.

Перелом в общественном сознании, связанный с переменами в социальной и духовной жизни общества последних десятилетий прошлого века, вызвал к жизни в национальных литературах небывалое количество произведений, основной темой которых является человеческая несвобода. Это объяснимо разными причинами. Во-первых, сама тема настолько серьезна, глубока, драматична и волнующа, что она просто не допускает проходного, заурядного творческого решения. Во-вторых, абсолютное большинство этих произведений имеют автобиографическую природу, что тоже ко многому обязывает.

Большая часть произведений северокавказских авторов о свободе создана на примере депортации, которой, как известно, подверглись некоторые народы северного Кавказа. Для депортированных людей надежда на возвращение свободы, духовная основа оптимизма национального самосознания опиралась  на многовековой опыт и народную мудрость: все имеет не только свое начало, но и свой конец. Исламская философия смирения, терпения, наложившаяся на древний горский этикет, создала концепцию свободы, которая оказалась необычайно жизнеспособной. В рамках этой концепции идеи свободы личности переплетаются с идеями свободы всего народа, а оптимизм национального самосознания – с идеями выдержки и терпения.

Народы, в одночасье оказавшиеся на чужбине, в непривычных климатических условиях, выжили, не сломались, не потеряли своего родного языка, обычаев и устоев.

Традиционные духовные ценности карачаевцев и балкарцев, имевшие непосредственное отношение к развитию национального самосознания, к их менталитету были поставлены под удар существованием в пространстве несвободы, что для горцев с их свободолюбивым нравом особенно пагубно. Выхода из неволи нет, предпочесть ей смерть не позволяет религиозная мусульманская традиция, трактующая самоубийство как  один из самых тяжелых грехов.

В этих условиях своеобразным выходом на свободу стало художественное слово - появившаяся в глубокой древности форма выражения народной мудрости карачаевцев и балкарцев. В годы депортации национальный фольклор выработал сложную систему освоения действительности, определения в ней роли человека и сформировал особое пространство – литературно-художественный мир, входящий в общую языковую картину мира. Народное творчество оказало значительное влияние на формирование концептуальных моделей и образов поэзии выселения.

В большинстве своем это были песни-плачи, в которых типизированы чувства горя, тоски, отчаяния, вызванные народными бедствиями, ярко и реалистично отразившие бедствие целого этноса, героем которого стал наказанный народ. Песни-плачи по погибшим близким, боль, горечь от создавшегося бесправного положения, ограниченной свободы звучали в те тяжелые годы в самых разных уголках Казахстана и Киргизии, где жили депортированные карачаевцы и балкарцы. В буквальном смысле слова, ежечасно борясь за собственное физическое выживание, за сохранение своего этнического единства и своеобразия, народ не утратил тяги к искусству и культуре.

К особенностям песен-плачей можно отнести присущие им устойчивые поэтические образы, символизирующие горе: природа и мир материальных вещей в них сопереживают автору. Каждая песня-плач имеет свою устоявшуюся композицию, музыкальный мотив, богатый и выразительный поэтический язык:

Яркие звезды этого мира,

Солнца свет,-

Все это принадлежало нам до выселения.

Были у нас мечты, были обычаи,

Хотели мы радостей жизни.

А теперь счастья нет для моего народа.

Назвали нас бандитами.

Нет нам сегодня ни славы, ни почестей,

И нечего нам есть, и нет у нас домов,

Выгнали нас с земли наших отцов.

                                                                                  / Подстрочный перевод

личный архив автора /

 

Песням-плачам соответствовала своя поэтика, отличавшая их от всех других жанров карачаево-балкарского фольклора: постоянные эпитеты, простая рифма, стройная композиция. В текстах песен-плачей часто используются такие средства художественной выразительности как ритмические восклицания и аллитерации, антитеза, рефрен, сравнения, эпитеты, метафоры и т.д. Песни отличаются искренностью, естественностью, простотой формы и содержания.

В 1943-1957 г.г. вновь стали востребованными все фольклорные формы, бытовавшие в  дописьменный период карачаевской литературы, слагались песни о далекой родине и свободе, без которой жизнь горцу не мила, вручную переписывались и распространялись стихи и переводы карачаевских поэтов. К сожалению, многое из созданного в ссылке безвозвратно утрачено. Даже после возвращения карачаевцев на историческую родину и официальной их реабилитации проявлять повышенный интерес, как  к самой теме депортации, так и к литературе, в те годы возникшей, было небезопасно. И только в последние два десятилетия прошлого века появилась возможность собирать и систематизировать  фольклорные памятники выселения. Так, большую работу в этом направлении провели И. Аппаков,  Т. Хаджиева,  Ф. Байрамукова и др.

Мифологемы утраченной свободы, как и утраченной родины, становятся ведущими в произведениях И. Семенова, А. Суюнчева, Х. Байрамуковой, К. Кулиева, К. Отарова, С. Макитова, А. Теппеева, О. Хубиева и многих других.

Чеченская литература периода депортации также представлена малыми формами поэзии. Это объясняется тем, что созданные в те годы произведения не были ориентированы на публикацию, на широкого читателя, они явились отражением внутреннего, душевного состояния своих авторов. Как и в литературах других репрессированных народов, в чеченской литературе сложился определенный песенный пласт, в основе которого лежат стихи неизвестных поэтов. За немногочисленным исключением эти произведения на сегодняшний день утрачены, т.к. не были своевременно собраны и изданы. Оставшиеся тексты содержат мотивы безграничной тоски по малой родине, обвинения в адрес Сталина и Берия. Создание подобных текстов в условиях ссылки требовало определенного мужества от их авторов.

Стихотворение М.-С. Гадаева «Тоска по Родине» является одним из лучших произведений в творчестве этого поэта. Лирический герой, оказавшийся в предгорьях Тянь-Шаня, вспоминает далекую Родину, родную природу, село, могилы предков, оставшиеся без присмотра:

Как камень надгробный,

Стою я в степи Средней Азии,

Когда же смотрю на вершины Тянь-Шаня,

Предо мной предстает образ Отчизны, Сердце ноет,

Когда я гляжу на запад…

/Перевод подстрочный/

В этом стихотворении наиболее ярко выражены мысли и чувства изгнанника, тоскующего по родной земле. Это стихотворение – мольба, с которой лирический герой обращается к Богу, как от своего имени, так и от имени всего народа.

Наиболее значительное место в чеченской «выселенческой» литературе занимают произведения М. Мамакаева. Будучи на момент выселения уже сформировавшимся поэтом, он, по словам Э. Минкаилова «В 1932 году в своем стихотворении «Пондар» … провозгласил свою поэтическую позицию, согласно которой предметом поэзии должны стать не только отношение человека к обществу, но и отношение человека к человеку и окружающему его миру» [7:61].

В лирике М. Мамакаева периода депортации явственно звучат мотивы, навеянные размышлениями о судьбе народа, о его безрадостном настоящем и неопределенном будущем. Стихотворение «Смерть» написано в 1945 году, когда в год великой и долгожданной Победы депортированный чеченский народ погибал на чужбине от голода, холода и тоски по родине. И в этот период поэт пытается подержать свой народ, не допускает жалоб и стонов:

 

Пусть смерть большую жатву собрала,

Но жизни всемогущество измерьте:

Живет народ, живут его дела,-

И в этом наше, верю я, бессмертье

/Перевод В. Бугаевского/

 

Ряд поэтических произведений малых форм М. Мамакаева, созданных в период депортации, исполнены трагического пафоса. В них преобладают суровые тона, поэтическая символика передает атмосферу жизни лирического героя. В миниатюре «Я мерз…» поэт рассказывает о пережитом, об испытаниях холодом и тоской. В поэтическом мире Мамакаева холод, зима ассоциируются с периодом ссылки.

Глубиной и художественным совершенством отличается стихотворение «К морю» (1949). В четырнадцати строках поэт умещает мысли о своей судьбе, о судьбе своего изгнанного народа, изнемогающего в страданиях. Характерно, что автор использует образ моря, не так часто встречающийся в поэзии горцев. Бушующая морская стихия враждебна лирическому герою Мамакаева, как враждебна современная ему государственная машина обычному человеку. «Но лирический герой тверд духом: пусть бушует стихия, он будет жить, не унижая себя просьбами, сохраняя в сердце добро и зло. Поражает желание лирического героя жить, жить даже тогда, когда жизнь становится невыносимой» [7:63]:

 

Глядите: волнуется море, свирепо кипя.

Вы, мысли, сердце мое ни о чем не просите,

Море не насытится нами, как бы ни били челом.

Но, в сердце храня и зло, и добро,

Готов жить с тобой я, о синее море!

/Подстрочный перевод/

 

Тема депортации чеченского народа представлена в творчестве молодых поколений писателей. В последние десятилетия прошлого века, начиная с середины 80-х годов, создано много произведений, различных жанров, повествующих о трагических событиях, связанных с депортацией. Это «Один день судьбы» А.Айдамирова, «Всполохи» З. Абдуллаева, «Горы молчат, но помнят» М. Сулаева, стихотворения, поэмы, рассказы, драматургические произведения писателей различных поколений. Эти и другие произведения на тему депортации воссоздают картину изображения тех трагических событий, которые навсегда останутся в памяти народа.

Ингушская литература развивалась в тесном взаимодействии с чеченской литературой вследствие языковой близости, общности фольклорного наследия и сходства исторических судеб ингушского и чеченского народов. Поступательное движение литератур этих народов прерывается в 1944 году, когда чеченский и ингушский народы были высланы в Казахстан и Киргизию.

Вернувшись на землю предков, чеченцы и ингуши, как и многие другие безвинно репрессированные народы, как бы заново пробуждались к жизни. Родная земля, по которой они истосковались, вдыхала в них новые созидательные импульсы, это вызвало в 1960 - 90-х годах активное развитие национальной литературы, ее жанровое и стилевое обогащение. Главной темой ингушской литературы периода 50-х – 60-х гг. является тема Родины, возвращения на родную землю.

Эта же идея национальной внутренней свободы звучит в  программном стихотворении Марем Льяновой, где создан образ-символ национальной духовной опоры:

 

В чем секрет этой башни старинной,

Пережившей людей и века?

Благородной была и могучей,

Покорившая камни рука.

 

Идея о том, что народ, способный созидать подобные сооружения-башни,  невозможно подвергнуть насилию, точнее, унижению, убивающему его достоинство, является главным в стихотворении:

Не сгубило ее лихолетье.

Не разрушила злоба врага.

Эта древняя башня на склоне

Ингушам, как земля, дорога.

 

Приемы олицетворения, анимизма и антропоморфизма, идущие из фольклора, создают убедительный и впечатляющий образ противостояния насилию, образ свободы:

 

Не упала она, обезумев,

Не согнула свой каменный стан,

Только тихо стонала под ветром,

Когда гнали людей в Казахстан.

 

Эта башня - символ вертикали, связывающей землю, народ, человека с космосом. Сходные мотивы присутствуют в фольклоре балкарцев, где вертикаль ведет к небу как высшему символу свободы.

Произведения северокавказских писателей, художественно освещающие тему депортации, стоят в одном ряду с произведениями русских авторов, пишущих на «лагерную тему», тему массовых репрессий, государственного террора 1930-40-х годов, с той лишь разницей, что русские писатели показывают драму отдельных людей, ставших жертвами этого террора, а северокавказские авторы художественно воплощают трагедию целых народов, насильственно высланных со своих земель. Все их творчество – единый призыв к свободе, утверждение ее безоговорочных прав.

 

Литература:

 

 

1.     Антропология насилия [Текст] / М.: Изд-во РАН, институт Этнологии и Антропологии им. Миклухо-Маклая, 2001. -344 с.

2.      Манджиев, Н.Ц. Калмыцкая проза о депортации: концепция человека. [Текст] / Н.М. Манджиев// Автореферат дисс. кандидата филологических наук. – Майкоп, 2005. - 23 с.

3.     Отарова, М.Б. Художественное осмысление проблемы депортации (на материале литератур народов Северного Кавказа и Калмыкии) [Текст] / М.Б. Отарова // Автореферат дисс. кандидата филологических наук. – Нальчик, 2006. - 18 с.

4.     Аппаков, И.А. Ийнарла (Ийнары) [Текст] / И.А. Аппаков. // "Минги-Тау" - 1992.- №4-  С. 12-45.

5.     Байрамукова, Ф. "Бушуу китаб" (Книга скорби) -1ч. [Текст] / Ф. Байрамукова. -Черкесск, 1991. -202 с.; 2ч.- Черкесск, 1997.- 197 с.

6.     Берберов, Б.А.-Ю. Тема народной трагедии и возрождения в карачаево-балкарской поэзии [Текст] / Б.А.-Ю. Берберов // Автореферат дисс. кандидата филологических наук . - Нальчик, 2002.- 23с.

7.    Гусев, В.Е. Эстетика фольклора [Текст] / В. Е. Гусев.- Л.,1967.- 313 с.

8.     Кезлерибизден къан тама. (Из глаз наших капала кровь) [Текст] / Редактор и издатель X. Джаубаев. - Черкесск, 1997. - 123 с.

9.     Кечкончюле эсгертмеси (Словесные памятники выселения) [Текст] / Сост. Т.Хаджиева. – Нальчик, 1997. - 145 с

10. Малкондуев, Х. Поэтика карачаево-балкарской народной лирики [Текст] / Х. Малкондуев.- Нальчик, 2000.- 234с.

11. Чотчаева М.Ю. Художественное воплощение проблемы несвободы в  северокавказских литературах. Монография. Карачаевск: Изд-во КЧГУ, 2009.