Филологические науки/2.Риторика и стилистика

К.филол.н. Ватченко С. А.

Днепропетровский национальный университет им. О. Гончара

«Комическая история» А. Бен «Двор короля Бантама».

Поэтика жанра

«Двор короля Бантама» входит в «лондонский цикл» Афры Бен и написан в «скарроновской манере». История была впервые опубликована в 1698 г. (Дж. Вудкок относит ее создание к 1685 г., В. Сэквилл-Уэст и Ф. Линк – к 1683–1684 гг.). Включенное в заглавие название западного княжества острова Ява – Бантам – для современников Афры Бен звучало весьма актуально: за эту богатую страну, торговое значение которой к началу XVII в. стало очень велико, боролась голландская Ост-Индская компания, стараясь превратить ее в колонию и для этого осуществляя в 1619 г. и 1641 г. военные экспедиции. Бантам не просто символ чего-то весьма отдаленного и экзотического (многие предшественники и современники Бен использовали необычные географические названия в такой функции – Донн, Ла Кальпренед, Гомбервиль, Драйден и др.), а и откровенно недостижимого для англичан. Поэтому нелепость монархических притязаний главного героя, которого легко убеждают, что он – король Бантама, передана насмешливо и предельно выразительно (мимо этого прошли все комментаторы произведения). Но в соотнесении с текстом повести слово Bantam реализует и свое переносное значение – «петух», «задира», «забияка», возникшее, вероятно, в связи с распространением декоративных карликовых кур – бентамок. Двойной смысл слова часто обыгрывается в «истории», создавая комический эффект: оно перифрастически характеризует осмеиваемый персонаж, мистера Вуд-би Кинга (Would-be King), который, став рождественским «бобовым королем», верит, будто осуществились предсказания, основанные на его имени (Would-be Кing – тот, кто желает стать королем), всерьез воспринимает свой титул. Однако другие персонажи ощущают двусмысленность положения самодовольного героя и от души забавляются своей выдумкой. Обыгрывание многозначности слова для создания комического эффекта – характерная черта стилистики европейских «комических историй», к жанру которых примыкает «Двор короля Бантама». Взаимосвязь названия и повествования здесь значительно более тесная, чем в других произведениях Афры Бен, где преобладает двойное уточняющее, но однозначное заглавие, не допускающее иного толкования. Поэтика названия «Двор короля Бантама» имеет много общего с особенностями заглавия антипасторального романа Сореля «Сумасбродный пастух»: его смысл раскрывает текст произведения.

Почти все литературоведы считают своим долгом, подчеркивая оригинальность этого произведения, привести его начальную фразу о дьявольской силе денег: «Эти деньги, несомненно, дьявольская штука» [2, p. 13], – восхищаясь ее необычностью для английской художественной прозы того времени. Но важнее подчеркнуть, что это экспрессивное обобщение рассказчика, сразу же вводящее читателя in medias res, – лейтмотив всей повести, организующий сюжетную интригу. Ради увеличения приданого Филибеллы устраивается мистификация богатого мистера Кинга, у которого ловким обманом выманивают три тысячи гиней. Власть денег, их воздействие на человеческую психологию не только декларируется в ключевой фразе повести, но и конкретно раскрывается в сюжетном развитии, в информации рассказчика, который несколько раз определяет деньги эпитетами «дьявольские», «проклятые», однако, представляя персонажа, всегда называет цифру его дохода, точно приводит сумму денег, щедро отданную мистером Вуд-би Кингом музыкантам, дотошно фиксирует ставки в карточной игре, воспроизводит денежные расчеты персонажей. Им придают значение и все герои истории. Самовлюбленный и циничный мистер Вуд-би Кинг верит во всеобщую продажность, полагая, что любую, даже самую суровую добродетель можно купить за деньги. Постоянно называет точные суммы денег и сэр Филип Френдли – «рыцарь» (knight) – человек, принятый при дворе (что акцентируется в повести), обладатель «личного дворянства с титулом sir», но небольшого состояния: он младший сын. Сэр Филип деловито оговаривает с влюбленным в его племянницу Валентином Гудлендом размеры приданого Филибеллы, называет возможную сумму прибавки к нему, подчеркивает раздельность владения имуществом со своей супругой. Столь же математически точен он и в денежных расчетах с мистером Вуд-би Кингом – берет долговую расписку, текст которой приводится вплоть до особенностей подписей неграмотных свидетелей-слуг, ставящих только первую букву имени. Писательница в этом произведении на современную тему отражает реальный процесс роста власти денег над людьми, откровенная страсть к которым охватила английское общество реставрации и, как подчеркивают многие исследователи, была зло осмеяна Батлером в «Гудибрасе» (“Hudibras”, 1663–1678). Сэр Филип, титулованный придворный, плутует, чтобы добыть денег для племянницы Филибеллы, не испытывая при этом мук совести, от души забавляясь интригой, придуманной им и осуществленной. По сравнению с сэром Гудибрасом, который, несмотря на возвышенные любовные речи, увлечен не столько достоинствами вдовы, сколько притягательной силой ее имущества (как и авантюрист одного из произведений Ф. Керкмена), герой Афры Бен не столь эгоистически алчен. Он интригует ради любимой племянницы, хотя «методы» его мистификации весьма сомнительны, а цель – откровенно практична и «буржуазна» для джентльмена и баронета: писательница отражает воздействие прагматизма Сити на общественные нравы. И хотя сэр Филип прямо не живет денежными интересами, но он, как и его близкие и друзья, порабощен силою денег. Герои повести принадлежат к тому широкому кругу лиц, которые «потеряли веру в традиционные идеалы и не были увлечены пуританизмом» [4, р. 297].

Расхожая тема разлуки влюбленных из-за родителей, не желающих их брака, которую М. Бахтин считает типичным романическим хронотопом XVII в., идущим от античности [1, c. 10], в повести «Двор короля Бантама» кардинально переосмыслена. Не вражда родителей, не роковые стечения обстоятельств, а разница в имущественном положении – единственное препятствие к соединению влюбленных. Тривиальный романический хронотоп наполняется конкретным реально-бытовым содержанием, соотнесенным с обычными житейскими обстоятельствами, трактуется как «комическая» история, полная веселья и плутовства, сопровождающих борьбу за приданое героини. Афра Бен изображает не историю любви, составляющую основу распространенного жанра love story ее «трагических» повестей, а веселые плутни, рождественскую мистификацию персонажей, у которых весьма практическая цель: получение денег хитростью. Р. Полсон выделяет в сатирической литературе XVII в. ситуацию «простофиля и плуты», последние, стремясь к выгоде, при этом еще и охотно развлекаются [6, р. 102]. Но у Афры Бен данная ситуация наполнена конкретным социально-бытовым, характерным для Англии тех времен содержанием. Вместе с тем очевидно, что в рассматриваемой «истории» элементы социально-бытовой сатиры включены в описание того празднично-рождественского спектакля, который разыгрывается по законам фарсовых сюжетов: плуты торжествуют над дураком. Главным объектом осмеяния оказывается одураченный мистер Кинг, склонный, как и Гудибрас Батлера, к самообману. Уже в обобщающей характеристике – «представлении» от рассказчика выделены те свойства его натуры, которые позволяют другим персонажам во главе с сэром Филипом его мистифицировать: «…мистер Вуд-би Кинг, обладающий огромным состоянием в домах, землях и деньгах, натура надменная, экстравагантная, джентльмен, любящий заводить новые знакомства, имел несчастье страстно влюбиться в Филибеллу…» [2, р. 13–14]. По предсказанию «то ли няньки, то ли бабушки, то ли цыганки» (Афра Бен часто прибегает к эффекту неточных сведений, чтобы создать впечатление и достоверности, и специфичности устного рассказа) он должен непременно стать королем по воле провидения или случая. Именно это «пророчество», в которое самоуверенный герой свято верит, и использует сэр Филип, делая его рождественским «бобовым королем», увеселяя двор Карла ІІ. В нелепых притязаниях этого комического героя на престол писательница отражает жажду власти, почестей, распаленность честолюбия, непомерность тщеславных помыслов, наслаждений, которые характерны для определенных кругов общества реставрации. По ходу повествования раскрывается еще одна черта мистера Кинга, не вошедшая в суммарный портрет-характеристику: после ссоры с Гудлендом он произносит воинственный монолог о сатисфакции, а узнав, что Валентин пришел объясняться, проявляет трусость. Щедрость «короля Бантама» показная: он любит делать подарки на виду у всех, самоуверенно принимая благосклонность женщин, которым вручил драгоценности, эффектно наполняет стакан не вином, а деньгами, вручая его музыкантам. Однако, играя в карты вдвоем с сэром Филипом, оговаривает низкие ставки, радуется, узнав, что не нужно оплачивать долговую расписку. В его образе отражаются наблюдения Бен над реальными нравами ее эпохи.

Образ мистера Кинга выполнен в русле жанра модных «характеров»: статичное сводное описание свойств человека иногда с упоминанием поступков («Характеры» – “Characters”, 1759 – Батлера, например), иллюстрирующих перечисленные особенности, но данных вне развития. И все же по сравнению с прямой описательностью, присущей этому жанру, в повести Бен создается большой динамизм раскрытия свойств личности комического героя. Он жизненно более достоверен благодаря рассказу о его действиях, речах, поступках, за счет конкретности бытовой атмосферы всей «истории», ее отдельных деталей, косвенно характеризующих героя (гинеи вместо вина для музыкантов, поведение во время карточной игры, приезд в карете, запряженной шестеркой лошадей). Осмеиваемый мистер Вуд-би Кинг обладает известным типологическим сходством с другими «комическими» характерами европейской прозы XVII в. не только в способе создания (устойчивый, статичный набор раз навсегда подмеченных свойств), но и в содержании. «Бантамский король» напоминает самовольного барона Фенеста д’Обинье («Приключения барона Фенеста» – “Les aventures du baron de Faeneste”, 1617–1630), любящего пускать пыль в глаза, и тщеславного, напыщенного Раготена из «Комического романа» (“Le roman comique”, 1651–1657) Скаррона, претендующего на польский престол Гортензиуса Сореля («Комическая история Франсиона»), тоже, кстати, ставшего объектом веселой мистификации. Но английское начало в «комическом» характере героя Афры Бен проступает достаточно сильно: такие черты мистера Кинга, как расточительность, титуломания, погоня за чувственными удовольствиями, цинизм, культ денег, считаются характерными для эпохи. Бен развивает завещанную Ренессансом, отчетливо выступающую и у Шекспира, и у Б. Джонсона тему безудержного стремления к наслаждениям и богатству. Но ее герои не накопители шейлоковского типа, а расточители. Писательница отражает процесс «уменьшения богатства нации». Ее современники тратили денег больше, чем получали, что отмечалось известным статистиком 1680-х годов однофамильцем героя Бен Г. Кингом. Напыщенный и самовлюбленный «король Бантама» не ощущает атмосферы веселой мистификации, ведет себя как всемогущий монарх. Комическая наивность и заблуждение, с одной стороны, тяга к чувственным удовольствиям – с другой, составляют основу комического образа мистера Кинга, родственного осмеиваемым персонажам драматургии Бен. Возникает тема «комической иллюзии» героя, распространенная в европейской комической прозе XVII в., которая представлена в романах Сореля «Франсион», «Сумасбродный пастух», в «Комическом романе» Скаррона, «Незнакомке» Конгрива. Исследователи барокко считают, что эта тема органически присуща барочному искусству, – добавим, прежде всего, его «низовому» течению. Восходя к важнейшей ситуации романа Сервантеса «Дон Кихот», она претерпевает трансформацию, утрачивает социально-философский размах, амбивалентность, трагический аспект, становится более однозначной – критико-комической, нравоописательной.

Нрав мистера Кинга соответствует пониманию «юмора» (humour) у Джонсона и трактовке его Драйденом и Конгривом. В маниакальности героя Бен есть то, о чем писал Бенджамин Джонсон: «Когда какая-либо особая страсть настолько завладевает человеком, что заставляет все его чувства, мысли и силы в едином порыве устремиться в одном направлении, тогда мы по справедливости можем говорить о юморе…» [5, р. 105–109]. Но в своем комическом герое Афра Бен подчеркивает и «оригинальность», то свойство, о котором пишет Драйден: «…под юмором следует понимать особую манеру поведения человека, страсть или привязанность его к кому-нибудь, резко отличающую этого человека от других людей» [Цит. по: 3, р. 176–185]. Писательница в характере мистера Кинга совмещает смешную маниакальность, «экстравагантность» с необычностью, о которой говорит рассказчик и которую подчеркивают другие персонажи («оригинал», «сумасброд»), включаясь в характерную для Англии традицию интереса к курьезным людям, наделенным маниями, чудачествами, прихотями, имеющими, как позднее сформулирует Л. Стерн, свой hobby-horse.

«Бобовый король» в «истории» Бен – откровенно осмеиваемый, одураченный герой: богатство и самомнение так вскружили ему голову, что он утратил чувство реальности, стал легкой добычей практичных мистификаторов. Они – сэр Филипп, Валентин Гудленд, Филибелла и Люси (бывшая возлюбленная сэра Филипа), не только весело потешаются, как гедонически настроенные праздные вельможи во «Франсионе» Сореля, но и преследуют материальную цель. Афра Бен точно отражает характерную черту английских нравов, как Сорель – французских. В конкретных бытовых деталях обрисованы особенности рождественских праздников: это и обычай выбирать короля и королеву по бобу и горошине, запеченным в пирог, и специально приготовленные рождественские апельсины, и перечень развлечений персонажей. А главное – передан дух особой травестийности, розыгрышей «веселого рождества». «Скарроновское начало» повести отнюдь не является результатом «амбиций» Бен: оно не в стилистических приемах и рискованных намеках, как часто подчеркивают исследователи, а в самом эстетическом принципе изображения «праздничного» мира, который вышел из привычной официальной колеи, наполнился весельем, маскарадом, играми, допуская особые формы поведения.

Литература

1. Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики / М. Бахтин. – М.: Худ.лит., 1975.

2. Behn A. The Works / [ed. by M. Summers] / A. Behn. – N. Y.: Blom, 1967. – Vol. 5.

3. Congreve W. Letters and Documents /W. Congreve / [ed. by J. Hodges]. – L., 1964.

4. Hill Ch. Puritanism and Revolution. Studies in Interpretation of the English Revolution of the 17^th Century / Ch. Hill. – L. : Secker and Warburg, 1958.

5. Johnson B. Induction to “Every Man out of His Humour” // Johnson B. The Complete Plays / B. Johnson. – L., N.Y., 1929–1934. – Vol. 1.

6. Paulson R. The Fictions of Satire / R. Paulson. – Baltimore: Hopkins, 1967.