Федосова Е.А.

Иркутский государственный университет, Россия

Общественные дискуссии и языковая политика правительства Японии периода Мэйдзи

Во второй половине XIX в. Япония претерпевала колоссальные политические изменения. В 1868 г. с падением сёгуната Токугава, существовавшего с 1603 г., и восстановлением власти императора закончился период феодальной раздробленности и началась эпоха Мэйдзи – время кардинальных политических, экономических и культурных реформ, открытости Японии.

Кроме прочих задач, новое правительство столкнулось с рядом трудностей в сфере языковой политики. В первую очередь, необходимо было разработать единый стандарт письменного и устного языка для всей Японии. Создание единого языка преследовало следующие цели. Во-первых, это должно было повысить уровень самосознания японцев как единой нации, сформировать их национальную идентичность. Во-вторых, единый языковой стандарт упростил бы коммуникацию между различными регионами империи и, следовательно, способствовал бы экономическому, социальному, культурному развитию государства. Наконец, единый язык облегчил бы распространение грамотности и развитие образования и просвещения.

В правительственных и культурных кругах Японии начались долгие дискуссии о выборе того или иного стандарта. Политические и культурные деятели Японии предлагали разные варианты решения этой проблемы. Первое официальное предложение правительству по реформе языка сделал в 1866 г. переводчик Маэдзима Хисока. Он планировал провести всестороннюю реформу японской азбуки (kana), а также реформировать стиль письма и приблизить его к разговорному языку в рамках зародившегося движения за сближение письменного и разговорного языка (gebun itchi). Он утверждал, что замена иероглифов азбукой ускорит обучение населения грамоте, а также упростит перевод книг, написанных на западных языках.

Ещё одним сторонником языковой реформы был лингвист Юкити Фукудзава. Он считал необходимым распространять западные ценности через книги, написанные доступным для населения языком. Он также предлагал реформу иероглифов – упрощение и сокращение их числа до одной тысячи. Сторонники Юкити Фукудзавы в 1880-х гг. основали различные общества в поддержку языковой реформы, в том числе «Общество каны», выступавшее за полную замену иероглифов японской азбукой, и «Общество латиницы» – за переход на латинский алфавит.

Сторонником радикальной реформы письма был министр образования Мори Аринори. Прожив много лет в Великобритании и США, он считал, что Японии следует перейти на латинский алфавит. Иероглифы, изначально пришедшие в Японию из Китая, министр рассматривал как иностранное заимствование. С помощью латиницы он планировал создать собственно японскую систему письменности. Таким образом, Мори Аринори стремился изъять Японию из её традиционного места в системе китайской цивилизации и переместить её в западную цивилизацию.

Однако в высших культурных и политических кругах существовали и противники языковой реформы – joui. Они выступали за сохранение иероглифов и считали, что их упразднение вызовет трудности в понимании письменного языка, так как слова, одинаковые по звучанию и разные по значению, на письме можно различать только по их иероглифическому написанию. Противники языковой реформы, в том числе Такасуги Синсаку, который в 1852 г. основал школу китайских исследований, выступали за сохранение в Японии традиционных восточноазиатских ценностей посредством изучения буддизма, конфуцианства, через обязательное изучение китайского языка и китайских иероглифов в рамках образовательных программ.

В то время как политики и лингвисты вели дискуссии о едином письменном стандарте, японские писатели делали первые попытки применения разных азбук и стилей письма в своих произведениях. Так, Цубоути Сёё в своём романе «Нравы студентов нашего времени» впервые ввёл в художественную литературу разговорный язык. Работы Цубоути Сёё имели большое влияние на молодых писателей, вдохновляя их применять стиль, близкий к разговорной речи. Одним из таких писателей стал Фтабатэй Симэй. В романе «Плывущее облако» он ввёл новые формы пунктуации, в том числе специальные скобки「」для обозначения диалогов. Язык произведения представлял собой смесь китайского текста, комедийных элементов, заимствованных слов и концепций из западной литературы, а также элементов классической японской литературы.

Очень важными как для эпохи Мэйдзи, так и для современного японского языка были идеи писателя и лингвиста Яно Фумио. В своём трактате «Новая теория стиля и орфографии в Японии» (1886 г.) он предложил использовать на письме стиль ryoubuntai, который предполагал иероглифическое письмо с использованием подстрочной каны – японской азбуки. Таким образом, он планировал использовать иероглифы в качестве письменных знаков, а кану – в качестве фонетических «подсказок». Такой стиль письма активно употребляется уже в современном японском языке.

Но настоящим создателем современного японского языка по праву считается Уэда Кацутоси. Будучи преподавателем в Токийском императорском университете, он читал лекции о необходимости единого национального языка и его роли в формировании японского национального государства. Он добился внесения в университетскую программу обучения дисциплины о национальном языке, а также принял участие в создании в 1902 г. Национального комитета по исследованию языка (Kokugo Chousa Iinkai) – государственного органа, который занимался языковой реформой и языковой политикой [4, с. 71]. Уэда Кацутоси положил начало уже не теоретическим, а практическим усилиям по формированию единого национального языка.

В конце концов, после долгих дискуссий и попыток реформирования письма было принято ключевое для современного японского языка решение о сохранении иероглифов. В докладе правительству в 1905 г. Национальный комитет отверг все предложения по отказу от использования иероглифов. Это, безусловно, сыграло огромную роль в формировании японской национальной идентичности, в сохранении японской культуры и самобытности. Впоследствии японские иероглифы были упорядочены и унифицированы, но все попытки заменить их другими письменными знаками были пресечены в 1930-х гг. японскими националистами.

Что касается устного стандарта, он также вызвал оживленные дискуссии в высших кругах Японии. Различные политические деятели вносили множество предложений, в том числе и радикальных. Так, в 1873 г. Мори Аринори предложил полностью отказаться от японского языка и заменить его английским. Тем не менее, основная дискуссия велась между сторонниками диалектов Киото и Токио. Город Киото долгое время (до 1603 г.) был столицей Японии, а его диалект являлся языком японской элиты. В 1603 г. первый сёгун Токугава перенёс столицу в город Эдо (ныне Токио). Несмотря на то, что диалект Киото ещё считался основным, возрастало влияние языковых стандартов новой столицы. Кроме того, рост и развитие Эдо и приток в столицу людей из различных регионов Японии способствовали тому, что диалект Эдо вобрал в себя черты разных диалектов со всей страны и «объединил» их. В конце концов, сторонники столичного диалекта одержали победу, и в 1905 г. Национальный комитет объявил единым стандартом устного языка диалект Токио – экономического, политического и культурного центра империи.

Однако унификация имела не только положительные стороны. Ее жертвами стали малочисленные коренные народы Японии, такие как айны и окинавцы. Их языки и культуру целенаправленно подавляли и ассимилировали. Так, в 1899 г. специальным декретом айны были объявлены гражданами Японии и были обязаны говорить только на японском языке [1, с. 5]. Такие меры были призваны укрепить имидж Японии как национального государства, а также создать миф о том, что родным языком всех жителей страны является японский язык, и отвергнуть претензии соседних государств на различные части территории Японии. Таким образом, сформировалась идеология монолингвизма, которой правительство Японии придерживалось до начала 1990-х гг. Только в 1997 г., когда коренные народы практически утратили свои языки и обычаи, был принят Акт о поддержке культуры айнов (Ainu Bunka Shinkou Hou), который предполагает преподавание айнского языка в школах и другие действия по распространению айнской культуры [2, с. 47]. Аналогичные меры были приняты по отношению к окинавскому языку.

Так как японское правительство эпохи Мэйдзи придерживалось курса на вестернизацию страны и заимствование западных технологий, ещё одним направлением языковой политики стало распространение английского и других иностранных языков. В 1871 г. изучение английского языка стало обязательной частью школьной программы. В том же году университеты ввели систему вступительных экзаменов, которая проверяла в том числе знание английской грамматики и способности к переводу. Кроме того, Министерство образования отправляло японских студентов за границу в целях обучения. Первая группа студентов отправилась в США в 1871 г. [3, с. 201]. Вернувшись на родину из западных стран, эти студенты преподавали английский язык в университетах, заменив иностранных специалистов. Более того, они переводили труды иностранных ученых по различным научным дисциплинам и преподавали полученные знания студентам.

Таким образом, эпоха Мэйдзи была ключевым периодом в формировании языковой политики Японии и современного японского языка. Правительству удалось укрепить единство японской нации и повысить уровень грамотности, сформировав единый стандарт письменного и устного японского языка и подавляя другие языки и диалекты. Разработки и ключевые решения писателей и политиков эпохи Мэйдзи заложили основы современного японского языка. Кроме того, активное изучение японцами английского языка положило начало современному билингвизму японцев и активным заимствованиям из английского языка.

Литература:

1. Gottlieb N. Language policy in Japan: the challenge of change / Nanette Gottlieb. – Cambridge: Cambridge University Press, 2012.

2. Hatori R. A policy on language education in Japan: beyond nationalism and linguicism / Reiko Hatori // Second Language Studies. – 2005. – Vol. 23. №2. – P. 45-69.

3. Hosoki Y. English language education in Japan: transitions and challenges / Yukiko Hosoki // Kokusai Kankeigaku Bulletin. – 2011. – Vol. 6. №1. – P. 199-215.

4. Triche M. Y. Kokugo and the “nation” in Meiji-era Japan: language standardization, ideology, and national identity : thesis for the degree of master of arts (East Asian languages and cultures) / Martin Y. Triche. – Los Angeles: University of Southern California, 2012.