Токмурзаев Б.С.

Омский Государственный педагогический университет, Россия

Степной край в колонизационной программе Российской империи в XIX в.

Проблема формирования основ аграрной и переселенческой политики, организации переселенческого движения, землевладения и землепользования в южной степной полосе Западной Сибири, исследователи рассматривали, главным образом в ракурсе одного из второстепенных компонентов включения новых окраинных земель в состав российской империи.

Тем не менее, огромное пространство Степного края в XVII веке, и в течении следующих веков российская империя с различной степенью активности и успехами, предпринимало шаги по освоению этих обширных территории окраинных областей, особенно в их границах русской оседлости. Таким образом, важным следует признать факт о том как российские власти были заинтересованные в политическом доминировании в Центральной Азии.

Пик колонизации южной степной полосы Западной Сибири пришелся на окончание первой четверти XVIII в., наглядно продемонстрировал неопределенность и крайнюю осторожность позиции центральной власти в Степном крае и в дальнейшем превратило колонизационный вопрос в предмет несколько активных практических действии, сколько оживленной полемики.

Известно, что заселение окраинного региона в это время, осуществлялось по традиционным лекалам - за счёт военно-служилого элемента, преимущественно лиц казачьего сословия. Соображения защиты южных границ и охраны территорий от набегов кочевников, приводило к постоянному увеличению в крае казачьего войска, достигшего к 1801 г., по утверждению Остафьева 6 000 душ м.п. [1]. Сложившийся перекос в пользу военного контингента, в правящих кругах понимался двояко. С одной стороны, сложившаяся практика являлось удобной и понятной для местного чиновничества, поддерживаемого в отдельные годы генерал-губернаторской властью (Западно-Сибирской до 1882 г., далее Степным генерал-губернатором). Хорошо известно, что вопрос о распространении земледелия в степных областях, привлечение к его развитию коренного населения, не говоря уже о расширении переселенческого движения, вызывал опасения среди высшей бюрократии края. Достаточно вспомнить насколько сдержанными в вопросе аграрного освоения отдельных местностей Западной Сибири, были её высшие «правители» А.О. Дюгамель, Г.Х. Гасфорт и др.. С другой стороны, опыт казачьей колонизации, а также практические меры по ограничению земледелия среди переходящих к оседлому образу жизни кочевников, наглядно демонстрировали бесперспективность подобных действий. Н.Г. Казнаков, в частности, в представлениях по поводу назначения на должность генерал-губернатора Западной Сибири, отмечал, что «положение степных областей требует особого внимания. Со времени принятия киргизами русского подданства, успехи, сделанные ими в гражданственности, ничтожны...Доколе киргизы будут одиноко совершать в пустынных пространствах огромные орбиты своих кочёвок, вдали от русского населения, они останутся верноподданными лишь по названию...Казаки, по малочисленности своей не принесли делу пользы...» [2]. Куда более категоричным в своих оценках казачьей колонизации, оказался войсковой старшина Ф. Усов, обращавший внимание на крайнюю бездеятельность, праздность, апатию и лень станичных жителей: «Нелюбовью к неустанному труду объясняется и не любовь к хлебопашеству» [3].

По мнению генерала И.Ф. Бабкова - председателя ЗСОИРГО, «...подобные переселенцы, обеспеченные на первое время продовольствием от казны, с самого начала приучаются к лености и мало заботятся о хлебопашестве» [1, с. 7]

В практической плоскости, акцент на казачьем заселении казахской степи, принявшим по выражению В.А. Остафьева «искусственно-принудительный» характер [1, с. 7] и вполне удовлетворявшим военным целям, не способствовал экономическому развитию региона. Более того, все усилия сибирской администрации превратить казака в земледельца и хозяина успехом не увенчались. Согласно статистическим сведениям, количество семей, не занимавшихся земледелием, в среднем по Сибирскому Казачьему Войску достигало 30%, а в отдельных станицах 48% [3, с. 7]. Таким образом, становилось ясно, что преобладание казачьего элемента в колонизации степных районов Западной Сибири, не только не способствовало распространению земледелия, но и отрицательным образом воздействовало на культурный облик коренного населения.

Новые принципы государственно-административной политики в отношении степных территорий на восточной окраине империи, обнаруживаются только к середине XIX века, что выразилось в сотрудничестве центральной власти с высшей региональной бюрократией по вопросу о перспективах и способах интеграции коренного населения в состав российского социума. 17 апреля 1852 г. под председательством князя А.И. Чернышёва учреждён II Сибирский комитет, деятельность которого проявлялось в наиболее рельефном сотрудничестве.

Включение в состав созданного учреждения министров императорского двора, внутренних дел, юстиции, финансов, иностранных дел и т.п., придало комитету широкие полномочия и предоставило определённые преимущества в деле реализации государственнического подхода к решению сибирских вопросов, в том числе затрагивающих и колонизацию степных областей Западной Сибири.

Одним из важнейшей задачей II Сибирского комитета являлось стремление выстроить приоритеты в осуществлении окраинной политики. В этой деятельности центральное место занимал вопрос, касающийся «Сибирского учреждения» М.М. Сперанского, и, в частности «Устава об управлении инородцев» [4]. В первой части работы комитета наблюдалось стремление поднять авторитет и значимость высшей губернской аристократии. С этой целью комитет стремился свести к минимуму общение министерств с губернскими учреждениями, минуя собственно генерал-губернаторскую власть. Несмотря на половинчатость многих решений, II Сибирскому комитету удалось расширить круг полномочий генерал-губернаторской власти, значительно сузив поле правомочий местных властей, традиционно саботировавших вопрос о крестьянских переселениях в Степной край и распространении здесь земледельческих практик. В плане систематизации отношений русского и инородческого населения, а также фиксации основ аборигенной политики, в процессе работы II Сибирского комитета, отчётливо наблюдалось стремление не только сохранить, но и активнее реализовывать принципы, провозглашённые М.М. Сперанским. В свете проблемы аграрной колонизации региона, это было чрезвычайно важным, поскольку формы организации управления инородческими улусами, тесно соприкасались с целями и задачами имперской политики на окраинах страны. В результате, в ходе работы II Сибирского комитета, его участникам удалось отстоять генеральное направление «Устава об управлении инородцев», предполагавшего перспективную интеграцию народов Азиатской России в социально-экономическую структуру российского государства. Важным тактическим ориентиром в практическом содействии реализации «Устава» в новых исторических условиях колонизации, стал принцип «соответствия учреждения духу и судьбам народа» [5]. При этом, система управления кочевым и бродячим населением, с одной стороны учитывала особый образ жизни инородцев, с другой - их родоплеменное устройство было приведено в соответствие со схемой крестьянской волостной организации и волостного сельского самоуправления.

Важным фактором, определившим «слом» консервативно-запретительных подходов к аграрной колонизации Степного края во второй половине XIX в. стал рост переселенческого движения и расширение зон русской крестьянской оседлости в регионе. В результате, ориентация на обычно-правовые принципы организации инородческого населения в степных районах, постепенно становились анахронизмом. Сибирь и отдельные её регионы стремительно превращались в край сплошной крестьянской колонизации, а усилившаяся высшая власть получала реальные полномочия для выстраивания принципиально новых подходов к осуществлению имперской политики на окраинах. В формулировании этих подходов, ссылки на неэффективность казачьей колонизации и инородческого землепользования становились важным действующим аргументом. Так, «Временное положение об управлении областями Уральской, Тургайской, Семипалатинской и Оренбургской» от 21 октября 1868 г. оговаривало, что «преобладающий у казахов кочевой быт отрицает всякое понятие о поземельной собственности; земли, занимаемые киргизскими кочевьями, признаются государственными и предоставляются в общественное пользование казахского населения следующим образом: летние кочёвки предоставляются в общественное пользование целого уезда; зимовые стойбища распределяются на специальных съездах; земли, занятые постройками, переходят в наследственное пользование...Переуступка прав пользования казахов русским должна быть засвидетельствована в уездном управлении. В то же время, по усмотрению генерал-губернатора допускается отведение земли для водворения и устройства русских крестьянских поселений: общество обязано отводить особые участки в постоянное пользование людей, желающих заниматься земледелием...» [6].

Генерал-губернатор Н.Г. Казнаков в 1878г. относительно неэффективности казачьей колонизации рассуждал об острой необходимости заселения степных областей русскими крестьянами-переселенцами, которые «...представляют собой единственное средство, способное смягчить нравы кочевого быта, отмеченные печатью невежества, дикости и бедности...[7]. Так, в печатных изданиях того времени автором статьи "Переселенческий вопрос в Западной Сибири" указавшем себя Очевидцем рассказывает следующее - "Первые переселенцы появились в Акмлолинской области при губернаторе Цитовиче и генерал-губернаторе Казнакове, именно в 1876 году. Цитович не был приверженцем заселение степных областей крестьянами, и если допустить переселенцев на киргизские земли, то сделать это в ограниченном размере, так сказать для пробы - именно для испытания, как отношений, которые должны установиться между киргизами и крестьянами, так и того, насколько крестьянское заселение будет полезно будет для края. Заступивший на место Цитовича, губернатор Ливенцев был решительным противником поселения крестьян в области, выходя из точки зрения интересов киргизского населения" [8]. Этот различный взгляд, в воззрениях генерал-губернаторов и местной администрации, по мнению В.Остафьева, загубил и затормозил дело колонизации степи, начатое Казнаковым [1, с.9].. Симптоматично, что именно с 1878 г. начинается и фактическое заселение аграрным элементом земельных пространств Акмолинской области. Здесь было образовано 30 участков, нарезанных для водворения от 40 до 110 душ мужского пола с общим душевым наделом 30 десятин [1, с.12].

В рассуждениях В.Остафьев убеждал, что никто не станет оспаривать, что строй жизни каждого народа прежде всего зависит от природы той местности и страны, в которой он живет, а потому вполне было бы естественно и не лишне прежде, чем решать вопрос о колонизации и о цифровом многоземелий, познакомиться детально с той страной, которую мы желаем заселять и которая для нас terra incognita во всех отношениях [9].

Таким образом, заключительным актом, ознаменовавшим наступление перелома в воззрениях властных структур на перспективы, методы и формы реализации имперской политики в степных районах восточной окраины, стало принятие Переселенческого закона 13 июня 1889 г., сообразно со статьями которого, территория Акмолинской области была окончательна включена в число местностей, куда разрешалось переселение крестьян на свободные участки. Наконец 4 марта 1893 г. учредилась Высочайшая Акмолинская временная межевая партия для приведения в известность земель вдоль линии железной дороги и для образования из свободных казённых земель переселенческих и запасных участков [1, с.7]

В заключении можно сделать вывод о том, что существовавший конфликт между высшей генерал-губернаторской властью в Сибири и местными учреждениями, окончательно не исчез, перейдя в латентную фазу, что в дальнейшем, так или иначе, проявлялось в реализации колонизационной политики в границах Степного края и с середины XIX в., наметилась тенденция к кардинальному пересмотру принципов и форм колонизационной политики властей в отношении Степного края, что объяснялось включением центральных органов управления в обсуждение и решение сибирских вопросов, а также интенсификацией переселенческого движения.

Литература:

1. Остафьев В.А. Колонизация степных областей в связи с вопросом о кочевом хозяйстве. Омск, 1895. С.5

2. Список населенных месть по сведениям за 1876 г. Сост. секр. по стат. Сиб. каз. войска. Усов Ф.Н. - Омск, 1877. стр. LIX.

3. Остафьев В. Колонизация степных областей в связи с вопросом о кочевом хозяйстве. // Записки ЗСОИРГО.-Кн. 18.-Вып. 2.-Омск, 1895

4. Сибирь в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, С. 107-111.

5. Об управлении инородцев: Высочайше утверждённый Устав 22.07.1822 г. // ПСЗРИ. Собр. I. Т. XXXVIII. № 29126. СПб., 1830. С.398

6. Кусайнулы К., Халидулин Г.Х. Социально-экономическая история Казахстана на рубеже XIX - XX вв. Алматы, 2005. С.51.

7. Головачёв П.М. Взаимное влияние русского и инородческого населения Сибири. М., 1902. С.3-6.

8. Очевидец. Переселенческий вопрос в Западной Сибири. // Наблюдатель, М., 1891, №8. С.131

9. Остафьев В. Возможно ли при существующих знаниях и данных о Сибири определять количество свободных, годных и удобных земель для колонизации. // Записки ЗСОИРГО.-Кн. 18.-Вып. 2.-Омск, 1895, 25