История/2 Общая история
К.и.н.
Иванов В.В., Россия
Амурский Гуманитарно-Педагогический Государственный
университет.
Морально-нравственный фактор, как
причина поражения
русских войск в период обороны
Моонзундского
архипелага
осенью 1917 г.
29 сентября (12 октября)
Непосредственно для
высадки десанта были привлечены десятки тральщиков, моторных катеров,
глиссеров. Кроме того, мобилизовано 75 рыболовных траулеров. Впервые в истории
Первой мировой войны Германия сосредоточила такие огромные силы для проведения
десантной операции.
Моонзундская укрепленная позиция
осенью 1917 г.
В период Первой мировой
войны Балтийское море стало самым активных театров военных действий российского
флота. Моонзундский архипелаг активно укреплялся в течение всей войны. Морские
подступы к нему были усиленно минированы. Командование Балтийского флота,
учитывая уроки сражений
К 1917 г. непосредственно
на островах Эзель, Даго, Моон, Вормс было установлено 9 береговых батарей: 8
орудий 305 мм, 5 – 254 мм, 32 – 152 мм, 4 – 130 мм, 8 – 120 мм. На позициях
строились небольшие узкоколейные железные дороги для подвоза боеприпасов,
возводились жилые помещения, устанавливались дизеля, дальномеры, проводилась
телефонная связь, оборудовались укрытия. Противовоздушную оборону Моонзунда
осуществляли 12 зенитных батарей [7, c.12].
Немецкий историк А. фон
Чишвиц, оценивая состояние системы обороны на Моонзундских островах, отмечал:
«В 1917 г. русскими были осуществлены серьезные оборонительные мероприятия…
Главную гордость представляла Церельская батарея, имевшая на своем вооружении
орудия дальнобойностью в 28,8 км…Русские были уверены, что, обладая столь
мощными оборонительными средствами, они будут в состоянии отразить атаки
немцев, особенно после того, как германские суда после прорыва в 1915 г. через Ирбенский
пролив снова были вынуждены уйти из Рижского залива и в 1916 г. ограничивались
только демонстративными действиями» [8, c.12]. Немецкий исследователь,
несомненно, не был информирован об истинном состоянии укреплений на архипелаге.
Ряд артиллерийских
позиций начал оборудоваться весной 1917 г. Вооружение для некоторых из них было
доставлено всего за несколько месяцев до начала боев за архипелаг. Например,
130 мм орудия для батареи № 41, заказанные в Англии, прибыли по месту
назначения в апреле. Несомненно, первоначально темпы возведения укреплений были
достаточно высокими. Тем не менее, оборудовать позиции всем необходимым до
осени 1917 г. не представлялось возможным. Во время строительства многие
материалы завозились несвоевременно. Вследствие февральских революционных
событий процесс возведения фортификационных сооружений первоначально
замедлился, а затем и вовсе прекратился. В этой связи, многие объекты на
артиллерийских позициях не были достроены.
Таким образом, несмотря
на лестные характеристики противника и значительный объем работ по возведению
фортификационных сооружений, осуществленный на Моонзунде в 1916–1917 гг.,
противодесантная оборона архипелага была далеко неидеальна. Основным
препятствием для высадки германских войск продолжали оставаться, главным
образом, минные заграждения. Значительные участки побережья островов, ряд бухт,
удобных для десантирования крупной группировки, были совершенно открыты.
Сухопутная войсковая группировка Моонзундской позиции.
Ядро русской сухопутной
группировки на архипелаге представляла 107-я пехотная дивизия. Она была
рассредоточена по островам. Самый многочисленный контингент дислоцировался на
Эзеле. В его состав входили 425-й Каргопольский пехотный, 426-й Повенецкий и
472-й Мосальский пехотные полки. Кроме того, 427-й Пудожский пехотный полк
дислоцировался на о-ве Даго. Все они были двухбатальонного состава.
Командование соединением осуществлял генерал-лейтенант А.Ю. Иванов.
Кроме пехотных частей, на
Моонзунде дислоцировались: 5 кавалерийских эскадронов, небольшие подразделения
пограничников и саперов. К началу боев за острова русские войска на архипелаге
насчитывали 12 тыс. чел. Они имели 64 полевых орудия, 118 пулеметов [2, c.289]. По другим данным, пулеметов было
140 [6, c.12]. Кроме того, на Эзеле находилось несколько бронеавтомобилей. На
островах так же базировалось 36 гидросамолетов [7, с.12]. На первый взгляд,
войсковая группировка на Моонзунде имела все или почти все необходимое для
длительной обороны. Однако детальный анализ положения на архипелаге демонстрирует
обратное.
Немецкие войска,
готовившиеся к высадке, имели двукратное превосходство в численности,
абсолютное превосходство в авиации. Они немного уступали русским только в
полевой артиллерии. Однако эта разница многократно компенсировалась подавляющей
огневой мощью германской военно-морской эскадры. Немаловажным преимуществом
группировки вторжения была авиация. Несомненно, что Первая мировая война была
дебютом для широкого применения Военно-Воздушных Сил. Немцы, имея трехлетний
боевой опыт, достаточно активно использовали аэропланы для разведки и
бомбардировки вражеских объектов на архипелаге еще до начала операции
«Альбион». Единственным средством противостояния германской авиации были
зенитные батареи. Использование гидросамолетов, как средства противовоздушной
обороны было невозможно. Эти машины по техническим причинам не могли на равных
сражаться немецкими аэропланами. Тем не менее, в боях за Моонзунд германские
ВВС потеряли 5 самолетов [8, c.12].
Несомненным является то
обстоятельство, что главными препятствиями германского флота были минные
заграждения и тяжелые крупнокалиберные орудия противника. Но на весь архипелаг
у русских было только 13 мощных пушек: 8
– 305 мм, 5 – 254 мм. Батареи, имевшие на вооружении орудия меньшего калибра,
могли быть легко подавлены германскими крейсерами и линкорами. Следовательно, сорвать
высадку десанта противника, удержать побережье русские войска не могли ни
физически, ни технически. Подводя результат всему вышеизложенному, автор
приходит к заключению, что удержать архипелаг Моонзунд русские войска были не в
состоянии.
Тем не менее, в период
Первой мировой войны русские войска, оказавшись в более тяжелом положении,
успешно выполняли поставленные боевые задачи. Примеров тому более чем
достаточно: оборона Прасныша, Осовца; бои в окружении в Восточной Пруссии,
Августовских лесах и т.д.
Однако русские войска могли
отступить вглубь островов и, разбившись на небольшие отряды, наносить удары по
группировке вторжения. В этом случае, их главными преимуществами были внезапность,
скоротечный огневой контакт и быстрый отход. Несомненно, что германцы в борьбе
с противником могли широко использовать авиацию и корабельную артиллерию. В
этой связи, многое решали умело маневрирование и маскировка. Следует
согласиться, что важными условиями борьбы подобного рода было наличие надежной
связи с командованием, а также снабжение русских войск на островах всем
необходимым. О поддержке местного населения, естественно думать не приходилось.
Архипелаг было мало населен. Местные жители весьма равнодушно относились, как
русским, так и к немцам. Доставку на острова всего необходимого мог
организовать флот. Германский флот, конечно, мог полностью блокировать острова,
но для этого требовались крупные силы.
Однако насколько могла
продлиться борьба за архипелаг в этих условиях. Приближалась зима. С
замерзанием Финского залива и восточной части Балтики снабжение русских войск
на островах автоматически прекращалось. В этих обстоятельствах, дальнейшее
сопротивление на архипелаге теряло всякий смысл. Русские войска, вернее их
остатки, на Моонзунде были обречены.
Несмотря на серьезное техническое
превосходство противника, отсутствие связи с главным командованием и
бесперебойного снабжения всем необходимым, партизанские методы сопротивления могли
на некоторое время серьезно осложнить действия немецких войск на архипелаге.
В период войны с Японией
1904–1905 гг., используя партизанские приемы борьбы, немногочисленные
формирования русской армии вместе с ополченческими дружинами, в составе которых
были даже бывшие каторжники, на несколько недель сковали действия целой
вражеской дивизии [4, c.3-13]. Однако противостояние такого плана могло иметь место
только при одном условии серьезной мотивации обороняющейся стороны.
Характеризуя боевые
возможности русской войсковой группировки на Моонзунде, следует учитывать, что
указанные соединения были 3-й мобилизационной очереди. Их личный состав
комплектовался из ополченческих дружин, сформированных ранее в Витебской,
Гродненской, Минской, Нижегородской, Рязанской, Калужской, Тверской губерний. Следовательно,
это основное число войсковой группировки на Моонзунде представляли ратники,
призванные из запаса, и новобранцы. Многие были далеко не призывного возраста,
никогда не служили в армии.
Подавляющее большинство рядового
состава ранее не участвовало в сражениях. Исключение составляли несколько
унтер-офицеров, среди которых были и Георгиевские кавалеры. Однако их
присутствие в полках не могло изменить ситуацию к лучшему. Уровень подготовки солдат
находился на крайне низком уровне. Боевая учеба в полках по понятным причинам
не могла быть организована должным образом. Среди офицеров были участники
боевых действий. Однако довести уровень боеготовности вверенных подразделений
они были не в состоянии. Теоретически, реальную силу в них представляли только
полковые комитеты, представлявшие интересы исключительно рядового и
унтер-офицерского состава. Но даже эти выборные органы власти целиком зависели
от «воли масс», устраивавших митинги по любому поводу.
Если к этому добавить последствия
т.н. «демократизации» армии, а так же постоянное влияние большевистской
антивоенной агитации, то морально-нравственное состояние данных соединений
следует оценивать, как неудовлетворительное. Солдаты, призванные из Белоруссии
и центральных губерний России не желали гибнуть на далеком архипелаге,
населенном эстонцами и шведами, исповедовавшими лютеранство. Несомненно, что
среди военнослужащих указанных подразделений были те, кто честно выполнял свой
служебный долг. Бои на архипелаге подтвердили это. Однако небольшие группы
храбрецов не могли изменить положение в полках в лучшую сторону.
Немаловажное значение
имела и такое явление, как шпиономания, широко распространенное в России в
период войны. Многие солдаты были убеждены, что местное население настроено
прогермански и в случае вторжения на архипелаг будет активно помогать
противнику. Несмотря на то, что никакой германской разведывательной сети на
Моонзунде не было и в помине, жители островов относились к русским без
симпатий. Таким образом, 107-я дивизия не могла считаться полноценным
соединением и была не в состоянии выполнять возложенные на них обязанности.
Положение гарнизона острова Эзель 29-30 сентября 1917 г.
Передовой позицией
русских на Эзеле были укрепления, возведенные на мысе Церель, южной оконечности
полуострова Сворбе. Здесь располагались три береговых батареи № 40, 41, 43. Как
уже упоминалось, самой мощной из них была № 43, оснащенная 305 мм орудиями.
Так же, как и в других
частях армии и флота, уровень дисциплины и боевой подготовки на артиллерийских
позициях был крайне низок. Тревожное положение усугублялось не только уже
вышеупомянутыми факторами: антивоенная пропаганда, неуправляемость солдат.
Моонзундский архипелаг часто подвергался налетам германской авиации. Несомненно,
что технические возможности самолетов периода Первой мировой войны были весьма
ограниченными. Тем не менее, 18 сентября 1917 г. очередной удар оказался весьма
успешным. Осколок бомбы пробил дубовую дверь 2-го артиллерийского погреба 43-й
батареи, что привело к пожару и взрыву боеприпасов. Причина катастрофы
оказалась весьма банальна. На батарею не были доставлены заказанные ранее
бронированные стальные двери.
Последствия оказались
тяжелыми. 43-я батарея и 425-й Каргопольский пехотный полк потеряли 120 чел.
убитыми и ранеными. При взрыве погреба погибли полковник К.В. Ломан и
подполковник Маклютин [8, c.12]. Фактически, полк был временно обезглавлен. Получил
тяжелое ранение, но остался в строю, командир 43-й батареи старший лейтенант
Н.А. Бартенев. Таким образом, катастрофа 5 сентября 1917 г. еще больше
подорвала и без того низкое моральное состояние личного состава береговых
батарей и Каргопольского пехотного полка, ранее не участвовавших в боевых
действиях.
29 сентября (12 октября) 1917
г. германский флот и группировка вторжения начали операцию «Альбион». Крупный
немецкий десант, не встретив никакого сопротивления, высадился в бухте Тага-Лахт
на Эзеле. Единственным препятствием для германского флота стали минные
заграждения. Линкоры «Байерн» и «Гроссер Курфюрст» подорвались на минах, но
остались в строю. Жертвой русских минеров стал так же крупный транспорт
«Корсика». Однако к потерям в личном составе десанта это не привело. Немцы
успели снять с подбитого судна солдат, снаряжение, боеприпасы. «Корсику»
отбуксировали на отмель.
45-я батарея,
расположенная на мысе Хундава, и батарея № 46 на мысе Ниннаст открыли огонь по
противнику. По понятным причинам результативность стрельбы 152 мм орудий была
весьма низкой. Немецкие дредноуты, находившиеся вне досягаемости батарей
противника, могли безнаказанно их расстреливать. В течение двух часов русские артиллеристы
вели бой и все же добились попадания в линейный крейсер «Мольтке». Однако это
было их единственной удачей. 45-я и 46-я батареи были достаточно быстро подавлены
огнем немецких линкоров [4, с.111].
В это же время немецкие
корабли вошли в пролив Соэлозунд, который разделял Эзель и Даго. В районе мыса
Тоффри (Даго) их обстреляла 120 мм береговая батарея № 34. В результате,
повреждения получил миноносец А-34. Ответным огнем германские корабли подавили
противника. Однако очень скоро русские возобновили обстрел. Только точный огонь
орудий главного калибра линкоров и крейсеров заставил батарею № 34 окончательно
замолчать. По одним данным, русские артиллеристы оставили позиции и отступили
вглубь острова. По другим, личный состав элементарно разбежался, бросив
батарею. На боевом посту оставался только командир. Немецкий отряд,
высадившийся на Тоффри, не зная истинных причин отступления противника, на
всякий случай вывел из строя орудия батареи № 34. Таким образом, первая фаза
операции по захвату Эзеля прошла в целом успешно для германского флота.
29 сентября на мысе
Памерорт (север Эзеля), не встретив сопротивления, высадился крупный германский
десант, который начал стремительно продвигаться к Ориссарской дамбе,
соединявшей остров с Моон. Создавалась реальная угроза окружения основных сил
107-й пехотной дивизии. В этой связи, командиру дивизии генералу Иванову было
приказано отводить части соединения к Ориссарской позиции. Командующий морскими
силами Рижского залива вице-адмирал К.М. Бахирев так же разрешил контр-адмиралу
Свешникову перевезти свой штаб из Аренсбурга в Гапсаль. Уже 30 сентября он
оставил архипелаг на канонерской лодке «Храбрый». Подобный шаг командующего
Моонзундской позиции, больше похожий на официально разрешенное дезертирство,
объяснялся критической ситуацией на Эзеле.
В это же время с
материка на остров Моон началась
переброска частей 118-й пехотной дивизии. В ее состав входили 470-й Данковский
пехотный, 471-й Козельский пехотный полки. Новым командующим сухопутными
войсками Моонзундской позиции был назначен генерал-лейтенант Н.В. Генрихсон. Личный
состав новых частей не внушал доверия. Так же, как и в полках 107-й дивизии,
подавляющее большинство солдат 118-й дивизии были ополченцами 3-й очереди
мобилизации. Насколько эффективным было влияние антивоенной пропаганды в этих
подразделениях говорил тот факт, что уже 11 сентября 1917 г., т.е. почти за три
недели до немецкого вторжения на Моонзунд, комитет 471-го Козельского полка
заявил о недоверии Временному правительству, призывавшему к «войне до победного
конца».
2 октября 1917 г. в
разгар боев за Моонзунд на архипелаг был направлен 1-й Эстонский стрелковый
полк. Данное подразделение, сформированное весной 1917 г., было полностью
укомплектовано уроженцами Эстляндской губернии. Подавляющее большинство
командного состава представляли офицеры-эстонцы, многие из которых ранее
принимали участие в боевых действиях и удостаивались высоких наград. В отличие
от других частей русской армии, уровень подготовки и дисциплины данного
подразделения был достаточно высок. На первый взгляд, солдаты и офицеры, даже
под влиянием антивоенной пропаганды, были прекрасно мотивированы, чтобы
сражаться с немцами. Впервые в ходе Первой мировой войны германские войска
вторглись непосредственно на эстонскую землю.
Безусловно, участие 1-го
Эстонского полка в сражении за Моонзунд
не могло переломить ситуацию в пользу обороняющейся стороны. Одно
подразделение, даже очень хорошо подготовленное, было способно только задержать
продвижение германцев на некоторое время. Таким образом, несмотря на прибытие
подкреплений, гарнизон архипелага был обречен.
Трагедия защитников мыса Церель.
1 октября 1917 г. немецкий
флот начал операцию в Ирбенском проливе. Сопротивление противнику оказала
только батарея № 43. Накануне командиру батареи старшему лейтенанту Н.А.
Бартеневу и председателю комитета Савкину с большим трудом удалось убедить
часть своих подчиненных занять боевые посты. Многие артиллеристы либо проигнорировали
приказы командования, либо ушли в Менто, где располагался штаб Сворбского
участка обороны. Личный состав батарей № 40, № 41, за исключением некоторых
матросов и офицеров, отказался от участия в бою. Их примеру последовали и
расчеты зенитных орудий.
В 16.40. орудия 43-й
открыли огонь по тральщикам противника. На точность стрельбы батареи влиял
ограниченный сектор обстрела. Из-за измены личного состава соседних
артиллерийских позиций, немецкие корабли могли беспрепятственно обстреливать
Церель с обоих флангов. Отсутствие противовоздушного прикрытия позволяло
германской авиации наносить бомбовые удары по Церелю. Кроме того, работу расчетов
осложняла острая нехватка личного состава. По уставу одно орудие должны были
обслуживать 120 чел. В реальности, один батареец, выразивший согласие
участвовать в бою, выполнял работу 3-4 сослуживцев, покинувших боевые посты.
Тем не менее,
артиллеристы 43-й вели огонь по тральщикам, проделывавшим проходы в минных
заграждениях. Спустя некоторое время, им пришлось сражаться уже с немецкими
дредноутами «Кениг Альберт», «Кайзер» и «Кайзерин». В ходе боя Церель подвергся
сильному обстрелу вражеских линкоров, два орудия были выведены из строя. Во
время вражеского обстрела часть расчетов самовольно оставила позиции. Следует учесть,
что за исключением старшего лейтенанта Бартенева, ранее служившего на крейсере
«Рюрик», линкоре «Слава» и принимавшего участие в сражениях, для всего личного
состава батареи это был первый бой. Солдаты и матросы элементарно
психологически не выдержали огня орудий главного калибра немецких дредноутов. Офицерам
и матросам, честно выполнявшим свой долг, приходилось уговорами и силой возвращать
сослуживцев к орудиям.
Старший лейтенант Н.А.
Бартенев вспоминал: «Для меня бегство команды явилось неожиданностью, т.к.
стрельба неприятеля была скверна, наша же команда была обстреляна предыдущим
частым бомбометанием. Председатель комитета бат. 43 минер Савкин, бывший на
маяке у меня телефонистом, был в ярости от поведения команды и требовал всех
беглецов расстрелять, прочие же были подавлены и возмущены этим. В
сопровождении Савкина я отправился на батарею. По дороге я встретил несколько
пьяных с 44-й бат., которые во время боя, когда их прочая команда была на 44-й
бат., напились денатурату. Дальше матрос 44-й бат., Кулай, привел ко мне
нескольких беглецов с 43-й бат., которых он поймал у кордона, за проволочным
заграждением» [9, c.335].
Несмотря на проблемы с
ведением огня, русским удалось добиться попадания в линкор «Кайзерин». Это
привело к отходу немецких кораблей. Тем не менее, первый бой только ускорил
общую деморализацию на позициях. Артиллеристы массово покидали 43-ю батарею,
пытались увлечь за собой офицеров. Н.А. Бартенев вспоминал: «По приходе на
батарею я сказал речь команде, собравшейся у Центрального поста,
соответствующую обстановке. Так как у орудий, у погребов и у приборов были еще
работы, то я приказал устроить в казарме общее собрание. На батарее я встретил
полную растерянность. Офицеры подавлены всем случившимся. Команда перепугана и
пристыжена, многие возмущены всем случившемся. Прапорщик Родионов, видимо,
перепуган» [9, с.335].
Серьезной проблемой для
артиллеристов 43-й батареи стала перспектива вражеского удара с тыла. Орудия и
без того имевшие весьма ограниченный сектор обстрела. Следовательно, они могли
стрелять только по кораблям противника. Развернуть пушки, чтобы вести огонь
вглубь полуострова, было невозможно. В соответствии с общим планом обороны Сворбе
береговые батареи должны были прикрывать части 425-го Каргопольского пехотного полка.
Учитывая, что высадка немецких войск в Тага-Лахт прошла успешно, их появление в
южной части Эзеля была вопросом времени.
1 октября в Менто прибыли
немецкие парламентеры. Они предложили личному составу 107-й дивизии и береговых
батарей сложить оружие. Гарантируя безопасность и хорошее обращение, германские
представители требовали сохранить в неприкосновенности всю материальную часть
укреплений полуострова. Прибытие парламентеров только ухудшило и без того
тяжелую ситуацию в русских войсках.
Начальник Сворбского
участка оборона капитан 2 ранга фон М.Г. Кнюпфер вступил в переговоры с
противником. Впоследствии некоторые исследователи обвиняли его чуть ли не в
предательстве. По мнению автора, это весьма некорректная точка зрения. Начальник
Сворбского участка оказался, практически, в безвыходном положении. Еще до
начала операции «Альбион» он не контролировал вверенные подразделения.
Независимо от боевой ситуации, личный состав Каргопольского полка и батарей на
Сворбе не желал сражаться. Начальник Моонзундской позиции контр-адмирал
Свешников, фактически, устранился от командования. В этой обстановке в Менто
прибыли германские парламентеры, заявившие о полном захвате Эзеля.
Можно обвинять фон
Кнюпфера в соглашательстве, малодушии, но необходимо определиться, что он мог
предпринять и на кого рассчитывать в критической обстановке? Каргопольский
пехотный полк и основной личный состав береговых батарей ему, практически, не
подчинялся. Небольшая группа артиллеристов и офицеров под командованием Н.А.
Бартенева выполняла свой долг до конца, но 43-я батарея была не в состоянии
удерживать занимаемые рубежи длительное время. Могла ли храбрость горстки
патриотов кардинально изменить ситуацию на Сворбе? Положение позиций на Цереле
облегчил бы быстрый приход русской эскадры. Но надолго ли?
Капитан 2 ранга фон
Кнюпфер – опытный военный, участник Цусимского сражения, не мог не понимать,
что Церель обречен. Подход подразделений вражеского десанта на Сворбе ожидался
в самое ближайшее время. Присутствие противника демонстрировали не только
прибывшие немецкие парламентеры, которые вели себя весьма уверенно. Над Менто
периодически барражировали немецкие аэропланы. Их присутствие только усугубляло
деморализацию и без того разложенного гарнизона. Чтобы избежать даже случайного
артобстрела или бомбардировки солдаты подняли над штабом белый флаг. В этой
связи, фон Кнюпфер принял решение – привести в негодность орудия и все объекты
43-й батареи. Об этом он сообщил Бартеневу. В сложившейся ситуации это был
единственный выход сохранить честь воина.
Положение на позициях
Цереля было безнадежным. Бартенев вспоминал, что после боя с линкорами
противника, пресечь деморализацию батарейцев было невозможно: «Войдя в
канцелярию, я нашел там вооруженную толпу, среди коих было много стариков. Один
из них обратился ко мне, заикаясь: «Г. лейтенант, мы не можем больше сражаться.
Надо сдаваться. Дальше сопротивляться бесполезно». Вглядевшись в эту толпу, я
увидел звероподобно-бессмысленные рожи, совершенно отупевшие от страха и
окончательно деморализованные. Их было человек 30. Уговаривать их и даже
пытаться на них воздействовать было бесполезно. Взвесив это, я, видя смущенное
молчание комитета, ответил им только: «Убирайтесь вон, разговаривать с вами не
желаю». Столь неожиданное и резкое проявление пораженческого настроения ясно
показало, что не только нельзя рассчитывать на образумление беглецов и их
использование при вероятном появлении на другой день неприятеля, но
необходимость всячески оберегать и остальных от разложения» [9, с.335].
Уход, фактически, всего
личного состава батареи с позиций полностью исключал способность дальнейшего
сопротивления. Бартенев вспоминал: «С маяка сигнальщик Весельский сообщал, что
простоял на посту более 8 часов; никто не сменяет, т.к. все сигнальщики Службы
связи ушли, другие же не хотят. Его я уговаривал остаться. С других батарей
команда тоже уходила. С 43-й ушли обе смены. Бедлам полный» [9, с.336]
О тяжелом положении
гарнизона Сворбе было доложено в Кронштадт. 1 октября в радиограмме, принятой Центробалтом
с Цереля, сообщалось: «…Товарищи, не устоять. Необходима помощь к утру» [3, c.115]. Второе послание прямо
подчеркивало: «Положение Цереля критическое, ждем немедленной помощи, приход
флота к утру может спасти положение» [3, с.115]. Сообщения подтверждались
данными авиаразведки.
В этой ситуации Бартенев и его товарищи
согласились с мнением Кнюпфера вывести из строя объекты батареи. Артиллеристы,
извещенные об условиях, выдвинутых немцами, оставляя позиции, силой уводили с
собой офицеров. 2 октября при появлении германского аэроплана зенитчики 44-й
батареи все же открыли по нему огонь. Артиллеристы 43-й потребовали немедленно
прекратить обстрел. Бартенев вспоминал: «В команде была тенденция не позволять
даже уничтожать, чтобы не вызвать стрельбы немцев и не раздражать их, т.к. те
требовали сдачи им всего в исправности, иначе-де они нас накажут…Последние переговоры
с командой вели мичман Поликарпов и Гончаревский. Команда согласилась, что
когда она сядет в Менто на транспорт и баржу, то разрешит офицерам уничтожить
батарею. Мне было передано, что команда решила окончательно уходить» [9, с.336].
2 октября к Сворбе
подошел отряд русских кораблей во главе с линкором «Гражданин». Вместе с ним
прибыли эсминцы «Стерегущий», «Туркменец Ставропольский», «Амурец»; транспорты
«Либава» и «Циммерман». Русские корабли имели приказ уничтожить укрепления на
Цереле и вывезти личный состав. В первую очередь, это касалось батареи № 43. Оставить
столь ценный объект противнику было недопустимым. Выполняя распоряжение
вице-адмирала Бахирева, линкор открыл огонь по Церелю. Однако стрельба велась в
вечернее время и без корректировки. По признанию Бартенева: «Все пространство
от мызы Церель до батареи было покрыто воронками от снарядов, но на самой
батарее не видно следов попаданий, ни немцев, ни «Гражданина». Орудия, погреба
и все сооружения – в исправности» [9, с.336].
Прекратив обстрел Цереля,
эсминцы и транспорты приступили к эвакуации гарнизона Сворбе. Экипажи,
извещенные о реальных причинах сдачи позиций противнику, весьма негативно
отнеслись к солдатам 107-й пехотной дивизии, стремившимся любой ценой добраться
до кораблей. А. Бекман, принимавший участие в походе на линкоре «Гражданин»,
вспоминал: «…Кругом на шлюпках и плотах, мелких суденышках и размахивают
шапками люди. «Гражданин» продолжает идти – людей подбирают идущие следом
эсминцы…Темнело, в жарких отсветах зарево Цереля на воде виднелись спасавшиеся
на лодках и плотах люди. Нескольких человек вытащили на палубу «Гражданина». Их
отвели вниз. Никто не жалел их, и наслушались они немало слов, полных
презрения» [9, с.339]. Всего на кораблях в Рогокюль было эвакуировано полторы
тысячи человек [1, с.25].
По свидетельству Бекмана:
«С сопровождавших «Гражданин» эсминцев передали: спасенные офицеры сообщают,
что батарея на Цереле была уничтожена. На «Гражданине сыграли дробь, и линкор
повернул на обратный путь, но луч прожектора нащупал распластанную на доске
фигуру человека. Его подняли на палубу. Спасенный оказался мичманом из
орудийной батареи. Опрошенный, он утверждал, что все орудия батареи были целы» [9,
c.339].
Старший лейтенант
Бартенев; мичманы Лярош, Поликарпов, Гончаревский; матросы Савкин, Кулай,
Журавлев приступили ликвидации 43-й
батареи. Выполнить задуманное было крайне сложно. Расстрелять из орудий весь
боезапас из-за отсутствия личного состава было невозможно. Подорвать пушки
также не удалось, вследствие неисправности гальванических запалов. Тем не
менее, в результате многократных усилий группе Бартенева все же удалось
уничтожить все артпогреба и дизели, жилые помещения, серьезно повредить орудия.
Артиллеристам, рискуя жизнью, приходилось неоднократно возвращаться на позиции,
чтобы проверить результативность своих действий. Как показали последующие
события, действия Бартенева и его сослуживцев были весьма своевременными. Во
второй половине 2 октября германские части заняли Менто. Однако планам
противника на использование 43-й батареи Цереля не было суждено осуществиться.
Ревельский ударный «батальон смерти».
После успешной высадки германского
десанта и капитуляции основного состава 107-й пехотной дивизии важное значение
для немцев имел захват Ориссарской дамбы. Она представляла собой каменную
коммуникацию (протяженность 3,5 км., ширина 3-4 м.), связывавшую острова Эзель
и Моон. В боях на Ориссарской дамбе отличились солдаты и офицеры Ревельского
ударного батальона («батальон смерти») под капитана 2 ранга П.И. Шишко.
Данное подразделение было
сформировано летом 1917 г. из добровольцев. В некоторых исследованиях его
называли морским батальоном. Это объяснялось тем, что основной состав
представляли матросы из экипажей крейсеров «Адмирал Макаров», «Баян»,
«Богатырь», «Диана», ремонтировавшихся в Ревеле. Кроме того, в состав нового
подразделения вошли моряки из гарнизона Ревельской морской крепости, а также
учебных команд. Общая численность данного подразделения достигала 600 чел. [8, c.12].
Ревельский ударный
батальон принял участие в боях под Ригой в августе 1917 г. 30 сентября на
транспортах «Буки» и «Анна» его переправили на остров Моон. В этом сражении
погиб первый командир подразделения штабс-капитан Егоров. После прибытия на
архипелаг основной задачей Ревельского ударного батальона стало выдвинуться к
Ориссарской дамбе и занять активную оборону.
Дамба, соединявшая Эзель
и Моон, являлась важным стратегическим объектом. Этот участок должны были
защищать 470-й Данковский пехотный и 471-й Козельский пехотный полки 118-й
дивизии. Однако к моменту прибытия «ударников» эти подразделения были
совершенно небоеспособны и фактически оставили свои позиции. Командование с
трудом удерживало часть солдат от массового дезертирства. По пути следования к
месту назначения батальон «смерти» постоянно встречал группы деморализованных
солдат. Разведчики, проникшие на Эзель, обнаружили так же 5 брошенных орудий,
снаряжение, оружие и даже исправный броневик. Вице-адмирал М.К. Бахирев в
Отчете о действиях Морских сил Рижского залива 29 сентября–7 октября 1917 г.
признавал: «Оборона дамбы легла исключительно на десант, так как приходившие роты
Данковского полка при первых выстрелах противника уходили обратно, оставляя
все» [8, c.12].
Капитан 2 ранга П.О. Шишко,
получив согласие комиссара Центробалта А.И. Тупикова, приказал разоружать
дезертиров, отнимать у них повозки и лошадей. Это позволило существенно
повысить огневую мощь батальона. В ночь с 2 на 3 октября команда
разведчиков-«ударников» вручную эвакуировала орудия, оставленные
артиллеристами. Их установили в районе д. Роотсифер и использовали для огневой
поддержки. Брошенный бронеавтомобиль оборудовали, как заграждение непосредственно
на дамбе.
3 октября Ревельский батальон
вступил в бой с противником. Вместе с «ударниками» сражался маленький отряд
матросов-добровольцев с линкора «Слава» и полурота из состава Пудожского пехотного
полка. Кроме того, к «ударникам» присоединилась пулеметная команда из состава
Мосальского пехотного полка. Первоначально Ревельский батальон предпринял
попытку пробиться на Эзель и выполнить первоначальную задачу: закрепиться и комбинированным
ударом пресечь прорыв немцев к Ориссарской дамбе.
«Ударники» столкнулись с
упорным сопротивлением противника. Кроме того, русские постоянно подвергались
сильному обстрелу не только полевой, но и корабельной артиллерии немцев. Позже
рубежи Ревельского батальона бомбардировали немецкие гидросамолеты. Тем не
менее, боевую задачу «ударники» выполнили. Упорство и мужество русских моряков
признал противник. Немецкие военные отмечали: «Русские стремились во что бы то
ни стало проложить себе дорогу через дамбу…И без того тяжелое положение
осложнялось все больше по мере того, как противник подходил все ближе и ближе,
ведя одновременно наступление с о. Моон через дамбу в тыл отряду Винтерфельда
(2-й самокатный батальон, пулеметчики 18-й штурмовой роты). Пуская в ход ручные
гранаты, все же удавалось отбивать противника, правда с самых близких
дистанций…Когда еще в довершение всего начал чувствоваться недостаток в
патронах, кап. Фон Винтерфельд был вынужден принять тягостное решение очистить
предмостную позицию» [8, c.12].
В последующие два дня
батальон вел упорные бои за дамбу. «Ударники» не могли оборудовать полевые
укрепления. Положение русских усугублялось огневым превосходством противника. Германские
эсминцы, воспользовавшись отсутствием русских кораблей, в течение 3-4 октября беспрепятственно
вели огонь по позициям Ревельского батальона. Позже командование «ударников»
связалось с батареями № 32 и 36, находившимися на Моон. Они имели на вооружении
тяжелые 254 мм орудия и оказали большую помощь батальону. Для управления огнем
данных батарей прямо на дамбе был сооружен пункт корректировки. В результате, в
течение двух суток артиллеристы батарей № 32 и 36 весьма эффективно
поддерживали Ревельский ударный батальон.
Действия «ударников»
осложнялись отсутствием всякой поддержки флота, а иногда и прямым саботажем со
стороны солдат Данковского и Козельского полков. В данной ситуации речь шла не
только о распространении капитулянтских настроений. Деморализованные данковцы и
козельцы неоднократно предпринимали попытки разоружить командный состав
«ударников». Офицерам батальона приходилось применять оружие против дезертиров,
пытавшихся заставить их сложить оружие.
В ночь с 4 на 5 октября,
Ревельский ударный батальон, выполняя приказ командования, оставил Ориссарскую
дамбу и отступил на Моон. Перед отходом команда подрывников произвела серию
взрывов на дамбе, чтобы исключить быстрое продвижение противника. Новые позиции
«ударников» находились в районе деревень Мыза, Кюля и Тупернуме. Здесь так же
располагались остатки Данковского и Козельского пехотных полков. Кроме того, к
этому времени на Моон прибыли два батальона 1-го Эстонского полка.
В течение 5 октября
Ревельский ударный батальон сдерживал атаки немецкого авангарда, наступавшего
по Ориссарской дамбе. К этому времени положение русских войск стало
катастрофическим. Подразделения 118-й дивизии были полностью разложены. 2-й
батальон Козельского полка в полном составе сдался в плен немцам. Несколько
офицеров покончили с собой.
Командование сухопутных
войск, рассчитывавшее на помощь флота, приняло решение эвакуировать вверенные
части на материк. Был отдан приказ уничтожить обозы, вывести из строя пулеметы.
6 октября для эвакуации русских войск на Моон прибыли тральщики «Минреп»,
«Ударник», «Капсюль». Они доставили приказ капитану 2 ранга Шишко – оставить
позиции. Посадку на корабли пришлось осуществлять при помощи шлюпок. Корабли не
могли подойти близко к берегу из-за сильного артобстрела. Эвакуацию прикрывали
эсминцы «Генерал Кондратенко» и «Пограничннк». Несмотря на приказ, Ревельский
ударный батальон некоторое время продолжал сдерживать продвижение немцев. Около
трети подразделения погибло в боях. «Ударники» последними покинули позиции на
Моон. Шишко отказался оставить рубеж обороны до тех пор, пока все его
подчиненные не будут эвакуированы. В результате, будучи тяжело раненым,
командир Ревельского ударного батальона был взят в плен. Всего из состава
«батальона смерти» корабли Балтфлота вывезли 20 офицеров и около 400 солдат и
унтер-офицеров [8, c.12].
К концу первой декады
октября основная фаза операции «Альбион» была завершена. Подводя ее итоги,
следует признать, что с первого дня высадки немецкого десанта на Эзеле
сопротивление противнику приобрело очаговый характер. В плен немцам сдалось 20130
чел. [5, c.324-325]. Трофеи так же оказались весьма внушительными. Германцы
захватили 140 орудий, 130 пулеметов, 15 минометов, 2 бронеавтомобиля, 10
аэропланов [8, c.12].
Главным фактором
сопротивления противнику, имевшему численное и техническое превосходство, стал
моральный дух в войсковых подразделениях. Это было неудивительно. Деградация
командования, фактическое устранение ряда старших и высших офицеров от
выполнения своих непосредственных обязанностей объяснялось не только
восьмимесячной «демократизацией» армии, полным обезличиванием роли офицерства. Несмотря
на это, целые подразделения и отдельные группы русских солдат, матросов и
офицеров оказали героическое сопротивление противнику. Однако мужество и
верность присяге немногих не изменить почти безнадежное положение Моонзунда.
Литература:
1. Бунич И.Л. Последний бой под
Андреевским флагом./ И.Л. Бунич// Гангут. Вып.21. Сб. ст. – СПб.: ЛЕНКО, Изд-во
«Гангут», 1999. С.16-29.
2. Золотарев В.А. Козлов И.А. Шломин
В.С. История флота государства Российского. В 2 т. Т.1./ В.А. Золотарев И.А.
Козлов В.С. Шломин – М.: Терра, 1996. –
528 с.
3. Зонин С.А. Адмирал Л.М. Галлер:
жизнь и флотоводческая деятельность.
/С.А. Зонин. – М.: Воениздат, 1991. –
415 с.
4. Иванов В.В. Действия ополченческих
формирований Дальнего Востока России в период русско-японской войны 1904–1905
гг./В.В. Иванов//«Научное пространство Европы». Вып. 10. История. Философия.
Материалы XI Международной научно-практической конференции, (Пшемысль, 7-15 апреля
5. Керсновский А.А. История русской
армии в 4-х томах. Т.4. – М.: Голос, 1994. – 368 с.
6. Козлов Д.Ю. Стратегическое затишье.
Некоторые подробности кампании 1916 года на Балтийском море./ Д.Ю. Козлов //Военно-исторический
журнал. 2009. № 9. С.3-8.
7. Косинский А.М. Моонзундская операция
Балтийского флота 1917 года./ А.М. Косинский//Гангут. Вып.5. Сб. ст. – СПб.:
ЛЕНКО, Изд-во «Гангут», 1993. С.88-106.
8. Олейников А.В. Кампания 1917 г. на
русском фронте Первой мировой войны./ А.В. Олейников.// Военно-исторический
журнал. 2017. № 2. С.4-15.
9. 1917. Разложение армии. /Авт-сост.
В.Л. Гончаров. – М.: Вече, 2010. – 496 с.