Калиберда Н.В.

Днипровский национальный университет им. Олеся Гончара, Украина

Возвращение Ричардсона. Литературоведы о творчестве «Шекспира прозы»

80-е годы XX ст. завершаются приметным событием в истории английской культуры: трёхсотлетний юбилей великого Ричардсона неожиданно станет переломной вехой восприятия наследия писателя. Предвзятое, снисходительно покровительственное отношение к издателю, печатнику, романисту XVIII века академической критики – о чём десятилетием ранее напоминал Марк Кинкид-Уикс [4, p. viii], – сменится всплеском интереса авангардных литературоведческих школ психоанализа, феминизма, семиотики, неомарксизма, герменевтики, теории читательского отклика, критики культуры к творчеству «Шекспира прозы», запечатлевшего в своих текстах черты нарождающейся модерности [4, p. 3].

Редакторы памятного сборника «Samuel Richardson: Tercentenary Essays» (1989) Маргарет Дуди и Питер Сэйбор одними из первых почувствовали изменившиеся научные обстоятельства, и в вводных заметках свежо и обстоятельно «выписали» картины прошлого, воссоздали образ незаурядного человека, не только органично слившегося с эпохой, но и завоевавшего у современников репутацию моралиста, литератора, наделённого неистовым воображением и даром знатока тайников души влюблённых («the Master of the Heart»). Для Маргарет Дуди и Питера Сэйбора дата рождения Сэмюэла Ричардсона, июль 1689 года (её, по утверждению биографов, Ричардсон подарит любимой героине Клариссе Гарлоу), окажется пророческой [6, p. 1]. Так, поворотные моменты в его дальнейшей жизни будут нести печать перманентных импульсов обновления, как бы санкционированного Славной Английской революцией, свершившейся годом ранее (1688). Бурная эпоха становления британской государственности во многом определит упорный, свободолюбивый характер уже в молодые годы снискавшего известность лондонского предпринимателя, редактора, книгопродавца, спустя время покорившего европейский литературный Олимп.

Стихия перемен станет фоном изменчивой судьбы Ричардсона: непрекращающиеся колониальные войны, противостояние Франции в Европе и на других континентах, политическое соперничество вигов, десятилетиями находившихся у власти, и тори, создавших действенную оппозицию, череда тревожных якобитских восстаний (1715, 1745 гг.). Однако резонансные потрясения не остановят движение Англии к процветанию, также твёрдо, последовательно преодолеет трудности Ричардсон и, несмотря на трагические утраты, болезнь, иногда непонимание, достигнет заслуженной славы.

Миф об осторожности, выверенности принятия решений и поступков рассудительным буржуа Ричардсоном впоследствии развеют поздние биографы. Ричардсон не только не скрывает свои симпатии к оппозиции, но и издаёт сатирико-критические памфлеты, трактаты, выпускает знаменитую газету герцога Уортона «Истинный британец» («The True Briton»), лично сочиняет один из номеров, поручается за арестованного книготорговца Томаса Пэйна, близкого кругам тори, и вновь в 1724 году приходит на помощь Пэйну, когда его приговаривают к тюремному заключению. Участвует Ричардсон и в публикации торийского журнала-еженедельника «Mist’s Weekly Journal», и, по словам его друга, не ищет взамен покровительства, благодарности, тем болем, от ганноверцев или влиятельных вигов [6, p. 2].

Джоселин Харрис права, утверждая, что стойкий политический фермент, окрасивший мышление британцев, начиная с религиозной вольницы гражданской войны прошлого столетия, пропитывает тексты Ричардсона [3, p. 1]. Симпатии автора к радикальным идеям разрушения сословных границ, необходимость образования, реформ и защиты гражданских свобод, гарантированных Славной революцией 1688 года, присутствуют в его книгах и, следуя проницательному наблюдению Маргарет Дуди и Питера Сэйбора, политические предпочтения Ричардсона разделяют центральные герои его великих романов. Персонажи Ричардсона причастны к конфликтам среды и мира, в котором обитают. Они ощущают противостояние нового и старого, консервативного в морали, реагируют на «рассогласованность» позиции вигов и тори, живут помыслами о свободе, ограничиваемой сословными предрассудками, оказываются втянутыми в бытийные коллизии между мужчинами и женщинами, интеллектуалами и властью, теми, кто устремлён в будущее (Modern), и другими, почитающими традицию (Ancient) [3, p. 2].

Годы ученичества, интерес к профессии, удачные браки, деловитость, растущий авторитет, друзья, ценившие мужество поступков и взглядов теперь уже одного из лучших и состоятельных лондонских издателей, незаметно приведут Ричардсона к овладению писательским ремеслом [2; 3]

В 2012 году один из наиболее влиятельных специалистов по английской литературной истории XVIII ст. Томас Кеймер выделит имена критиков и упомянет те научные тексты, где, по его убеждению, совершится революционный переворот во взглядах на Ричардсона и его литературное наследие. В этом ряду он назовёт Маргарет Дуди (1996), Джоселин Харрис (1987), Джеймса Тернера (1994), Питера Сэйбора (2004) .

Литература:

1. Doody M. Samuel Richardson: Fiction and Knowledge / M. Doody // The Cambridge Companion to the Eighteenth-Century Novel / [ed. by J. Richetti]. – Cambridge: Cambridge University Press, 1996. – P. 90–119.

2. Eagleton T. The English Novel: an Introduction / T. Eagleton. – Blackwell Publishing, 2005. – P. 53–78.

3. Harris J. Samuel Richardson / J. Harris. – Cambridge: Cambridge University Press, 1987. – 181 p.

4. Kinkead-Weeks M. Samuel Richardson. Dramatic Novelist / M. Kinkead-Weeks. – N.Y.: Cornell University Press, 1973. – 506 p.

5. Samuel Richardson in Context / [ed. by Peter Sabor, Betty A. Schellenberg]. – Cambridge: Cambridge University Press, 2017. – 388 p.

6. Samuel Richardson. Tercentenary essays / [ed. by M. Doody, P. Sabor]. – Сambridge: Cambridge University Press, 1989. – 306 p.